— С того двухнедельного отпуска в шестнадцатом не был, — вздохнул Алексей. — Если, конечно, не считать отсидку в чекистских застенках.
— Вот и отдохните. Попутешествуйте. Я бы сам тряхнул стариной, да сыну еще только четыре. Куда бы вы хотели съездить?
— В Ниццу, — выдохнул Алексей, — и в Рим, и в Монте-Карло, и Париж хочу увидеть, и Швейцарию.
— Ну вот, — рассмеялся Санин, — а говорите, делать нечего. Полноте, в ваши-то годы!
В комнату вошла жена Санина.
— Здравствуйте, Алексей, — произнесла она и повернулась к мужу: — Дима, обед подавать?
— Разумеется, — кивнул Санин. — Вы отобедаете с нами, Лешенька.
— Конечно, — улыбнулся Алексей, — с удовольствием.
Он поднялся и направился к ванной, чтобы помыть руки.
— Да, чуть не забыл, — произнес Санин. — Пришло письмо от Павла. У него все хорошо. Он в Москве, работает в аппарате Коминтерна. Или вам это неинтересно?
— Неинтересно, — отрубил Алексей.
* * *
Павел стоял у стены спортивного зала, в центре которого царил невысокий, бритый наголо человек в гимнастерке и галифе. Мягко ступая босыми ногами по дощатому полу, он с невероятной легкостью отбивался от людей, облаченных в такую же форму военного образца, вооруженных винтовками с примкнутыми штыками. Павел содрогнулся. Даже если штыки затуплены, ими можно нанести серьезнейшую травму. Однако защищающегося, казалось, это вовсе не волновало. Легко уклоняясь от ударов, он без видимых усилий бросал на пол атакующего и тут же разворачивался для защиты от следующего противника.
Закончив эту опасную демонстрацию, бритый наголо человек дал приказ своим ученикам разбиться на пары и поочередно отрабатывать защиту от штыкового удара уходом за спину противника, после чего направился к Павлу. Тот приосанился и достал из кармана рубашки сложенную вчетверо записку от Петерса.
— Здравствуйте, — произнес он, когда тренер приблизился, — мне нужен товарищ Спиридонов.[33]
— Я вас слушаю, — коротко сказал тренер.
Павел протянул записку. Тот развернул, пробежал глазами и произнес:
— Здесь написано, что вы из аппарата Коминтерна. Это так?
— Да, — кивнул Павел. — Но я сотрудничаю с…
— Меня это не очень интересует, — покачал головой Спиридонов. — У вас есть боевой опыт?
— Да, — ответил Павел. — Я работал в Чека в семнадцатом–восемнадцатом годах, а в девятнадцатом командовал Ингерманландской рабочей бригадой.
— Вот как, — проговорил Спиридонов. — А после?
— А после сидел в тюрьме в Петербурге.
— Понятно, — улыбнулся Спиридонов. — А сейчас, стало быть, вы аппаратный работник?
— Сейчас — да, — сделал ударение на первом слове Павел.
— Вы уверены, что вам нужна борьба? — спросил тренер, возвращая записку и глядя Павлу в глаза.
— Абсолютно, — с напором произнес Павел. — Если меня усадили за канцелярский стол, это не значит, что я собираюсь всю жизнь перекладывать бумажки. Предстоят бои, и я хочу быть готовым к ним.
— Займитесь стрельбой, — пожал плечами Спиридонов. — Роль рукопашного боя в войне неуклонно падает.
— В девятнадцатом меня взяли в плен именно в рукопашной схватке, и я бы не хотел, чтобы это повторилось, — пояснил Павел. — Что же касается стрельбы… Если хотите, постреляем на скорость и посоревнуемся в выхватывании оружия. Я посвятил этому немало времени и намерен практиковаться дальше.
— Понятно. — В глазах Спиридонова появился интерес. — Извините, что я подвергаю вас столь дотошному допросу, тому есть причины. Занятия борьбой требуют настойчивости и определенной психологической подготовки. Я должен быть уверен, что занимающийся у меня человек приложит все силы и пойдет до конца. Поэтому я предпочитаю иметь дело с людьми, которые четко осознают, зачем им это надо, и имеют некоторые представления о реалиях боя. Кроме того, начать и не закончить — это хуже, чем даже не начинать. Вред может быть нанесен не только занимающемуся, но и окружающим. Вы меня понимаете?
— Да.
— Мне кажется, вы собираетесь кому-то отомстить? — Спиридонов внимательно посмотрел Павлу в глаза.
— О да, — ответил Павел. — Я бы с удовольствием сошелся в бою с тем человеком, который взял меня тогда.
— Кто это был? — осведомился Спиридонов.
— Некто Колычев…
— Сергей или Владимир? — тут же спросил Спиридонов.
— Он сейчас подполковник… — пояснил Павел.
— Сергей, — констатировал Спиридонов. — Я его встречал. В шестнадцатом мы даже боролись друг с другом. Он мне показал несколько интересных вещей. Я тоже кое-чему научил его.
— Не жалеете, что учили врага? — поинтересовался Павел.
— Он мастер, — пожал плечами Спиридонов. — Мы обменялись информацией к взаимной пользе. Судьба развела нас по разные стороны фронтов и границ… а жаль.
— Но сейчас он враг, — настаивал Павел.
— Сейчас, полагаю, он еще больший мастер, — улыбнулся Спиридонов и, заметив непонимание в глазах Павла, продолжил: — Я хочу, чтобы вы запомнили. В бою надо быть беспристрастным. Такие чувства, как ненависть, презрение, жажда мести, страх, любовь, чрезмерно искажают видение, а значит, ослабляют вас.
— Интересно, что же делать со страхом? — поднял брови Павел. — Признаться, когда я был в Чека, и после, когда водил бригаду в бой, поджилки тряслись.
— Хорошо, что вы осознаете это как проблему, — кивнул Спиридонов. — Страх — естественная реакция организма, предупреждение об опасности. Впрочем, ваша задача — добиться того, чтобы страх не сковывал вас, не мешал действовать. Со временем это приходит… когда вы начинаете несколько иначе относиться к жизни. Сила в безразличии. А пока постарайтесь перевести страх в чувство опасности. Ну что же, мне пора вернуться к тренировке, а вы, если хотите, можете приступить к занятиям с завтрашнего дня.
* * *
Алексей снова зашел в маленький зал Центра боевой подготовки. Широко улыбаясь, Колычев направился к нему.
— Рад тебя видеть, — произнес он. — Тяжело живется генералу в отставке?
— Превосходно, — ухмыльнулся Алексей. — Куча свободного времени. Делать абсолютно нечего.
— Да, плохо иметь достижимую цель, — сочувственно произнес Колычев, — а еще хуже, когда ты зависишь от отношения других людей к тебе.
— Что ты имеешь в виду? — удивился Алексей.
— Все просто, — рассмеялся Колычев. — Был у меня знакомый, который мечтал стать генералом. Только этим дышал, всю жизнь этому отдал. А когда добился чего хотел, запил горькую, потом проворовался и сел в тюрьму. И ведь не для того он рвался в генералы, чтобы пить и воровать. Просто была у него одна путеводная звезда в жизни — генеральские погоны. А когда он их заполучил, жизнь потеряла смысл. К тебе это не относится, ты птица более высокого полета. Займись другой проблемой. Тебе, чтобы выполнить свою задачу, нужны полки и дивизии, министерский пост, придворная мельтешня. Отними это, и ты как рыба на суше. Нельзя быть в такой зависимости от внешних факторов, друг мой. Опасно.
