– Где эта пустошь? – спросил дворянин.
– Не знаю. Но скоро узнаю.
– А зачем собираются?
– Что-то важное затеяли. Понял я так – завтра и решится, о чем они давно разговор вели.
– Что же они затеяли, поганцы? – задумчиво протянул Матвей. – Ладно, иди.
Он несколько минут сидел за своим столом, неподвижно глядя куда-то вдаль и гладя пальцами усеянную драгоценными камнями рукоять своего любимого, острого, словно бритва, кинжала. Взял он его в схватке с басурманами – лезвие по рукоятку вошло в плечо боярина, но он сумел здоровой рукой удушить огромного, злого татарина. Так кинжал и стал его собственностью, трофеем. Вместе со шрамом на плече.
– Родион, разузнай-ка скорее не только, где эта Лопушиная пустошь находится, но и ходы-подходы к ней, места укромные. И чтобы ни одна живая душа об твоем интересе не пронюхала.
– Будет сделано, не сумлевайся.
Действительно, Родион был пронырой хоть куда. Не много времени ему понадобилось, чтобы все разведать. Выслушав вечером того же дня донесение, Матвей удовлетворенно кивнул и наградил шпиона столь щедро, что даже удивил его.
– Готовься, Родион, завтра выступаем.. На следующий день Матвей, Родион и трое здоровенных молодцов, вооруженные пистолями, алебардами, ножами, прибыли к заимке. В деле обустройства засад дворянин обладал большим опытом. Даже более солидным, чем атаман Роман, хотя тот славился везде именно этим искусством и слыл в нём непревзойденным. Никто сейчас, выйдя на поляну, не сказал бы, что в окрестностях притаились вооруженные люди и терпеливо ждут той минуты, когда будет подан сигнал к действию.
– Чтоб тихо сидеть и без знака не дышать даже, – еще раз погрозил дворянин пальцем, после чего сам схоронился за поленницей дров и кипой разного хлама и стружек, откуда мог хорошо слышать и видеть, что происходит возле вросшей в землю, покосившейся избушки.
Времени прошло немало, но Матвей привык ждать. Пошевелиться он позволял себе только тогда, когда онемело тело. Мысли его текли ровно, спокойно. Воспоминания, думы о том, как лучше завершить это хитрое дело, да просто посторонние мысли одолевали его и навевали сон. Вместе с тем он не впадал в дрему, слышал и улавливал каждое движение в лесу, каждый шорох. И дождался…
Атаман был в стрелецкой форме. Он обошел избушку, осмотрелся, нет ли какой опасности, подошел к поленнице, но спрятавшегося там дворянина не обнаружил. Потом набрал сухих веток, высек кресалом искры. Немало труда пришлось потратить, прежде чем вверх взметнулся хилый огонь, который набухал, с каждой секундой набирал мощь, тщетно силясь разогнать сгущающуюся над землей синюю тьму. Атаман уселся на лавку перед костром и завел Хорошим густым голосом заунывную разбойничью песню, звучавшую в лесу тоскливо и тянувшую душу. Песню о разбойничьей атаманше, которая не пожалела сорок душ, в том числе родителей, всех сгубила ради шайки своей., Вскоре появился второй – хмурый, взъерошенный. Он уселся на пень напротив атамана.
– Добрый вечер. Роман.
– Вечер добрый, воевода, – кивнул атаман и подбросил в костер сухих веток, от чего пламя пригасло, но тут же взметнулось вверх с новой силой.
– Прибрали братву твою, Роман.
– Всех?
– Из логова ни один не ушел. А вот с обозной засадой незадача получилась.
– Кто ушел?
– Мальчишка, худой такой.
– Гришка. От него ни пользы, ни опасности. Навязался только на нашу шею. Как все началось, бежал, наверное, так, будто по пяткам розгами хлестали?
– Угу. И еще один ушел. Здоровенный такой. Без пальцев на руке.
– Вот это худо, – нахмурился Роман. – Грозный он, да еще разозленный. Самый опасный зверь из всей стаи. Поспешили вы его отпустить. Ох, как поспешили.
– Он нас не спрашивал, – развел руками воевода. – Ну, а ты как, добыл? Я уж наслышан о том, что ты в старостином доме натворил.
– А что делать было? Дьяк чуть весь город не переполошил. А касательно вещицы – не боись. Добыл.
– Покажь!
– Схоронил в укромном месте, чтобы во грех тебя случаем не ввести. Ты лучше свою покажь.
– Да что ты, разве я такой дорогой товар с собой потащу.
Атаман с воеводой помолчали, недовольные друг другом и проклиная каждый в мыслях хитрость своего приятеля. Роман подкинул еще хвороста и протянул руки к огню, будто желая согреть их от мороза. Красные отсветы падали на кожу и просвечивали ее, поэтому казалось, что руки атамановы в крови.
– Воевода, – наконец нарушил молчание атаман. – Ты знаешь, что ни мне без тебя не справиться, ни тебе без меня. Обоим ношу эту тащить надобно. Там столько всего будет, что и на двоих, и даже на сто человек с лихвой хватит. И беспокоиться о том, что один другого во сне удавит, право, не стоит. Даже чтобы нам начать – все части воедино собраны должны быть… Давай именами святыми поклянемся вместе это дело до конца довести.
– Да ты, что ль, в святые имена веруешь?.. Хотя правда твоя.
Двое негодяев прочитали молитву, поцеловали крест, призывая святые имена, произнесли страшную клятву… Потом атаман вынул из кармана два листочка и протянул их воеводе, без особой охоты, но решительно. Жадными глазами пожирая их, воевода схватил листки, разгладил, потом, крякнув, порвал подол своего богатого кафтана и зашитый в нем похожий лист нехотя протянул Роману.
– Все честно, – кивнул атаман.
– Ну теперь Бог нам в помощь, – перекрестился воевода и снова толстыми губами прильнул к кресту.
– Не Бог, а сила нечистая твой помощник! -крикнул Матвей.
– Боярин Матвей! – отмахиваясь, как от черта, сдавленно прошептал воевода.
– Откуда ты взялся, высокочтимый Матвей? – с ненавистью произнес Роман, зло сощурясь.
– Сам Господь привел меня, чтобы ваши дьявольские планы порушить, – улыбнулся Матвей. Видя, что атаман потянулся к эфесу сабли, прикрикнул: – Не шали! Вокруг моих людей больше, чем шишек на деревьях.
– Порублю! – воевода обнажил свою саблю и стремительно кинулся на Матвея. За ним последовал и атаман.
Боярин уклонился от воеводина удара, потом скрестил клинки с атаманом и неожиданно с огромной силой ударил того здоровенным кулачищем в живот. Роман упал на землю – удар надолго сбил ему дыхание. Воевода же, при всей его грузности, оказался неожиданно умелым бойцом. Первые секунды он даже наступал, ожесточенно ругаясь и брызгая слюной. Он был в великой ярости, одержим желанием растерзать дворянина, которое заслонило страх. Но все же против такого противника долго выдержать он не смог. Матвей дрался аккуратно, хотел взять подлого предателя живьем, но, когда последовал молниеносный выпад, отражая его, дворянин взмахнул саблей. Блеснула сталь, и воевода напоролся своим толстым брюхом на острый клинок. Секунду постоял, удивленно разглядывая появившуюся на кафтане кровь, после рухнул на колени и растянулся безжизненно на земле.
