– Понятно. «Если на клетке слона написано «буйвол», не верь глазам своим».
– Должны ли мы верить своим глазам, если видим волка в овечьей шкуре?
Виктор развел руками:
– Вам виднее.
– Это подтверждено огромным опытом. Но! Не у каждого есть видеотелефон к банку информации, только у полиции. Во избежание инцидентов всегда ходите с сопровождающим. Сейчас, к сожалению, между нашими империями плохие отношения, и вы можете столкнуться с непониманием. Если же все-таки окажетесь один – ищите официальных лиц, хотя бы трамвайных кондукторов, они все осведомители. Еще вам необходимо носить на одежде вот это. – Дитрих достал две красные картонки с булавкой, на которой был изображен орел со свастикой и написано готикой «Ehrengast». – Как это у вас называют по-русски?
– По-русски это вообще не называют, это бейдж.
– Бейдж почетного гостя великого рейха. Чтобы не показывать пропуск каждому встречному. Статус почетного гостя дает вам право говорить не на немецком языке, не приветствовать членов партии и не отвечать на партийное приветствие. И вообще вести себя как иностранец.
– Можно даже «ку» не делать?
– Я не знаю, что такое «делать «ку». Видимо, в МГБ что-то напутали при вашем инструктаже.
Значит, контактер не знает про «Кин-дза-дза» или этот немец опять темнит.
– А у меня вообще не было инструктажа. Сказали, что у вас все расскажут.
Пусть побольше объяснит. Может, что и выловится.
– Конечно, расскажут. Да, и еще на случай, если потеряетесь, и на разные мелкие расходы. – И Дитрих протянул Виктору пачку рейхсмарок.
– Спасибо, у меня есть.
– Виктор, вы аскетичны, как герой Древней Спарты, но в рейхе личных денег не бывает слишком много. Это не СССР. Берите, берите.
– Спасибо. Где расписываться?
– К чему эти мелкие торгашеские расчеты? У нас с вами отношения на доверии.
И Альтеншлоссер повернул ключ зажигания. В этот момент Виктор понял, что путь обратно уже отрезан – по крайней мере, до выполнения задания.
Красный «фиат» легко вилял по изгибам асфальтированной лесной дороги. «И тут они все-таки по автодорогам обгоняют», – подумал Виктор.
Возле приемника торчало какой-то устройство с широкой щелью. Дитрих, не отрываясь взглядом от дороги, порылся правой рукой в бардачке, вытащил оттуда квадратную кассету толщиной с бутерброд и сунул в щель. Послышались звуки фокстрота с длинным названием «Auf dem dach der welt da steht ein Storchennest»[19] – Виктор вспомнил, что похожая музыка звучала в фильме «Смелые люди», в сцене со связной-цветочницей возле кинотеатра.
– Люблю музыку моей молодости, – признался Дитрих. – А вы, Виктор?
– Я тоже. «Этот День Победы порохом пропах…»[20]
– Да… Во сколько жертв обошелся нашим народам этот День Победы в вашей реальности? Как видите, могло быть иначе. В сорок первом осенью меня призвали. Прослужил в танковых во Франции. Осваивали матчасть трофейных «Сомуа». Виноградники на склонах, изумительные вина, горячие упругие подружки. Потом прокатились на юг. Никаких жертв, никто из местных там уже не хотел воевать. По-мальчишески завидовали тем, кто дерется в полках Роммеля. Познакомился с одной местной девчонкой, повеселились мы с ней, а потом она возьми и предложи мне подсыпать яд на офицерской кухне. Сыграл я перед ней такого простачка, а через нее удалось выйти на террористическую группу. Тут мне и предложили служить по другому ведомству. А вы не меняли круто судьбу из-за женщины?
– Нет. А что с ней потом было?
– С кем?
– Ну что подсыпать яд предлагала?
– А что в Союзе делают за попытку массового отравления в условиях военного времени? Фюрер как-то признался, что ненавидит шпионок за то, что они ложатся в постель ради задания и губят мужчин.
– Надеюсь, он сказал это не на основе личного опыта?
Дитрих зыркнул на него глазами через зеркало в салоне; Виктор ответил ему незамутненным невинным взглядом солдата Швейка.
– Разумеется, нет. Иначе ваши историки ухватились бы за такие факты. В обеих реальностях. К сожалению, нас все время стравливают американцы и англичане, их цель – владеть Азией. А наша с вами цель – сохранить мир. Вы за мир, Виктор?
– Спрашиваете. А что я должен делать? Что говорить, вообще как это все будет?
– Не торопитесь. Ваша роль будет простой и кульминационной в мировой истории. Вам все расскажут и покажут за пять минут. А до этого вы должны отдыхать и наслаждаться жизнью.
– Идеал бездельника. Или быка, откармливаемого на убой. Я как-то привык работать.
