Иван приподнял ее, посадил на округлый, прогретый солнцем валун и принялся целовать. Делал он это нежно и обстоятельно, как только может влюбленный впервые мальчишка. А кто он, если по совести? Мальчишкой был девятнадцатилетний Иван Мягков, влюбленным по уши мальчишкой.
Анастасия, прикрыв серые свои глаза, гладила мягкие волосы Ивана, и только Богу сейчас было известно, о чем могла думать поморская вдова, о любви молоденького. мичмана, которому, вполне вероятно, суждено сложить живот свой во славу государя и Отчизны в первом же бою.
3. СМОТРИНЫ ГОСУДАРЕВЫГосударь Петр Алексеевич стоял на берегу, нервно постукивая прутиком по кожаному голенищу ботфорта.
Корнелий Крейс сунулся к нему одутловатым лицом, торопливо зашептал что-то на ухо по-немецки. Курила Артамонов присел в сторонке на лобастый камень в шапке оленьего моха. Сбоку камня темнели какие-то сморщенные грибки. С Беломорья веяло свежим ветром.
Петр внимательно слушал наперсника и друга, нетерпеливо кивая. Потом обернулся, глазами ища Курилу.
— Волнуешься? — спросил.
Курила встал, неторопливо и без подобострастности подошел к государю. Государь был высок, но и Курила ростом ему не уступал, а статью, пожалуй, и превосходил даже.
— Немного есть, Петр Алексеевич, — сказал он. — Не каждый день государю на внимание свои труды представляешь.
Петр поднял подзорную трубу, поднес к глазу, оглядел залив. На оловянно поблескивающих волнах покачивалась одинокая шкуна. Еще несколько часов назад Петр вместе с адмиралом Крейсом облазили все закоулочки шкуны и убедились в отсутствии минных зарядов в оной. На ней же и в залив испытательный прибыли, а до берега добрались на заранее приготовленном ялике.
— Что-то не видно твоей подводки. — Редкие усы Петра вздернулись в насмешливой улыбке.
— Кабы видна была, государь, — сумрачно молвил Курила, — толку было бы от моей работы.
Петр остро глянул на корабельного мастера.
— Посмотрим, посмотрим, — хмыкнул он и что-то сказал по-немецки, оборотясь к Крейсу.
Адмирал сидел на корточках, раздвинув в стороны острые колени, и с великим любопытством палочкой шевелил морскую звезду. Услышав царя, Корнелий Крейс поднял голову.
— Так есть, мин херц Питер, — подтвердил он. — Дорога к звездам всегда лежит через тернии.
Петр снова прильнул к трубе. Видно было, что царя одолевает нетерпение.
— Дуришь ты голову, плотник, — дернул он щекой. — Отвлекаешь от дела занятых людей. Ты мне вот что скажи почему подводкою судно названо? Диковинно название больно.
— Сие проистекает из сущности оного судна, — начал неторопливо объяснять Курила. — Во-первых, судно движется под водой, а во-вторых, призвано оно подводить заряды под вражеские корабли… А «Садко» мы ее назвали, потому как…
Внезапно на море раздался оглушительный взрыв, что заставил корабельного мастера замолчать. Над шкуною встал фонтан бурлящей воды. Петр жадно смотрел в подзорную трубу. Крейс поднялся и тоже торопливо прильнул к окуляру своей трубы. Шкуна, разломленная взрывом надвое, быстро тонула. Скрылись в поднявшемся водовороте корпуса, мелькнули зачехленные мачты, потом на месте затонувшего судна вздулся небольшой водяной бугорок и сразу же сгладился. Там, где совсем недавно стояло на якоре судно, катились медленные и ленивые волны.
Государь отнял трубу от слезящегося глаза.
— Ты что-нибудь видел, Корнелий? — спросил он.
— Нит-шего, кроме утонутия судна, — флегматично отозвался Крейс, продолжая наблюдение.
На волне медленно плеснулась, приходя в себя, оглушенная взрывом рыбина.
— Ну, — сказал Петр Алексеевич. — Где же твоя подводка, Курила?
Секретное судно он уже видел и все его излазил с природным своим любопытством. Даже погрузиться в морские воды великое желание изъявил, но Курила тому с твердостью воспротивился: «Не дело, государь, тебе в пекло самому лезть, для того у тебя и подданные существуют».
Курилу Артамонова поддержал адмирал: «Государь у отечества один, — назидательно сказал он. — Не стоит рисковать будущностью российской ради удовлетворения мимолетного любопытства. Будь мудрым, Питер!»
Теперь государь желал увидеть судно, пустившее ко дну рыбацкую шкуну, но более — сделавших это людей.
Он вновь прильнул к подзорной трубе. Однако глядел он вдаль, а потому не заметил блеснувшего в двадцати саженях от берега стеклышка и не подозревал, что его самого сейчас разглядывают командующие ею мичмана. Оставляя за собою расходящиеся усы волн, труба двинулась к берегу, медленно приближаясь к месту, где стоял государь со своими спутниками.
С шумом разошлась вода. Петр с растерянностью оторвался от подзорной трубы и увидел, что в пяти саженях от него, медленно расталкивая воду, появился выпуклый верх подводки с горбом бочонка.
— О mein Gott! — потрясение выдохнул Корнелий Крейс. — Donnerwetternocheinmal!
Поднялась откидная крышка на бочонке, и на скользкую мокрую поверхность подводки, огороженную низкими леерами, выбрался, салютуя государю, Иван Мягков. За ним показался Яков Раилов, следом — голый по пояс волосатый Григорий Суровикин.
— Виват! — вскричал он с радостным нахальством. — Виктория, государь! Полная виктория!
Петр Алексеевич захохотал.
Подводка меж тем приблизилась к берегу, и стало видно, что нос ее обит железами. Уткнувшись носом в песок, судно замерло. Коротко прогремели барабаны, опуская грузы на дно.
— Всех на берег! — с хищным нетерпением велел государь и ликующе глянул на спутников.
На берегу выстроилась команда «Садко». Первым в маленькой шеренге стоял мичман Иван Мягков, следом — мичман Яков Раилов, за ними выставил грудь с какой-то казачьей наградою уже успевший облачиться Григорий Суровикин, а за ним — все шестеро гребцов: три Гаврилы, два Николая и Григорий. Петр, не делая различий, каждого обнял, каждого прижал к груди и крепко расцеловал.
— Орлы! Орлы! — восклицал он, переходя от одного подводника к другому.
Обернувшись к своему спутнику, сказал:
— Мичманов жалую лейтенантами и пятьюстами целковыми каждого, казачка — тремястами рублями и медалью, остальных жалую каждого полусотней рублей.
Повернулся к невозмутимо высившемуся Куриле, сгреб его в объятия, царски поцеловал в губы и, насмешливо дернув за бороду, сказал:
— А ты, Курила Фадеевич, проси чего хочешь. Желаешь, дворянством тебя оделю?
1. ПРИБЫТИЕ В СЕВЕРНЫЙ ПАРАДИЗСанкт-Петербург встретил экипаж «Садко» хмурым ненастьем.
Строящийся город частию стоял на материке и час-тию на островах, образованных Невой при слиянии с Финским заливом Варяжского моря. Три главных устья реки делили город на четыре главные части, из коих две лежали на островах и две на материке. Малая Невка простирала течение прямо на север, чуть ниже река вновь делилась на два рукава, именованных Большой и Малой Невой. Земля, объятая Малой Невкой и Малой Невою, получила название Санкт-Петербургской стороны, земля между Малой и Большой Невою — Васильевский остров, за Малой Невкой земли получили название Выборгской стороны, а за Большой Невою — Московской части, или Адмиралтейской стороны. Из Большой Невы ниже Малой Невки истекала река, названная Фонтанкою, которая, описав полукруг, опять же в Неву вливалась. Подобным же образом с Санкт-Петербургской стороны окружала город небольшая речка Карповка, протекая из Малой Невки в Малую Неву.
На северном берегу Невы лежал небольшой остров, отделенный глубокими протоками. На сем острове государь Петр Алексеевич в мае 1703 года изволил заложить первое основание города Санкт-Петербурга, построив земляную шестиугольную крепость. Заложена она была-в день Исаакия Далматского — день рождения государя. Его величество изволил своими руками положить первый камень в основание второго фланка бастиона, названного именем Меншикова. Хотя крепость покамест еще была земляной, однако ж бастионы и куртины, фланцы и ор-лионы, кавалиеры и дополнительные постройки в виде кронверка, равелинов и контрогардов исполнены были весьма искусно и с надлежащим старанием.
Земли в устье Невы были болотистые, необитаемые и бесплодные. Но хотя сии места и казались неудобными к обитанию, положение их ввиду обилия чистых вод и способности к коммерции и к заведению флота уже довольно сильны были, чтобы возбудить в государе великое желание к построению города. Ничто не могло отвратить бодрый дух Петра Алексеевича от столь полезного мероприятия, направленного к соделанию пользы для подданных. Надеялся государь, и не без оснований, что с развитием коммерции войдет мало-помалу в его государство дотоле едва видимый вкус в науках и художествах.
