Павлик не послушался, пискнул: «Ой, мама», и сел в снег.
— Здравствуй, Полкан! — сказал я, вкладывая саблю в ножны. — Очень рад тебя видеть!
— Здорово, — панибратски ответил пес, хватая разгоряченной пастью куски снега.
Со дня нашей последней встречи Полкан сделал большие успехи в дикции, но звук «Р» ему явно не давался, вместо него он просто рычал. Получилось грозно и раскатисто: «Здррррво».
— Наши в порядке? — обыденным голосом спросил я, стараясь не выказывать ни радости от встречи, ни удивления.
— Там, — коротко ответил он, мотнув головой в ту сторону, куда мы направлялись.
— Вставай, Павлик, — сказал я, — это не волк, а Полкан.
— В-в-в-в, — промычал парнишка, с ужасом глядя на говорящего зверя.
— Дуррррк! — оценил его поведение пес, потом поторопил. — Скрррее.
— Уже идём, — ответил я, поднимая спутника на ноги. Тот выглядел не самым лучшим образом, не сводил глаз с собаки и дрожал. Я его встряхнул и спросил. — Ты, как, в порядке?
— А-а-а, д-а-а-а, — ответил Павлик. — Он разговаривает!?
— Ну и что в этом особенного! Ты ведь тоже умеешь говорить, и никто этому не удивляется. Полкан — особая собака, волшебная.
— А-а-а-а, — опять завёл парнишка, но я оставил объяснения до удобного случая и пошёл в сторону тюрьмы.
Полкан побежал впереди, показывая дорогу. Теперь я шёл по следу, оставленному собакой, и дело продвигалось быстрее. Вскоре впереди показалось невысокая постройка, похожая на трансформаторную будку. Полкан остановился и сел на задние лапы.
— Там? — спросил я.
Он молча кивнул, не пожелав напрягать голосовые связки. Сзади тяжело дышал Павлик.
— Охрана есть? — спросил я собаку.
— Нет, — ответил Полкан.
— Тогда ждите здесь, я быстро, — сказал я и, не скрываясь, пошёл к узилищу.
Вблизи «тюрьма» оказалась еще больше похожа на трансформаторную подстанцию. Скорее всего, когда-то она и была ею, по бокам сохранились даже металлические дверцы с вентиляцией, Основная дверь оказалась заперта на обычный висячий замок. Я вытащил из рюкзака шарнирные кусачки и легко перекусил дужку замка.
За первой дверью оказалась следующая, металлическая, с внутренним замком. И на этот случай у меня был припасен лом, против которого нет приёма. Я прикрыл наружную дверь, чтобы снаружи не был слышен шум работы, запустил угловую шлифовальную аккумуляторную машину с отрезным кругом, и прямо в дверной щели перерезал язык замка.
В маленькой комнате, освещенной тусклым плафоном, на дощатых нарах расположилась вся моя троица. Лев Николаевич и Марфа сидели, Денис лежал у стены. Думаю, несколько минут, пока я взламывал дверь, были не самыми лучшими мгновениями их жизни. Только когда меня опознали в «белом человеке», Левчик вскочил и бросился навстречу.
— Как ты нас нашел? — сильно нервничая, спросил он и неловко пожал руку.
— Честно говоря, с большим трудом. Собирайтесь, нужно уходить!
— Денису совсем плохо, — сказала Марфа, почему-то не проявляя при виде меня большой радости. — Я без него не уйду.
Я внимательно на нее посмотрел. Она старательно не встречалась со мной взглядом.
— Что с ним? — спросил я, подойдя к нарам и наклоняясь над больным.
Парень приподнял голову, не ответил и посмотрел на меня горячечными глазами.
— У него жар, — объяснил Лев Николаевич, — воспалилась рана. Ему нужно в больницу.
— С больницей вряд ли получится, — сказал я, не представляя, что делать дальше. — Если нас здесь поймают…
— Что это за люди, почему они нас здесь держат? — спросил Левчик.
— Если коротко, то просто плохие люди, если длинно, некогда рассказывать, — ответил я. — Уходить нужно в любом случае, давайте, я попробую поднять его на ноги, может быть, он сможет идти!
— Я без Дениса не пойду, — повторила Марфа.
— Идите оба наружу, — сказал я ей и Льву Николаевичу, там Полкан и с ним мальчик, спрячьтесь куда-нибудь в лесу, а я попробую… Да не стойте вы над душой!
Лев Николаевич послушался, взял Марфу за руку и насильно вывел из комнаты.
— Расслабься и закрой глаза, — велел я портному.
— Не нужно со мной возиться, — тихо попросил он, — спаси лучше Марфочку.
— Спасу, — пообещал я, садясь на край нар, — закрывай глаза.
Такого интенсивного лечения я не мог даже представить. Спустя три минуту, мои руки начало сводить судорогой. Спустя пять, меня уже всего колотило. От напряжения окаменели мышцы, но я из последних сил удерживал ладони над телом портного. Потом в глазах потемнело и я, похоже, на несколько секунд отключился.
Когда открыл глаза, Денис смотрел на меня вполне осмысленным взглядом.
— Что ты со мной сделал? — спросил он, садясь на нарах.
Ответить у меня не достало силы. Я пытался быстро расслабить затекшее тело, но ничего не получилось.
— Что с тобой? — испуганно спросил портной. — На тебе лица нет!
— Сейчас станет легче, — прошептал я, хотя сам в этом уверен не был. С расслаблением на меня наваливалась невероятная слабость. Я в тот момент не смог бы даже встать на ноги.
— Тебе помочь? — теперь уже меня спросил Денис.
— Помоги, — согласился я. — Нужно уходить.
— Держись за меня, — сказал он, помогая подняться на ноги.
С трудом преодолевая тяготение земли, я вместе с ним заковылял к выходу. В лицо пахнуло ледяным дыханием зимы, и я глубоко вдохнул морозный воздух. Наших спутников за дверями не оказалось. Лев Николаевич послушался и увел Марфу подальше от узилища.
— Туда, — сказал я Денису, показывая на свежие следы. — Скорее.
Он подхватил меня под руку, мы сделали несколько шагов, и замерли на месте. В лицо ударил ослепительный луч света. Я невольно поднял левую руку, что бы защитить глаза, но она не послушалась; потянулся правой к сабельному эфесу, но силы хватило только взяться за рукоятку.
Свежий снег в луче мощного прожектора сиял как бриллиантовый. Потом его заслонил черный силуэт. Человек приближался не спеша, уверенной походкой. Я уже понял, кто это и тихо сказал Денису:
— Уходи, у нас здесь свои дела. Мальчишка вас выведет.
Парень хотел что-то возразить, но я толкнул его плечом. Он подчинился, отступил из луча света и исчез в темноте. Качаясь как камыш на ветру, я ждал, когда, наконец, подойдет мой заклятый враг.
Магистр не спешил, приближался нарочито медленно, явно, наслаждаясь победой и давая мне возможность прочувствовать горечь поражения. Однако мне было не до его торжества, я старался хоть как-то привести себя в порядок. Когда он, наконец, приблизился, мне стало значительно лучше. Не так, чтобы броситься на врага, но достаточно, чтобы членораздельно говорить не дрожащим от слабости голосом.