— Не надо бояться!
Махнув рукой, Вожников перемахнул через ограду, встречая рыцарей веселой усмешкой:
— Ну, здравствуй, мой славный Арман! Что встал? Не узнал или из-под шлема не видно? Так забрало-то подними, ага!
— Мы получили ваше письмо, сир! — Спешившись, шевалье де Сен-Клер снял шлем и опустился на левое колено. — То самое, в котором вы говорили о венецианском флоте. Наш славный Ла Гир тотчас отправился к дожу, а я… а мы… А мы решили проехаться через Террасу в Манресу, то есть это я предложил, набрал добровольцев… Думал, мало ли, вас встретим, сир. И вот — встретили!
— А посты в приморских городках выставили?
— Где смогли — да! И суда пустили, пусть присматривают.
— Молодцы!
Князь от души хлопнул Сен-Клера по плечу, отчего сей славный юноша едва не свалился наземь, и, вспомнив, осведомился, не пришла ли подмога из германских земель.
— Приехал от них гонец с небольшой свитой, — поднявшись на ноги, пояснил Сен-Клер. — Войско — русские латные дружины и ордынская конница — пару дней назад выступило из Руссильона.
— Значит, скоро будут, — довольно улыбнулся Егор. — Что еще говорил гонец?
— Ничего не говорил, сир. Но привез письмо от вашей супруги.
— Письмо?!
Вожников обрадованно потер руки: по жене-то соскучился, даже во сне ее видал пару раз, то в образе римской гетеры, а то — в виде солистки какой-то рок-группы, в узеньких джинсах и с гитарой наперевес. Вот оно, оказывается, к чему сны-то такие снились — к известию!
— Ну, давай же скорей его сюда, письмо-то!
— Ах, сир! — нормандец вздохнул и потупился. — Я бы и рад, но к тому нет совершенно никакой возможности, ибо гонец оставил письмо при себе, сказав, что передаст его только лично вам в руки. Видать, послание-то — интимное… — при этих словах рыцарь закатил глаза. — Ах, так и представляю себе, что там написано!
— Эй, эй! — князь шутливо погрозил кулаком. — Что это ты там себе такое представляешь, а? Спокойней, мой славный Арман, спокойней. Да, я чертовски рад тебя видеть… Ого! С тобой еще и англичане!
— Лучники, сир. Напросились — уж пришлось взять. Как и вон этих, — шевалье кивнул на всадников в длинных рясах, монахов, средь которых Вожников с удивлением узнал и начальника инквизиции Матаро брата Диего, уже сошедшего с коня и подходившего к императору.
— Рад видеть вас в добром здравии, Ваше величество, — поклонившись, произнес по латыни монах.
Его суховатое, но не лишенное приятности лицо университетского профессора и записного интеллигента светилось добродушием и самой искренней радостью.
— Мы, видите ли, пользуясь случаем, решили все же изловить оборотня… Хотя я в него и не верю.
— И правильно делаете, что не верите, — нахмурившись, заметил Егор. — Это не оборотень — человек.
— Человек?!
— Существо, одержимое манией кровавых убийств!
— О Пресвятая Дева… Так мы должны его остановить!
— Конечно, должны, друг мой! И, кстати, о Деве. Здесь неподалеку есть заброшенная часовня Святого Искле.
— Да, мой сеньор, знаю такую.
— Вот туда-то мы сейчас и отправимся — и со всей возможной скоростью.
Кроме князя, брату Диего очень обрадовалась и Аманда, пользуясь моментом, упросившая добродушного инквизитора сказать всем деревенским, что она никакая не ведьма. Досточтимый монах сделал это со всем своим благодушием:
— Эта добрая девушка не занимается черным колдовством, я сам лично допрашивал ее и убедился, что он не связана с Дьяволом, хоть и имеет кое-какой дар. А кто считает иначе, чем святая инквизиция, — тут в голосе монаха вдруг прорезалась сталь, — тот сильно об этом пожалеет, ибо всякий, идущий против мнения Святой Матери-церкви, есть подлый и невежественный еретик, достойный самой суровой, но справедливой кары!
Услыхав такое, опешившие крестьяне попятились и принялись кланяться всем подряд — брату Диего, императору, шевалье де Сен-Клеру и — на всякий случай — Аманде.
* * *
В деревушке долго не задержались, не прошло и получаса, как обретший нового командира отряд и примкнувшие к нему парни с Амандой уже подходили к оскверненной часовне. Лошадей и большую часть отряда пришлось оставить внизу, лишь немногие сопровождали Егора при подъеме по узкой тропе: славный рыцарь Арман де Сен-Клер, дон Эстебан де Сикейрос-и-Розандо (напросился, не прогонять же?), конечно же, брат Диего, а также «ватажка», кроме раненого Лупано, и юная… «не ведьма, а честная, добрая девушка».
Поднимались со всей осторожностью, долго, и, когда вышли к часовне, оранжево-золотистое солнце уже наполовину скрылось за синим маревом гор.
— Да-а, — оглядев нагромождение камней, Вожников озадаченно присвистнул и посмотрел на Аманду: — Ты точно знаешь, где искать?
— Я видела все глазами этого мавра. — Девчонка сосредоточилась и, чуть помолчав, резко указала рукой на усыпанное обломками камней основание полуразрушенной башни: — Смуглянка там, в нише.
Обернувшись, князь махнул рукой:
— А ну-ка, парни!
Альваро Беззубый, Агостиньо Рвань и Энрике Рыбина тут же бросились таскать и отбрасывать камни. Употели, но вскоре ниша оказалась расчищенной, и князь, отослав парней в сторону, в благоговении склонился над закутанной в рогожку статуей. Разрезал веревки…
— Господи! — заглянул из-за плеча Егора монах. — Какая странная… Очень похожа на…
— Это она и есть, — шепотом промолвил Вожников. — Не верите, так попробуйте сдвинуть с места.
— Но…
— Ее похитили мавры… не сами, а с помощью того, кого вы называете оборотнем… — Князь не без удовольствия наблюдал за удивленным инквизитором. — Он рыщет где-то неподалеку, здесь, этот маньяк, Нелюдь… Сначала мы изловим его, а затем тайно вернем Моренету в монастырь!
— А почему тайно? — прошептал брат Диего.
— Потому что никто не знает, что Смуглянка похищена, — терпеливо объяснил Вожников. — Никто и не должен знать… кроме тех, кто уже знает. Включая вас, мой друг!
— Обо мне не беспокойтесь, сир, — поклонился монах. — Никто ничего не узнает. Что же касаемо оборотня… или, как вы его назвали, Нелюдя…
— Я знаю, как его взять. Будем ловить, как рыбу!
— На живца? — усмехнулся дон Эстебан.
— На тыквенные семечки!
* * *
Булочник Фиделино, он же — брат Флориан, он же — Нелюдь или просто Существо — неспешно поднимался по узкой тропинке в гору, на перевал Сан-Иглесио, и налетевший ветер развевал его монашескую рясу, которую «брат Флориан» не считал нужным сменить — не на что, да и зачем? Мало ли в этих местах странствующих монахов? Кто к Моренете идет, кто — обратно…
