class="p1">Оу-уу! Изумлённо выдыхают присутствующие, а лица НаБом и заместителя министра культуры каменеют.
— По закону они не имели право этого делать. — продолжает ЮнМи свою исповедь. — Я была несовершеннолетней девушкой, не имеющей необходимых для воинской службы показателей здоровья, силы и выносливости. Более того, у меня были чёткие противопоказания для занятия подобным видом деятельности. Незадолго до мобилизации я попала в автомобильную аварию, в результате которой у меня была клиническая смерть длительностью в одиннадцать минут!
Среди пришедших на концерт раздаются изумлённые и недоверчивые возгласы. Телекамеры информационных агентств неотрывно следят за ЮнМи, снимая её лицо крупным планом.
— Остановка сердца на столь длительный срок никогда не остаётся без последствий для тела. У меня тоже возникли осложнения…
Делая паузу, ЮнМи смотрит в объектив одной из камер.
— Я потеряла память. — признаётся она.
Оу-уу! — вновь выдыхает вторично поражённая публика.
— Которая так и не вернулась. Мне пришлось учиться всему заново. В том числе — социальному взаимодействию. Люди смеялись и всячески издевались надо мной, считая идиоткой и дурой. Сердца моей матери и сестры обливались кровью, видя мои страдания…
ЮнМи сжимает губы и молчит, словно вспоминая дни, про которые рассказывает. В зрительном зале стоит полная тишина.
— Всё это зафиксировано в моей медицинской карте. — справившись с волнением, сообщает ЮнМи. — И военные об этом знали. Но им на это было наплевать. Они хотели игрушку. Мне сказали, что я немножко побуду военной, а после меня отправят назад со всякими льготами и бонусами. Как вам такое расходование бюджетных средств? Я была мобилизована, поэтому у меня не было возможности отказаться «играть в солдатика» …
Среди людей проносится недовольный ропот.
— Военные пообещали дать мне возможность продолжить работу в области шоу-бизнеса…
Снова слышится недовольный ропот.
— Но они обманули. Никаких условий для занятий музыкой у меня не было и вообще возникло ощущение, будто никто не знал, чем меня занять. Я подметала плац, зубрила устав, инструкции. Один раз чуть не погибла, попав на линии разделения под обстрел северян. Была ранена и получила баротравму ушей. Вы представляете мои эмоции, когда думала, что навсегда оглохла?
Люди с пониманием смотрят на возмущённую девушку.
— Обман был не только в этом. Мне говорили — «Морпехи своих не бросают»! Многие из присутствующих здесь, наверное, это слышали, да? Так вот. Это всё ложь!
Слышатся возмущённые голоса.
— Когда мне была нужна юридическая помощь, — объясняет ЮнМи. — Меня просто бросили наедине с моими проблемами. Для военнослужащих предусмотрен свой порядок рассмотрения разбирательств. Так вот! Никто из командования даже пальцем не пошевелил, чтобы перевести слушание моего дела в военный суд! Им было плевать, что гражданский суд своим невероятным решением разорил их человека!
Приглашённые не верят открывшейся правде.
— А после армия меня ещё и обворовала! Контрразведка забрала у меня телефон с новыми песнями и передала его агентству! Не знаю, была ли эта коррупция или просто глупость, но теперь «FAN Entertainment» зарабатывает на них, не платя мне за это ни воны!
Над скамейками усиливается недовольно-недоверчивый ропот. Уже многие снимают разгневанную девушку на телефоны.
— Я не была готова к воинской службе. — ЮнМи повторяет уже сказанное ранее. — Ни морально, ни физически. Но я старалась соответствовать, считая себя патриоткой. В результате, от эмоционального и физического перенапряжения, у меня произошёл психологический срыв, в острый момент которого я пыталась покончить с собой…
Наступает тишина.
— Думаете, армия сделала попытку оказать мне помощь? Поместить в госпиталь, провести курс восстановительной терапии? Как бы не так! Люди в погонах обвинили меня в дезертирстве и посадили в тюрьму! Похоже, они сделали то, что им было проще всего! Считаю так, поскольку суд оказался мерзким фарсом. Всё было решено заранее. Мне задали всего один вопрос, после чего сказали — виновна! И вот теперь я должна провести в тюрьме целых пять лет! Хотя до сих пор не смогла вспомнить, где была в те несколько дней!
ЮнМи переводит дух в гнетущей тишине. В воздухе слышно лишь слабый звук работающих видеокамер.
— Не знаю, почему армия, выкинула меня словно ненужную вещь, хотя продолжает использовать мои песни. Впрочем, так поступает не только она. То же самое сделали моё агентство и даже правительство. Все хотят пользоваться результатами моего труда, но при этом никто не считает себя чем-то обязанным. Например, — присутствующий здесь заместитель министра культуры. Когда какая-то мутная организация с названием «КЕМА», без каких-либо на то оснований, без решения суда о признании меня виновной, просто взяла и запретила мне работать, министерство не обратило на это абсолютно никакого внимания! Ни малейшего внимания на тот факт, что из отрасли просто-напросто вышвырнули первую в истории Кореи номинантку «Грэмми». И поступили так по чьей-то хотелке, с нарушением всех норм и законов Республики Корея! Министерству было на это совершенно наплевать! Зато теперь, когда мне вручают две самые крутые мировые награды, оно, присылает своего представителя. Для чего? Оно ничего не сделало для того, чтобы я смогла их заработать. Но замминистра здесь. Он не поздравил меня, не вручил никакой грамоты или памятного знака. То ли трётся рядом, стараясь внушить своим присутствием мысль о причастности правительства к великому достижению, то ли сам не знает этой причины. Его отправили сюда, не предоставив сценария, а сам он не рискнул купить по дороге хотя бы маленький букетик цветов…
Люди и несколько камер поворачиваются и смотрят на мужчину, о котором сказала ЮнМи. Тот молча продолжает сидеть. На лице у него небольшая растерянность.
— На самом деле я — это лучшее из всего случившегося за всю историю корейской музыки и литературы. — говорит ЮнМи. — Непонятно почему, но мои соотечественники категорически отказываются признавать данный факт. Более того. Последнее время у меня возникло подозрение, что они будут рады, если им удастся меня уничтожить. Поэтому я прибегаю к единственному оставшемуся шансу в надежде на спасение.
— Господин Уилкинс, — произносит она, повернувшись к атташе по культуре. — Я знаю, что Америка задаёт высокие стандарты в области защиты прав, свобод, физического здоровья несовершеннолетних. И все страны мира равняются на эти стандарты. Это так?
— Да. — наклонив голову, важно подтверждает тот. — Всё так.
— Пользуясь счастливой случайностью вашего присутствия, прошу у вас, как представителя Американского правительства, защиты!
Оу-уу!! — изумлённо подрывается зал.
— Объясните моему правительству, что обращаться с несовершеннолетними девушками так, как это оно сделало, — нельзя! — блестя глазами, возмущённо продолжает ЮнМи. — Это недопустимо для страны, которая претендует на название «демократическая»!
Американец выглядит удивлённым. Похоже, он никак не ожидал подобной просьбы.
— Простите, госпожа ЮнМи, но ваши слова не укладываются в голове.
