— Ну вот, господин адмирал, — шумно втянув носом воздух, чтобы успокоиться, сменил настроение и тему обладавший изумительным музыкальным слухом Харвуд. Он различил вдали едва слышное гудение авиационных моторов. — К нам гости. А судя по поспешности ответного визита, их база — а авианосцы в одиночку не ходят — совсем недалеко, скоро мы будем иметь сомнительное удовольствие познакомиться с целым ударным отрядом. Количество же самолётов наводит на мысль об их раздражённом настроении…
Одновременно с кэптэном с марсов заорали сигнальщики, услышавшие и почти сразу увидевшие приближающиеся тремя парами «КОРы». Седьмой держался километром выше, осуществляя наведение и общее руководство.
Несмотря на расстояние, в сорокакратные стереотрубы видно их было хорошо. И отчётливо читались андреевские флаги на килях. Ни со шведским, ни с греческим не спутаешь.
Злорадствовать было поздно, следовало выкручиваться. У Хадсона решение созрело мгновенно.
— Господин адмирал, у нас единственный выход — полным ходом отходить на норд, сворачивая, если нужно, сбрасывая в воду антенны с «Гренвилла»…
— Вот этого делать никак нельзя, — снизошёл до объяснений Эванс. — Пока что крейсер перекрывает сплошными радиопомехами половину Атлантики. Русские нас не видят и не слышат, с самолётами связи у них тоже нет. Так что… Для нас главное сейчас — уйти подальше от катеров, поскольку принять их на борт мы уже не успеваем. Будем считать — парням не повезло. И — ни в коем случае не позволить русским фотографировать «Гренвилл», пока он в «рабочем виде». Несколько десятков качественных снимков крупным планом, и все наши тайны — в заднице той же мамаши, которая ещё не успела извлечь из ягодиц тридцать два зуба, — разведчик показал, что и он не чужд флотского юмора.
— Тогда нас рано или поздно догонят, — стоял на своём Хадсон. — «Гренвилл» не выжмет и тридцати узлов, а любой русский крейсер ходит по тридцать пять, эсминцы — по сорок. А если у них на авианосце есть пикирующие бомбардировщики или торпедоносцы… Нам нужно разделиться и разбегаться в разные стороны. «Гренвилл» пусть продолжает маскировать сам себя, а мы пойдём открыто. Русские не рискнут напасть первыми. Выстрелы по разведчику объясним замыканием в цепи централизованного управления огнём. Или ошибкой персонала — вместо учебных снарядов к орудиям подали боевые… Времени у нас будет достаточно, чтобы придумать десять объяснений, и пусть дипломаты обмениваются нотами.
Безусловно, Харвуд был бы куда лучшим адмиралом, чем Хиллгарт, если бы кому-то на этой должности требовался лучший, даже просто хороший. Но обычно от «хороших» — одни неприятности, как почти везде кроме серьёзного бизнеса. Это там дураки бухгалтер или топ-менеджер — катастрофа. А на флоте времена Нельсонов давно прошли. Что было бы с Англией ещё девяносто лет назад, если бы адмирал Трубридж в 1914 году мыслил как настоящий флотоводец, решил исполнить свой воинский долг, а не намёк из Адмиралтейства? Потопил бы, что ему ничего не стоило, «Гебен» и «Бреслау» на подходах к Эгейскому морю, Турция, не получив столь мощное подкрепление и обещание от Германии дальнейшей помощи, не вступила бы в войну. Соответственно, война бы закончилась года на два раньше, в России и Германии не случилось бы революций, сама Турция тоже осталась бы великой державой. Делить было бы нечего, только расходы считать. В таком варианте Великобритания уже вскоре после войны скатилась бы в мире на вторые и третьи роли. Но Трубридж оказался отнюдь не воинственным, зато очень понятливым. И случилось то, что случилось.
Сегодня Хиллгарту тоже предстояло войти в историю. И маршрут этого вхождения был тщательно разрисован на карте «береговым кэптэном» Чарльзом Эвансом, причём — «сэром Чарльзом». Харвуда аж перекосило, когда означенный сэр приказал, вот именно, приказал адмиралу действовать не по обстановке (не совсем правильно оцениваемой кэптэном Харвудом), а по его, Эванса, рекомендациям, которые на самом деле есть воля Первого лорда Адмиралтейства, а значит, и короля, которому принадлежит флот. «Флот Его Величества» — этим всё сказано.
Англичане, когда заведутся должным образом, тоже умеют «становиться в позу». Пусть и не так наглядно, как русские. Командир «Тайгера» сначала сильно покраснел, потом вернулся к нормальной расцветке, выругался почти беззвучно и решил с этого момента командовать крейсером, как штатной единицей флота в пределах своих полномочий «мирного времени». Иных он не получал и мобилизационного пакета[87] не вскрывал. Любые же другие приказы принимать исключительно от адмирала, и только в письменном виде. Что такое военно-морской суд, он знал.
— Ну вот, началось, — сказал лейтенант-артиллерист, державшийся среди допущенных на мостик в задних рядах, дабы не нарваться на никчёмное поручение, и с быстротой обезьяны полез по скоб-трапу на штатное место, передний командно-дальномерный пост. И от начальства подальше, и обзор почти на тридцать миль. Особенно через восьмифутовый горизонтально-базовый дальномер Барра и Струда. Когда старарт запросит — начнёт дистанцию до неприятеля по телефону передавать, поскольку радиолокаторы системы централизованной наводки не работают.
Три русских самолёта продолжали свой курс, ещё немного развернувшись по фронту, а четыре остальных свалились в пологое пикирование и исчезли из виду как раз там, где маневрировали вокруг парохода катера. Вскоре из-за горизонта донеслись глухие, явно подводные взрывы.
— Вот им и конец, — со странным удовлетворением глядя в глаза разведчику Эвансу, сказал Харвуд, хотя что-либо подобное в ближайшее время могло ждать и его. Если русские решат действовать аналогичным образом.
Как командиру, ему на мостике сейчас делать было почти и нечего. Заданный курс и скорость в десять узлов на безопасном расстоянии от сложно маневрирующего радиоэлектронного «Гренвилла» никто не отменял, вахтенный штурман с этой задачей вполне справлялся. Остальные крейсера двигались на удалении двух миль справа и слева. Команды «к бою» тоже не поступало. Вот Харвуд и вслушивался в разговоры «посвящённых», посматривая то на небо, то, краем глаза, на компас и лаг. Больше всего ему хотелось скомандовать всей этой публике, кроме вахтенных офицеров: «Долой с мостика». Формально такое право у него имелось, только не хотелось окончательно портить отношения с адмиралом и всей его братией. Хотелось Харвуду завершить службу с широкой коммодорской нашивкой на рукавах и пенсией на пятьсот фунтов в год больше.
А Хиллгарт, переглянувшись с Эвансом, который только в этом походе носил четыре нашивки кэптэна, а на самом деле был таким же, как командир отряда, контр-адмиралом и реально руководил операцией, наконец отдал решительную команду:
