К вылету готовили машину комиссара. Шансов уцелеть не было, и добровольцы вышедшие вперед из строя, были смертниками. Я стоял радом с Сомином, когда зачитывали приказ, и вызывали добровольцев.
— Шансов нет, — пробормотал я себе под нос, когда стрелок-радист комиссара сержант Маликов с бледным лицом делает шаг вперед, зеркально повторяя движения своего командира.
— Разойдись, — донеслась до меня команда комполка, но я не сразу отреагировал на нее, так как пристально смотрел на два капонира, из которых торчали острые носы «мессеров».
— Пойдем, — сказал Сомов, взяв меня за рукав гимнастерки.
— А? — не расслышал я, так как в моей голове стремительно закрутились мысли.
— Ты чего? — спросил он.
Большинство, не смотря на команду, расползлись по опушке наблюдая за летчиками, которые получали инструктаж от командования.
Почесав пальцем за ухом, я задумчиво сказал:
— Есть одна идея.
Сомов проследив мой взгляд, аж подпрыгнул.
— Ты что удумал? Слышал, что комдив сегодня сказал?
— Слышал, — буркнул я.
Сегодня прилетал комдив с поздравлениями и инспекцией, вот он и сообщил о том что «мессеры» у нас заберут. К вечеру должны придти машины, и эвакуировать их. Так что они находились под охраной. Командование даже тут подсуетилось, и с пяти разбитых «худых» был снят уцелевший боезапас и сложен рядом с трофейными машинами. Вдруг пригодиться.
После чего, комдив сообщил о том, что в штаб фронта направлено представление о присвоении мне высокого звания дважды Героя Советского Союза, с награждением второй медалью «Золотая Звезда». И с этим была проблема. Оказалось дважды героям на родине сооружают бронзовый бюст. А мне где? Я сказал об этом Никифорову, дополнив что собираюсь после войны жить в Москве, значит и бюст должен стоять там, пусть думает.
Кинув еще один взгляд на капониры, я вздохнул и сказал Сомову:
— Это единственный шанс, — после чего не слушая возражений, развернулся и побежал к командованию полка.
— Товарищ подполковник, разрешите обратиться, — приложив руку к пилотке, спросил я.
— Обращайтесь, — оторвавшись от карты, измученным голосом ответил Никитин. Место совещания находилось на опушке. Был вынесен стол, и на нем растленна карта, которую сейчас изучал комполка вместе с Тарасовым.
— Товарищ подполковник, шанс исполнить приказ есть только в одном случае, это если воспользоваться трофейным «мессером». Мощная радиостанция на истребителе и собранная стационарная, плюс фактическая незаметность среди своих сородичей дает возможность выполнить приказ. Я согласен лететь, более того я требую чтобы отправили меня. На данный момент на аэродроме нет пилота знающего «худого» лучше меня.
В глазах Никитина появилась надежда пополам с радостью.
— Черт возьми Суворов… Спасибо, лейтенант.
Немедленно началась подготовка к вылету, истребитель заправлялся не только горючим, но и боезапасом. Настраивались на отдельную волну станции. В кабине сидел инженер с длинной отверткой и постоянно что-то бормотал в микрофон, все были заняты делом.
— Вот тут прорыв, пролетаешь, осматриваешься, докладываешь. Наступление началось три часа назад, связь сразу была потерянна, видимо это работа немецких диверсантов в наших тылах. Так что нам кровь из носу надо знать что там происходит. Отправленные делегаты связи и курьеры не вернулись.
Я изучал карту, до места прорыва нужно лететь почти сто километров, далековато от нас.
Прикинув примерный маршрут, я стал запоминать ориентиры, как мне сообщили, что самолет готов.
— Давай Суворов, мы надеемся на тебя, — хлопнув меня по плечу, сказал Никитин.
Вперевалочку я подошел к крылу и с помощью пары механиков, готовивших самолет к вылету, забрался в кабину.
— От винта! — крикнул я запуская мотор.
— Есть от винта, — отскочив в сторону механик махнул рукой. Бойцы вытащили из под колес стопоры, и я проверив все системы, пока мотор прогревался, закрыл фонарь, и после приказа по радио, покатился на ВПП.
Взвыв мотором, истребитель начал разбег и после отрыва, я радостно пропел незамысловатый мотив. Вот я и снова в воздухе.
Поднявшись на километровую высоту, я определившись с ориентирами направил самолет в нужную сторону. Под крылом пролетали небольшие городки, села, деревни, хутора. Синевой отдавали реки, озера, омуты, железнодорожные станции с зенитками, которые я облетел по дуге. Восьмерка наших истребителей возвращавшихся с задания. Нападать на меня они не стали, видимо были пустыми, просто сплотились настороженно наблюдая за мной, и проследовали дальше. Видимо посчитав, что восемь «ишачков» против одного «мессера» это слишком, и великодушно отпустили меня. Шучу конечно, если серьезно, то уйти от них проблем для меня не было, скорости разные. Пролетев над противотанковым рвом в котором хорошо различимо копошилось множество народу, я полетел дальше.
Через пять минут показались дымы и мелькавшие там черточки самолетов. Восемьсот метров по моему мнению было самая приемлемая высота для наблюдения за землей, и при этом можно не опасаться что в меня могут попасть с земли.
Самолетами при ближнем рассмотрении оказались «хейнкелями» которые бомбили что-то в стороне. Выше метров на пятьсот, западнее от меня, барражировали несколько звеньев «худых». На меня они внимание не обращали, как я и думал меня они приняли за своего. Сделав несколько кругов, я стал вызывать полк:
— «Тычинка», «Тычинка», я «Пестик», ответьте! Прием!.. Найду кто позывные придумал язык вырву, — буркнул я себе под нос.
— «Пестик», я «Тычинка». Вас слышу! Прием!
— «Тычинка». Прорыва нет! Это разведка боем как поняли меня? Войска держатся. Противник добился небольших успехов в квадрате восемь-три, и восемь-семь. Как поняли меня? Идут бои местного значения. Бронетехники противника не вижу только пехотные части. Как поняли меня? Танков тут нет.
— «Пестик». Вас поняли. Проверьте квадрат одиннадцать-семь, как поняли меня?
— Понял вас. Квадрат одиннадцать-семь. Отбой.
Этот квадрат куда меня направили находился как раз там где работали улетевшие «хейнкели». К висевшим в высоте «мессерам» подошла смена и отработавшие свое ушли на аэродром, а я стал хаотично облетывать нужный мне квадрат.
— «Тычинка», я «Пестик» прием!
— «Пестик», я «Тычинка», слышу тебя хорошо!
— «Тычинка», я «Пестик». В квадрате одиннадцать-семь наблюдаю наши войска в движении. Десять минут назад на них был совершен налет восемнадцатью «хейнкелями». Наблюдаю перемещение частей. Подтверждаю нахождение в тылу обороны диверсантов противника. Во время бомбежки не однократно наблюдал пуски сигнальных ракет, указывающих места расположения крупных целей. В воздухе постоянно барражирует не менее десяти истребителей противника. Как поняли меня?