Машина вырулила на широкое шоссе, Дитрих добавил газу, так что стрелка спидометра запрыгнула за 130. Двигатель плотоядно урчал. Кассетник, перебиравший по очереди фокстроты, вальсы и танго, затянул «Was kann so schön sein wie deine Liebe»[21] в исполнении Гиты Алпар. Дитрих добавил громкость.
– Одна из моих любимых, – признался он. – Из немцев моего поколения так и не выветрилась сентиментальность.
– «Ваша записка в несколько строчек…» – подпел Виктор в тон мелодии. – У нас Шульженко пела.
– Вот видите, наши народы любят одни и те же песни. В годы становления партии рабочие переделывали много советских шлягеров. «Und höher, und höher, und höher…» Узнаете? «Все выше, и выше…»
– Почему рабочие?
– Вы думаете, в партию шли лавочники? Шли рабочие, революционный пролетариат с революционными песнями, которым они придумывали новые слова. Кстати, ваш марш – «Пам-парам-парарам, пам-парам-пам-пам…» – очень неплохо. Он мог бы звучать на наших парадах. Кто автор музыки?
– Давид Тухманов.
– Жаль… доктору Геббельсу будет сложно объяснить.
– А то, что вы напели, сочинил Хайт.
– Сейчас это не исполняют… Да, о рабочих. Знаете, я тоже из рабочей семьи и тоже привык работать. Из вас, Виктор, мог бы выйти добропорядочный немец. Гражданин.
– Почему именно немец?
– Потом объясню. Скоро вокзал.
– А разве мы летим в Берлин не самолетом?
– Мы летим поездом. Экспресс «Летучий Баварец».
Вскоре они влетели на улицу польского городка, обозначенного на дорожном указателе как «Рейхшоф», с аккуратными малоэтажными домиками под красными черепичными и зелеными железными крышами; белые, желтые, розовые, красно-кирпичные, они казались созданными из пряничной глазури и крема, словно весь город был огромным красивым тортом. Всюду виднелись надписи на немецком, готическим шрифтом – из-за скорости Виктор не успевал их прочесть. Встречные полицейские отдавали машине честь; Виктор заметил, что стражи порядка вооружены короткими автоматами, ну очень похожими на чешские «скорпионы», только с прямыми длинными магазинами патронов на тридцать, а на колясках полицейских мотоциклов стоят МГ-42. В его реальности «скорпионы» стали выпускать года на три позже. Видимо, чехи со «Збройовки» здесь раньше подсуетились составить конкуренцию столь любимому нашими киношниками творению фирмы «Эрфуртер машиненфабрик».
– Похоже, здесь вас хорошо знают.
– Их просто предупредили по радио. Вы любите пиво?
– Так себе. Не хочу полнеть.
– Здесь варят прекрасное пиво. К сожалению, в польских провинциях рейха после обострения отношений русских ненавидят гораздо больше, чем в Германии. Поэтому сейчас едем к Немецкому центру, оттуда по переходу идем на вокзал.
«Фиат» вырвался из уличной тесноты на асфальтированную площадь, вытянутую вдоль огромного здания в виде пяти многоэтажных блоков, объединенных понизу большим вестибюлем в два и четыре этажа. Центральный блок был этажей в двадцать пять и напоминал уступчатую верхушку американского небоскреба, отличаясь от сталинских высоток грузностью и массивностью. Каждая из ступеней была украшена фальшивыми колоннами, облицованными гранитом, так, как будто бы они были сложены из больших прямоугольных камней; блок был увенчан ребристым стеклянным куполом, что навевало некоторые ассоциации с рейхстагом, а на самой вершине его примостился круглый купол обсерватории. С центральным блоком арочными мостами соединялись расположенные по углам четыре блока этажей в семнадцать или восемнадцать. Над главным входом в виде тяжелой романской арки, как и следовало ожидать, красовалась свастика в круглом лавровом венке, а на фасаде повыше висел огромный портрет Гитлера. Все это вместе чем-то напоминало рыцарский замок, разукрашенный бронзовыми скульптурами.
Дитрих лихо запарковался у входа. Виктор поспешил нацепить на куртку гостевой бейджик. В само здание они не пошли, а спустились в какой-то длинный подземный переход, у входа в который стояли двое полицейских и висела табличка «Breitspurbahnhof». «Станция «Большая дорога» или что-то в этом роде, что ли?» – подумал Виктор. Тоннель был обложен желтоватыми плитками и красным гранитом. Народу было не слишком много, какого-то страха и зашуганнности в лицах встречных прохожих Виктор не заметил. Обычные пассажиры, идущие с поезда или электрички. В одежде как-то побольше элегантности и изыска, особенно у дам, в пальто которых подчеркивалась талия. Дамы рейха также выделялись профессионально сделанными прическами и более ярко накрашенными, чем в СССР здешней реальности, губами. Неясно, были ли это немцы или онемеченные поляки, однако, судя по внешнему виду, жизнь в рейхе эту публику вполне устраивала. На гостевой бейджик никто не пялился, и Виктор решил продолжить расспросы:
