Утром ни о каком продолжении цирковых выступлений, разумеется не могло быть и речи — руководство, в полном составе, дрыхло "после вчерашнего". Деда и хозяина никифоровские работники растащили по постелям далеко заполночь и совершенно никакими, а Немого пришлось оставить там, где он и уснул в обнимку с опрокинутой лавкой. Что уж там ему представлялось в пьяных сновидениях, неизвестно, но отнять у него лавку не удалось, а тащить в постель вместе с мебелью, после недолгих размышлений, не стали.
Рассчитывать на ясность сознания и здравость суждений вчерашних сотрапезников, по вполне понятным причинам, в ближайшее время не приходилось, и заявившийся с утра Своята, уяснив обстановку, лишь печально вздохнул и поплелся куда-то по своим делам. Кузька, оклемавшийся после падения с лошади, настаивал на повторной экскурсии в торговые ряды, поскольку первую пропустил, и Мишка уже было согласился, но тут его тормознули во дворе сыновья Никифора.
— Слушай, Минька! Ну, с оружием ты здорово управляешься, а на кулачках со мной не побоишься?
Петька был почти на год старше, на голову выше ростом и, чувствовалось, что в уличных драках с городскими пацанами он поднаторел изрядно. Позорище, которое Мишка устроил двоюродным братьям в первый день, видимо, не давало ему покоя, да и прочие мишкины «подвиги», служившие поводом как для постоянных обсуждений в семье, так и, само собой разумеется, родительских попреков, просто требовали каким-то образом удовлетворить уязвленное самолюбие подростка.
— А может, как-нибудь, обойдемся? — Попытался решить дело миром Мишка.
— Испугался?
— Я у тебя в гостях, неприлично с хозяевами драться.
— А мы — шутейно, вон там, за сарайчиком, никто и не увидит.
— Если шутейно, то зачем же прятаться?
— Боишься? Так и говори!
Петька воинственно выпятил грудь и начал медленно надвигаться на Мишку.
"Не отвяжется, придурок, самоутвердиться ему надо, понимаешь. Ну, ладно, сам напросился".
— Хорошо, бей!
— Чего? — Удивленно переспросил Петька.
Начало драки, как водится, требовало определенного ритуала: каких-нибудь вызывающих слов, толчков, сложного набора из жестов и мимики. Некий обязательный комплекс, предшествующий поединку, который человечество, с некоторыми изменениями, передавало из поколения в поколение еще с тех времен, когда "венец творения" был стадным животным и членораздельно разговаривать не умел. Был, разумеется, такой ритуал и у городских мальчишек, просто так перейти в «боевое» состояние Петька не мог. Мишка намерено сбивал его с привычной поведенческой колеи, обрекая на поражение еще до нанесения первого удара.
— Бей, говорю, чего, как баба, языком треплешь?
— Это я — баба? Да сам ты деревенщина лапотная!
Петька, сам того, конечно, не подозревая, держался за ритуал мертвой хваткой.
— Бей, или я ударю! — Упорствовал Мишка.
— Кто? Ты? Мозгляк, да я тебя…
Бум. На ногах Петька устоял, но ориентировку в пространстве на некоторое время утратил.
— Все, или еще хочешь? — Вежливо поинтересовался Мишка.
— Нечестно! — Вдруг заорал Пашка. — Нечестно, ты исподтишка…
— Тебе тоже дать? — Мишка даже не стал разворачиваться в сторону второго двоюродного брата, лишь скосил на него глаза.
Пашка, на всякий случай, отскочил немного назад, но не угомонился:
— Все равно — нечестно!
"Нет, без крепкой трепки не отстанут, дети, блин, что тут поделаешь? Петька, вроде бы, прочухался, ну-с: "Аве Цезарь! Моритури те салютант!".
Мишка повернулся к братьям спиной, и сделал вид, что направляется к воротам. «Апостолы» с криком (а как же без крика?) кинулись на него оба одновременно. Мишка сделал короткий шаг в сторону и Петька сам напоролся солнечным сплетением на выставленный мишкин локоть. Мишка развернулся к младшему «апостолу»… Пашки — не было. Вернее, он был, но лежал на земле, а верхом на нем сидел непонятно откуда взявшийся Роська и уже нацеливался настучать Пашке по физиономии.
— Роська, назад!
"Да что ж я ему, как Чифу, команду даю?"
— Роська, перестань, мы — шутейно. Я ребятам приемы показывал. Слезай.
— Холоп!!! — Вдруг визгливо заорал Пашка. — На хозяина руку поднял!!! Головой ответишь!!! Семен, Панкрат, кто-нибудь! Вяжите его!!!
"Ох, блин! Роську же в бою взяли, он пожизненный холоп Никифора. За нападение на хозяина или кого-то из его семьи, холопу — смерть! Что ж ты натворил, парень?".
— А ну, заткнись! — Мишка пнул орущего двоюродного брата ногой в бок. — Заткнись, я сказал!
Пашка прекратил блажить, но было уже поздно — во двор выскочило двое мужиков и один из них был старшим никифоровским приказчиком Семеном.
— Стоять! — Мишка постарался придать своему голосу как можно больше властности. — Стоять, никого не трогать!
Не тут-то было! Для Семена он был, всего лишь, мальчишкой. Мало ли, что родственник хозяина: приехал и уехал, а с Пашкой Семену дальше жить.
— Панкрат! — Скомандовал старший приказчик второму мужику. — Вяжи Роську! В погреб его, пока хозяин не решит.
"Ну нет, я вам Роську, так просто, не отдам!".
Мишка свистнул, вызывая из дома Кузьму с Демьяном, и выхватив из ножен кинжал, встал между Роськой и Панкратом.
— Только сунься, козел, кишки выпущу!
Панкрат нерешительно затоптался на месте, вопросительно оглянулся на Семена.
— Михайла, ты того… — Семен явно находился в затруднении. — Ты не у себя дома! Там распоряжайся, а здесь…
— Оглянись! — Мишка подбородком указал Семену за спину.
На крыльце стояли Демка и Кузька, еще не разобравшись в происходящем, оба уже тянули, на всякий случай, из ножен кинжалы.
— Семен, слыхал, как мы намедни троих упокоили? Тебе это надо? Роська за меня вступился, беру его грех на себя, так и доложишь Никифору Палычу, когда проспится. Понял меня?
— Так это… — Семен еще раз оглянулся на стоящих на крыльце близнецов. — А не сбежит?
— Беру все на себя!
— Пашка, паскуда! — Подал неожиданно голос, скорчившийся на земле Петр. — Удавлю, как кутенка! Сам все подстроил, зараза, а теперь воешь! Сенька, пошел вон! Отцу ничего не говорить! Роська ни в чем не виноват.
— Петр Никифорыч, нельзя не сказать, хозяин все равно все узнает.
— Тогда вали все на меня! Я сам все отцу объясню.
"Браво, Петр Никифорыч! Мужиком растешь! А братец-то у тебя и правда… купцом будет хорошим. В ситуации сориентировался мгновенно, правовую базу повел, приказы раздавать начал. И все это — лежа на земле в преддверии мордобития, ни в одном слове не ошибся, подонок. Будет купцом, папе на радость!".
