– Он называется ППВК ФЛ-2, – с ревнивой занудностью автора поправил Френкель. – Преобразователь пространственно-временного континуума конструкции Френкель-Лютой. Модель вторая.
– Короче, гравицапа, – сказал Шадрин.
– ?
– Неважно, – махнул рукой Иван. – Ты этого фильма не мог видеть. Он позже вышел. И не в этой Реальности.
– Смешное название, – усмехнулась Татьяна. – Гравицапа. Мне нравится.
– Идиотское какое-то, – насупился Френкель.
– Эй, – напомнил Белов, – ребята, время уходит.
– Да, – согласился ученый. – Действительно. Ну, слушайте..
Длинный, выматывающий душу и режущий уши скрип заставил Френкеля умолкнуть. Казалось, где-то стонал от боли и напряжения сам неживой металл, и стон этот не только заполнил собой все окружающее пространство, но и проник в людские тела. Никто не успел ничего сделать, только Шадрин и Максимчук резво, по-молодому вскочили ноги, как скрип-стон взлетел на новую высоту. Пол дрогнул и накренился. Две чашки с чаем заскользили по гладкой поверхности журнального столика. Одну успел подхватить Загоруйко, а вторая упала и не разбилась, расплескав по ковру горячий чай. Где-то с полок попадали книги.
И тут же все прекратилось и стихло.
– Вот, – сказал Френкель. – Это таки то, о чем вы от меня уже слышали. Крепления сдают с восточной стороны. – Он осторожно, как человек, ступивший на бревно через ручей, потоптался на полу. – Градусов десять крен, – определил. – Много – двенадцать.
– И что это значит? – спросил Белов. – Выдержат крепления, нет? Сколько у нас времени? Татьяна?
– На этот вопрос вам никто не ответит, – покачала головой Лютая. – Ясно только одно. Нужно убираться отсюда как можно скорее.
– Вот и я об этом! – воскликнул Шадрин.
– Так никто и не против, – сказал Френкель. – Тем более что здесь, в шахте, наш преобразователь совершенно бесполезен.
– А где он должен быть?
– В космосе. Идеально в точке Лагранжа L4 или L5 системы Земля – Солнце.
Присутствующие молча переглянулись.
– Примерно сто пятьдесят миллионов километров расстояние, – пояснил Загоруйко. – До обеих. Если я правильно помню.
– То есть как до Солнца? – вспомнил Белов.
– Ну да. Если представить себе равносторонний треугольник, в двух вершинах которого находятся Земля и Солнце, то точки Лагранжа L4 или L5 попадают в третью вершину.
– Точки Лагранжа – это точки своеобразного гравитационного равновесия между двумя телами в Солнечной системе, – пояснил Френкель, поймав растерянный взгляд Белова. – Грубо говоря, если в такую точку системы Земля – Солнце поместить космический корабль, то его не притянет к себе ни Солнце, ни Земля. Есть еще точки L1 и L2, они ближе, всего полтора миллиона километров от Земли. Но они нам не подходят.
– Почему?
– Могу показать расчеты. – Френкель вздохнул. – Но не думаю, что они вам что-то скажут. Просто примите на веру.
– Мы люди государственные, – сказал Белов. – Нам на веру нельзя.
– Ну вы же верите, к примеру, что в Солнечной системе девять планет? Хотя никогда их не видели.
– Уже восемь, – сказал Шадрин.
– Не понял, – вздернул брови Френкель. – Как это?
– В нашей Реальности Плутон лишили статуса планеты, – пояснил Шадрин. – В нашей – это той, откуда мы сейчас пришли.
– Идиоты, – резюмировал Изя. – Не вы. Те, кто лишил.
– Я понял, – сказал Шадрин. – Но все же, если совсем коротко, почему именно L4 или L5?
– Если коротко, хрен его знает, – признался Френкель. – То есть расчеты показывают, что преобразователь нужно запустить именно там. Только в этом случае есть вероятность, что Реальности разойдутся, не уничтожив одна другую окончательно. А вот почему… Думаю, все дело в Земле. Она, как бы это сказать… Определяет. Определяет все. Реальности. Жизнь. Смерть.
– Как-то это не по-научному звучит, – с сомнением произнес Загоруйко. – Что значит – определяет?
– Определяет – значит имеет решающее значение самим фактом своего существования.
– Для Вселенной? – иронично осведомился Загоруйко.
– Возможно, и для Вселенной, – пожал плечами Френкель. – Знаете, молодой человек, я пока тут под землей тридцать лет сидел, много о чем передумал. И с радостью готов поделиться с вами своими мыслями. Только давайте все-таки сначала спасемся. Желательно все.
– Сто пятьдесят миллионов километров… – повторил Шадрин. – У нас таких средств доставки, которые могли бы успеть, нет. Сколько, ты говоришь, осталось времени?
– Двадцать семь дней, – сказал Френкель. – Я вычислил время сегодня ночью, основываясь на последних показаниях континуум-датчиков. – Он погладил по плечу Татьяну. – Видишь? Не зря мы с тобой наружу выползли. По всем меркам, не зря.
– Так я и не спорю, – согласилась Татьяна.
И погладила его плечо в ответ.
– Меньше месяца, – проронил Белов. – Значит, надежда только на Луну и Марс. Луну и Марс этой Реальности, я имею в виду. У меня мало сведений. Но, насколько я знаю, космические корабли у ваших колонистов имеются.
– Осталась ерунда на постном масле, – подытожил Максимчук. – Выбраться самим, связаться с Марсом и Луной, договориться о помощи, вытащить наверх гравицапу весом… сколько она весит, Изя?
– Не знаю, как гравицапа, а преобразователь пространственно-временного континуума конструкции Френкель – Лютой модель номер два весит семьсот тридцать два килограмма, – с достоинством ответил Френкель. – И, кстати, я вам не говорил, что после соответствующей доработки он может служить в качестве гиперпространственного двигателя для звездолетов? Во всяком случае, в теории.
– С ума сойти, – провозгласил Шадрин. – Изя, ты серьезно?
– Абсолютно, – с великолепной небрежностью ответил Френкель. – Чему ты удивляешься? Если я в свое время сумел забросить вас в прошлое, то отчего не смогу к центру Галактики?
– Действительно, – пробормотал Шадрин. – Делов-то.
– Поднять с глубины в два километра уникальную дуру… прости, Изя, преобразователь весом семьсот тридцать два килограмма, – продолжил Максимчук. – Он же будущий двигатель для путешествий по Галактике. Дождаться корабля с Марса или Луны, установить на него гравица… преобразователь, долететь до точки, мать его за ногу, Лагранжа и, наконец уже, спасти этот дурацкий мир. Я ничего не забыл?
– Вирус, – сказала Татьяна. – Если вы не найдете вакцину или лекарство, все наши старания напрасны.
– Не напрасны, – возразил Френкель. – Колонисты выживут. Опять.
– Аминь, – сказал Белов.
Прошло еще пять часов.
