– Конечно! Вдруг мы не учли какие-то пожелания наших соотечественников?
Вот и шути тут.
– Недавно мы все-таки нашли способ, показавшийся разумным и правильным. В одной из политических игр прошлых веков неудачливый претендент на владение нашей землей пытался провести референдум. В те времена и слова такого не знали, к тому же у других сторон было попросту больше грубой силы, поэтому идея с народным волеизъявлением не прошла. Но – предложивший ее в тот момент имел все права на это, поскольку формально считался главой государства! Мы подняли предложение двухвековой давности, проверили и установили, что оно в самом деле оказалось не отмененным, а отложенным в связи с известными событиями. К сожалению, в оригинальном тексте были некоторые… м-м… не совсем корректные формулировки. К примеру, там предполагалось отменить «чуждые законы», оставив только «исконные обычаи».
– Подразумевалось, что сверху укажут, какие из этих обычаев исконные?
– Вероятно, так. – Старик еще раз посмотрел за окно и вздохнул. – Тем не менее, текст был, документ все еще имел силу, и мы решили, что времени на обдумывание ушло достаточно, оставалось только возобновить процедуру, что в компетенции окружного фольксраата, и провести сам плебисцит. Но формулировка… Видите ли, господин барон, поскольку формулировку двухсотлетней давности не изменяли, то в результате получилось, что мы… В самом деле слегка поспешили. Видите ли, это довольно сложный вопрос, тут надо рассматривать разные стороны, к тому же…
– Конкретнее!
Он вздрогнул и, странно кося в сторону, полушепотом завершил:
– Получилось так, что мы отменили в стране все законы. Вплоть до того времени, когда наша страна еще была свободна.
Отменили. Законы. Дикая, блин, Европа!
– Ну отмените решение референдума, чего тянуть?
Старик вдруг гордо выпрямился и процедил через губу:
– Мы живем в свободной, демократической стране! Решение фольксраата невозможно отменить! – Но тут же обмяк. – К тому же теперь по закону правом принимать подобные решения обладают только бароны. Видите ли, в тексте обсуждаемого изменения было написано «Возвращение к законам, принятым во времена независимости», однако как-то забылось, что наша страна последний раз была полностью независима в одна тысяча сто седьмом году. Но поймите, нам очень хотелось наконец вернуть свое имя!
– Проведите еще один референдум!
– Если бы… – Он печально на меня посмотрел, подвигал бумаги и еще раз вздохнул. – Вот как раз этот закон все еще работает. Он, видите ли, записан в древнейшем рукописном своде законов страны. Право голоса теперь принадлежит только баронам! И лишить их этого права, передав его всем гражданам, может только герцог!
– А утвердить наследника герцога могут только бароны.
– Именно так. И произойти это, в соответствии с традицией, должно в последний день лета. То есть через два месяца.
– А до тех пор…
– Судебная, законодательная и исполнительная власть принадлежит вам, господин барон, и вашим… э-э… коллегам. Каждому в пределах своих земель.
– И ты заманил меня сюда, чтобы я работал судьей и мэром?
– Мэра вы можете назначить… – Быстро подняв на меня глаза, фон Шнитце поежился. – Но да. Я виноват, так как не раскрыл все подробности. Это моя вина, господин барон, только умоляю меня понять… Баронство Гравштайн – это одиннадцать тысяч человек, им нужна справедливая, а главное – законная власть! Конечно, кроме писаных законов, есть обычаи, здравый смысл наконец, жизнь продолжается. Через два месяца выбранный и коронованный герцог, в соответствии с заключенным с ним договором, подпишет свой первый указ, и все прежние законы снова обретут силу.
– А до тех пор?
Старик снова уставился куда-то в угол:
– До тех пор, я надеюсь, вы исполните свой долг перед подданными.
Молча встав, я подошел к сумке и вытащил из нее подаренную книгу. На обложке бородатый мужчина в странном наряде свысока наблюдал за столпившимися перед ним изможденными людьми. Услышав за спиной шорох, я обернулся – старик открыл свою папку и вытащил точно такую же книгу, только уже основательно захватанную и с десятком разноцветных закладок. Поймав мой взгляд, фон Шнитце печально посмотрел в ответ и пожал плечами. Мол, что поделать, Шурик, такие дела.
– Завтра. Все – завтра! Кыш отсюда, господин барон изволят почивать!
– Да, господин барон! Ваша постель уже приготовлена.
Спальня, как оказалось, примыкала к кабинету. Кровать мелкая, неудобная, но я смог рухнуть наискосок, почти целиком уместившись под балдахином.
Итак, Александэр, что мы имеем?
Имеем головняк. Во-первых, ситуация стремная, во‑вторых, если я соглашусь на мольбы этого интригана, то получу массу геморроя с сомнительными удовольствиями. А если выяснят, что никакого я не боярского рода? Ну что же, бабушка намекала что-то на татарские корни деда. Не выйдет с фальшивым румынским боярством – буду настоящим татарским мурзой!
Перевернувшись на отчаянно скрипящем ложе, я уставился в потолок, потом вскочил и подошел к окну.
Был у меня приятель, он с удовольствием купался в бассейне, неплохо плавал. Но когда во время морской прогулки мы начали прыгать с яхты и ему сказали, что здесь глубина почти километр – тут же начал тонуть, причем не особо барахтаясь. Когда вытащили, даже не мог толком объяснить, что произошло. Только старался держаться подальше от борта. А казалось бы, какая разница, сколько до дна, если больше, чем твой рост?
Вот и сейчас – ну баронство, ну титул, и чего? Та же работа, глаза боятся, а руки уж как-нибудь. Только что же теперь мне делать? Что вообще положено делать в таких случаях? Я в самой-самой европейской дыре, где ни закона, ни нормальных людей, и мне надо как-то два месяца, пользуясь одной только популярной книжкой и здравым смыслом, прожить, занимаясь… да в общем все тем же.
Говорить с людьми, убеждать их, решать мелкие проблемы, судить мелкие дрязги… ну что в этой унылой глуши может произойти серьезного? А в награду – целый замок! В самом деле, отпуск, еще и девчонок сюда привезу! А чего – море есть, живописные развалины – наличествуют, Европа опять же! Эльке нос утру, мол, барона бросила, коза! Митрича рассказом порадую, он такие закавыки любит. Вот только благородное поведение… ну да, буду кивать, что у меня на родине так принято, я их традиций не знаю, потому веду себя как привычно боярину!
Что, кстати, мне положено делать в подобных ситуациях? Припоминалось только одно – высунувшись в окно древней башни и с удовольствием полной грудью вдохнув свежего воздуха с моря, я заорал:
