– Это была судьба…
– Или случай! – возразила Энца. – Я помню выражение твоего лица, когда вы с Феличитой вошли в лавку Дзанетти. Блаженство! Ты нес шампанское, вел за руку прекрасную девушку и был счастлив. Бросил на меня взгляд, и сразу же тебе стало неуютно.
– Нет, я обрадовался тебе!
– Ну, со стороны так не казалось. Нет ничего плохого в том, Чиро, чтобы выбрать женщину, которая делает тебя счастливым. У тебя должно быть это право.
– Ты уговариваешь меня уйти к другой? – Чиро чувствовал, что теряет терпение. – Редкое качество для девушки.
– Я просто напоминаю тебе о вещах, о которых ты не задумывался.
– Ты знаешь мои мысли?
– Я могу верить только делам, а не словам. Ты говоришь правильные вещи, а потом исчезаешь, – тихо произнесла Энца.
– Когда я созрел, то не смог тебя найти. – Он помолчал. – А что, если я скажу, что ты нужна мне прямо сейчас? – Чиро наклонился к ней и взял за руку.
Энца улыбнулась:
– Я бы подумала, что бравый солдат, отправляющийся на войну, не прочь оставить дома хорошенькую девушку, которая молилась бы за него. Чиро, я просто напоминаю тебе о доме. Не принимай это за любовь. Между нами глубокая связь, но это не то, что ты думаешь. – Энца высвободила руку и отодвинулась.
Чиро проводил Энцу в Гринвич-Виллидж. Она рассказывала ему истории из оперной жизни, подражала Энрико Карузо, Джеральдине Фаррар и Антонио Скотти, она заставила Чиро смеяться. А он рассказывал Энце о ремонтном фургоне и своих планах по развитию дела после возвращения с войны. Чиро вновь удивлялся, до чего же легко разговаривать с Энцей, каким откровенным он становится в ее присутствии.
На крыльце «Милбэнк-хаус» они крепко обнялись.
Чиро хотел поцеловать Энцу на прощание, но она поцеловала его первой, в щеку. Той ночью Энца молилась за него, но тоски в ее молитвах больше не было.
12
Шляпная коробка
Una Cappelliera
10 декабря 1917 года
Камбре, Франция
Дорогой Эдуардо!
Надеюсь, это письмо дойдет до тебя, ведь оно единственное, которое я написал с фронта. Ты лучше всех знаешь, как мне трудно описывать мир словами, но я попытаюсь. С самого начала службы дни тянулись в полной неопределенности, так что я не мог их описать. Мы отплыли в Англию 1 июля, на корабле ВВС США «Олимпик». На борту нас было около двух тысяч, хотя точно никто не считал. Я оказался в полку генерала Финна Тейлора по прозвищу Десант. Его дочь, Нэнси Финн Уэбстер, обеспечила каждого новобранца парой носков. Мы получили их, ступив на корабль. Я тут же вспомнил сестру Доминику, которая часами стучала спицами, чтобы связать нам носки и свитера.
Целыми днями нас муштровали на палубе. Приплыв в Англию, мы тут же на пароме отправились во Францию. Высадившись на побережье, прошагали десятки миль, то и дело разбивая лагерь и роя окопы, а когда не рыли, то прыгали в те, что вырыли другие солдаты до нас. Нельзя не задаться вопросом: что стало с этими людьми?
Мне посчастливилось завести хороших друзей. Хуан Торрес вырос в Коста-Рике, но живет в Нью-Йорке, на Сто шестнадцатой улице. Ему тридцать два, у него жена и шестеро детей, и он предан Матери Божьей Гваделупской. Когда я сказал ему, что мой брат – священник, он упал на одно колено и поцеловал мне руку. Так что, пожалуйста, помяни его в своих молитвах.
Не могу поверить в то, что наблюдаю здесь. Мы столько же времени хороним мертвых, сколько воюем с врагом. Прибыв на поле сражения, мы не видим земли – вся она покрыта трупами. Мудрые солдаты ожесточаются сердцем, но я этому не научился. И не думаю, что смогу, брат.
Земля истерзана, леса обгорели, а реки так переполнены пеплом с полей сражений, что вода загустела и еле-еле течет. Иногда мы натыкаемся на голубое озерцо или нетронутый уголок леса, и тогда я вижу, что Франция когда-то была прекрасна. Но теперь, увы, нет.
Нам сказали, что наш полк накрыло горчичным газом. Я дремал в окопе, сидя на собственной каске (лучше, чем в грязи!), и думал, что мы снова в монастыре, а сестра Тереза приготовила хлеб с айоли[68]. Но запах чеснока оказался ядом. Командир сказал нам, что нас задело только краешком, но солдаты думают по-другому. Я еще на себе ничего не ощутил, и это хорошо. Я курю не слишком много, поэтому еще могу чувствовать свои легкие.
Надеюсь увидеться с тобой в Риме весной, когда ты будешь произносить последние обеты. Думаю о тебе каждый день и шлю тебе свою любовь.
ЧироЧиро считал, что у солдата есть два способа выжить на войне. И в его полку были примеры того и другого.
Рядовой Джозеф де Диа ружье держал наизготовку, шлем носил ровно, смотрел всегда вперед, один его взгляд мог устрашить врага. Его должны были спасти сноровка и порядок.
А вот майор Дуглас Лейбахер. Он патрулировал окопы, как простой рядовой, и вызывал дружный смех у солдат, разговаривая с ними холодными французскими ночами. Майор Лейбахер, укрепляя дух бойцов, помогал им выиграть войну. Его спасала ясная цель.
Чиро был хорошим солдатом – он подчинялся приказам, был всегда начеку, выполнял любое задание, – но с подозрением относился к политике, стоявшей за тактическими решениями. Людей часто перебрасывали с места на место без предварительной подготовки, и казалось, что за этим нет никакого плана. Чиро всегда ожидал худшего, составляя свой собственный план, потому что не доверял начальству.
Хотя Чиро хорошо представлял, на какие жертвы идет вместе с другими, но редко задумывался о смерти, несмотря на то что пули падали вокруг дождем. Для каждого солдата в конце концов наступает момент выбора – как именно встретить свой рок. Чиро прислушивался к внутреннему голосу. Видя ужасающую, бессмысленную трату человеческих ресурсов на полях Франции, он думал о людях, судьба которых оборвалась, не состоявшись. Чиро решил во что бы то ни стало бороться за свою жизнь и жизнь товарищей. Но не стремиться убить врага ради победы. Он будет убивать, только защищаясь.
Победы чаще всего казались почти случайными. Шагая по французской земле, полк неожиданно наткнулся на армейский склад боеприпасов в амбаре на старой ферме, а позже – на танковый завод, бывшую фабрику кружев. Но вел их вовсе не холодный расчет командования. Бесчисленные солдаты, объединенные в безымянные, отмеченные лишь номером полки, прочесывали деревушки в поисках всего, что только могло пригодиться армии.
Бывали дни, когда Чиро думал, что война окончена, – когда не звучало ни единого выстрела, не было ни единого признака движения в окрестных полях. Но потом все начиналось заново, и всегда одинаково: отдаленные звуки становились громче, и вот уже мир вокруг взрывался шквалом пуль и осколков. Танки грохотали, как камнедробилки в Альпах, их гусеницы расплющивали все, что попадалось на пути. Чиро они казались уродливыми. Разве можно найти красоту в том, что создано с единственной целью – разрушать?
