– Только время и силы зря потеряли, – проворчал по данному поводу Загоруйко. – Нет уж, давай-ка больше никаких тоннелей. Лезем строго вверх, и баста. Ибо цо занадто, то не здраво.
– Мне кажется, Вольтер в данном случае был точнее поляков, – заметил Дубровин.
– При чем здесь Вольтер?
– Потому что он первым сказал Le mieux est l’ennemi du bien. Что означает «лучшее – враг хорошего». Точнее не сказал, а написал, конечно.
– Энциклопедист! – фыркнул Загоруйко. – Гугла на тебя нет.
Больше всего уставали непривычные к подобной работе руки. Да еще донимала жара. Вода выходила из организма с потом, было трудно дышать, и постоянно хотелось пить. Однако воду, которую несли с собой во флягах, расходовали аккуратно – ее нужно было растянуть минимум на весь подъем, а там, как парни надеялись, их ждет «Проходимец» с запасами всего, что только может понадобиться. И даже если по каким-то причинам они не обнаружат ни вездеход, ни Марочкина, воду наверху они найдут в любом случае. А еды хватит на весь пеший путь до Туманной Поляны, где ждут солдаты и техника. Правда, можно запросто подхватить смертельную заразу и скопытиться еще по дороге, но тут уж ничего не поделаешь. Другого пути нет. К тому же, судя по тому, как распространяется пандемия, от Вируса что так, что эдак рано или поздно помирать всем. Если, конечно, быстро не изобретут вакцину и какой-нибудь мощный антивирусный препарат.
Последнюю мысль как раз и высказал Загоруйко во время очередного отдыха.
– Насчет препарата – это вряд ли, – сказал Дубровин. – Если Вирус проник в клетку, справиться с ним невозможно. Я про любой вирус, не только этот. Вообще само понятие «убить вирус» не совсем верно. Разрушить – другое дело. Так что вся надежда на вакцину и мощный иммунитет.
– Вы так до сих пор и не решили, куда их отнести – к живому или неживому? – спросил Загоруйко.
– Мы – это, надо понимать, биологи?
– Кто ж еще.
– Да, споры идут до сих пор.
– Сам-то как думаешь?
– Думаю, вирусы – это квазижизнь. Например, они могут размножаться. Мало того, безудержное размножение – это по сути единственная их цель. Но у них не клеточная структура. И нет обмена веществ как такового. Да и размножение их совершенно не похоже на размножение живого организма. Грубо говоря, вирус встраивается в клетку и заставляет ее производить другие, точно такие же вирусы.
– Круто, – сказал Загоруйко. – И как-то… очень безжалостно, что ли.
– Я и говорю. Безжалостность машины. Простейшего робота с одной тупой программой – дублировать себя во что бы то ни стало. К чему это может привести, мы видим на примере этой Реальности. Теперь и нашей тоже.
– Все-таки никак не могу понять, – Загоруйко отпил из фляги воды, завинтил крышку, – как могло получиться, что Вирус убил всех? И снова взялся за дело уже у нас, а мы, так же как те несчастные, ничего не можем противопоставить?
– Например, что?
– Карантин, фильтры… не знаю.
– Ты физик и инженер-атомщик. Так?
– Ну.
– Ответь мне. Каким должен быть фильтр, задерживающий частицы размером двести нанометров?
– М-да, – вздохнул инженер и физик Загоруйко. – Однако мы видим, что Изя Френкель и Татьяна Лютая выжили. Значит, пусть на двухкиломтеровой глубине, но защититься можно?
– А ты уверен, что они выжили потому, что сидели в этом убежище?
– Э…
– Может быть, у них иммунитет уникальный. Не думал об этом? Не берет их Вирус, и все тут.
– И откуда же он взялся, такой иммунитет? – не отставал Загоруйко.
– Возможно, мутация. Тридцать лет просидишь у ядерного реактора под боком, еще не так мутируешь.
– Не трынди. Там радиационный фон в норме. Я проверял.
– Слушай, ну откуда я знаю? Ты же у нас физик. Может быть, у них какие-то изменения в организме произошли, когда они Шадрина и Максимчука в прошлое запускали. Пушка какая? Тахионная. А тахионы – это что?
– Гипотетические частицы, способные двигаться быстрее скорости света, – заученно отозвался Загоруйко.
– Это для тебя они гипотетические. Были. А для Изи Френкеля и Татьяны Лютой самые что ни на есть практические. Я хоть и не физик, но уверен, что и этот его преобразователь пространственно-временной, гравицапа эта, тоже без тахионов не обходится. И откуда мы можем знать, как эти самые тахионы влияют на человеческий организм? Может, они такие мутации запускают, что ой-е-ей. Посмотри на них. Скажешь, что ему шестьдесят пять, а ей пятьдесят четыре?
– Да, – согласился Загоруйко, – сохранились оба здорово. Особенно она.
– Тридцать лет под землей, – напомнил Дубровин. – На глубине два кэмэ. Без свежего воздуха и солнца.
– Так ты думаешь…
– Ничего я не думаю, – вздохнул Дубровин. – Так, языком мелю. Но это еще не значит, что в моих словах не может содержаться рациональное зерно. Оно же – зерно истины.
Помолчали.
– Сколько еще нам осталось? – спросил Дубровин, хотя знал ответ.
– Восемьдесят семь секций. Ерунда. Большая часть позади.
– Главное, уже не так жарко. Ну что, полезли?
– Полезли.
Отблеск света, идущего откуда-то сверху, они заметили, когда до конца пути оставалось шестьдесят две секции, или, другими словами, шестьсот двадцать метров. Для проверки выключили налобные фонари, всмотрелись.
Точно.
Откуда-то сверху ритмично мигал слабый свет. Вцепившись в скобы и задрав головы, некоторое время Николай и Владимир следили за ним.
– Я-маал-я-маал, – пропел вдруг Загоруйко. – Заа-каа-ти-ки, доо-ми-ки, есть, сам-та-кой, тоо-мяг-кий-знаак.
– Э! – встревоженно позвал товарища Дубровин, который на этом отрезке пути шел вторым. – Володя, ты чего? Все нормально с тобой?
– Спокойно! – весело отозвался Загоруйко. – Спокойно, Коля! Это азбука Морзе. Нам сигналят сверху азбукой Морзе.
– Ух ты. И что сигналят?
– Я-з-д-е-с-мягкий знак.
– Получается «я здесь».
– Ага. Кто-то там. И сообщает нам об этом.
– А что за «закатики» и «сам такой»?
– Это называется «напев». Чтобы проще буквы было запомнить. Закатики – «з», два тире, две точки. Сам такой – «с», три точки. И так далее.
– Значит, мы можем ответить? – догадался биолог.
– Ну!
– Так отвечай, чего ждешь?
– Ага, сейчас, погоди…
Загоруйко отцепил от пояса фонарь помощнее, включил и засигналил наверх. Один раз, второй и третий.
– Передал три раза «поднимаемся», – сообщил он. – Посмотрим, что ответит.
Сверху опять замигал свет.
– Жи-ви-те-таак, доо-ми-ки, есть, маа-маа, – пропел Загоруйко.
– Ждем, – легко догадался Дубровин. – Значит, он там не один. Полезли?
