Когда за спинами мамушек появилась незнакомая старушка, те не обратили на нее внимания: в последнее время в замок прибыло множество лекарей и знахарок, пытающихся вылечить графа, хотя всем давно стало ясно, что дни его сочтены. Хорошо одетая пожилая женщина с длинной косой, спускающейся на плечо, отчего-то показалась им знакомой, и повариха со старшей кухаркой ответили улыбкой на ее приветствие. А старушка вдруг полезла обниматься, и женщины в недоумении переглянулись. Но их лица засветились от удовольствия, а в голосах появилось больше сердечности, когда они услышали, что гостья принесла им весточку от Свон, подхватили ее под руки и повели на кухню. Все слуги замка переживали за их девочку, а скупые сведения о сироте были настолько противоречивы, что матушки не знали, что и думать. А тут вести о Свон! Нетерпение подгоняло женщин, и старушка едва успевала перебирать ногами.
Но, не доходя до кухни, гостья свернула направо и шепнула поварихе и кухарке, что должна поговорить с ними без свидетелей. Она сама повела в комнату, которую те долгие годы делили со Свон. Не переставая удивляться, как легко старушка ориентируется в замке, женщины дошли до спальни, где незнакомка удивила их еще больше. Старушка открыла дверь, достав ключ из тайника, оборудованного когда-то Свон.
– Не стоит делать такие большие глаза, – улыбаясь, произнесла седовласая женщина. – Все, что знает Свон, знаю и я.
Убедившись, что за ними никто не следует, она надежно закрыла дверь. Потом прошла к окну и, плотно притворив его, задернула занавески в цветочек, ненадолго задержав на ткани руку. Казалось бы, простой ситчик, а у старушки на глаза навернулись слезы.
Она помнила, что сама шила эти незатейливые шторки. Оглядевшись, Свон заметила, что в комнате ничего не изменилось, даже ее кровать оказалась заправлена так, как любила она: три подушки разного размера находились поверх покрывала, образуя пирамидку.
Вздохнув от переполнявших ее чувств, гостья села на кровать, развязала ленты плаща, скинула его с плеч и произнесла:
– Наконец, я дома!
Матушки, следившие за передвижением незнакомки, сели на другую кровать, не зная, что еще ожидать от странной гостьи.
– Извините нас за настойчивость, – прочистив горло, решилась высказаться Берта, – но не покажете ли вы нам письмо от нашей девочки?
Амалия кивнула головой, подтверждая слова старшей подруги.
Гостья перевела на них свой взгляд, где плескались слезы, и улыбнулась. Уголки ее губ дрожали, и матушки заволновались: вдруг незнакомка принесла печальную весть?
– Да, милые мои! Не только покажу письмо, но и саму Свон!
Гостья завозилась с перчатками. Сосредоточившись на них, она не замечала, как переглянулись подруги, как Берта возвела глаза к потолку, дав знак Амалии, что у гостьи, наверное, с головой не все в порядке, и как кухарка с беспокойством глянула на дверь, решая, сможет ли она ее быстро открыть в случае необходимости. Занятые переживаниями, они не заметили, как Свон, прошептав положенную фразу, сняла Кольцо жизни, а следом и скинула Пелену.
– Ах! – в один голос воскликнули матушки, увидев, что с кровати поднялась и спешит к ним, раскинув руки для объятий, их любимая девочка.
Еще долго женщины не покидали комнату: к ним посылались гонцы-мальчишки с напоминанием, что пора бы им появиться на кухне; потом стучались в дверь помощницы поварихи, спрашивая, что готовить для вновь прибывших гостей; потом требовал их выйти управляющий. Но все неизменно получали резкий ответ: “Что хотите, то и делайте! Не до вас!”.
Пока матушки не узнали все, что случилось с их дорогой Свон, они комнату не покинули. Все трое плакали и смеялись, закрывали глаза от ужаса и краснели, понимая, что сироте пришлось вытерпеть в плену, негодовали, ужасались и умилялись, поздравляли и трогали живот в надежде почувствовать, как там толкается их внук.
– Я прошу вас ни делом, ни словом не выдавать меня и не рассказывать о том, что узнали. Всем сообщите, что я знахарка Грета, которую привез с собой господин Дак. Я по-прежнему осталась вашей дочуркой. Не вздумайте обращаться ко мне на “вы” и “Ваше Высочество”. Иначе принц Эдуард тут же опять спрячет меня, и я не смогу провести с вами несколько дней, дарованных судьбой. Что будет дальше, мы пока не можем знать, но я надеюсь, что всем бедам придет конец, и мы опять будем вместе.
Конечно, Свон не стала делиться с матушками тайной рождения Эдуарда. Только ему и королю Артуру Пятому под силу разрешить сложный вопрос. И о гибели королевы не упомянула. Пусть правители Эрии сами известят народ.
Вскоре у дверей комнаты появился Дак и попросил знахарку Грету пройти с ним к больному отцу. Свон тут же надела на себя кольца, превратившись в старушку, поправила волосы, закрутила косу на затылке, надела подобающий знахарке чепец, извлеченный из сумки, где звякали пузырьки с настойками от Сары, сделала серьезное лицо и вышла к Даку. Тот глянул на матушек, на лицах которых нашел широкую улыбку, кивнул головой на их отработанный годами поклон, и увел Свон туда, где ее с нетерпением ждал Эдуард.
Принц метался по отведенным ему покоям. Что с ней? Не выдаст ли она случайно себя? Чтобы как-то его успокоить, Дак сам околачивался недалеко от комнаты матушек, зорко следя за дверью. Роки челноком сновал между ним и Эдуардом, извещая последнего, что беспокоиться не о чем.
Только увидев старушку, принц успокоился. Он втащил ее в свои покои, потребовал быстро снять кольца и, убедившись, что под Пеленой действительно Свон, притянул к себе и жадно поцеловал.
– Не уходи от меня далеко, – прошептал он, заглядывая в ее счастливые после поцелуя глаза. – Я болею без тебя.
– Тише, тише, – Свон гладила принца по голове, пытаясь успокоить и его, и себя. – Скоро всё образуется. Помните, всегда помните, что я люблю вас.
По учащенному стуку сердца она чувствовала, насколько Эдуард волнуется. Что принесет предстоящая встреча с графом? Не опровергнет ли он свое отцовство? Может, они невольно участвуют в игре, затеянной таинственным врагом?
Вскоре в дверь постучали. Эдуард сам одел на Свон кольца и, дождавшись действия Пелены, позволил Даку войти.
– Граф Шовеллер готов вас принять, Ваше Высочество, – известил тот.
– Ты идешь со мной, – сказал Эдуард Свон, которая только открыла рот, чтобы задать вопрос.
Граф лежал в западном крыле в жарко натопленной комнате. Свон поразил цвет его лица. На фоне белоснежного белья его кожа имела землистый оттенок и плотно обтягивала торчащие кости некогда красивого мужчины. Провалившиеся глаза были мутны, и только неровное дыхание подсказывало, что человек еще жив.
