Поздоровавшись качанием плоскостей с коллегами, набираю высоту. С запада никого. Не то асы закончились, не то решили зря не суетиться. Наших пятеро – я то есть в наборе высоты, в смысле, и Гошина четверка – в непосредственном прикрытии. Пара в голову ушла, пара в хвосте. Колонны. Медленно уползающей на восток. Вот же тягомотина… Один ТБ, тот, что вначале подожгли, на аэродром сел. Бяла-Подляска. Там, видно, и правда наши. Уже погасился – только пар от него идет. Белыми хлопьями. Второй подожженный, с мощной полосой удушливо черного дыма следом, заходит на посадку, правая плоскость и движок объяты пламенем. Третья же моя неудача, похоже, не утратила способность к полету и тянет к своим. Следом полоса, но цветная. Серо-буро-малиновая, как баб Варя говаривала. Где-то травит, но без пламени. Может, и дотянет. Да и те, что сели, могут ведь и починиться еще. Читал об этих машинах всякие чудеса, в этом вот роде. Механики на борту, инструмента чуть не целая ремонтная мастерская – сел, починился, а ночью – к своим. Бензина авиационного там небось от немцев немало осталось.
Мелькнула даже мысль и самому присесть туда, «мессер» прихватизировать. Типа, «махнул, не глядя». Не, думаю, не стоит. «Мессер» мне, конечно, знаком. Не по рассказам и картинкам. Врага желательно не только знать, но и прочувствовать. Рычагом да педалями. Вот как в этот раз. Некуда им было деваться от Гоши. Чисто по пилотажным возможностям данной машины. К тому же не видели они его. Это я – догадывался. Зная данного субъекта. И летные характеристики «эмиля».
Муторное таки ж это занятие – ТБ сопровождать. На их скорости нельзя, по времени не получится, самая выгодная – где-то триста. Приходится вензеля выписывать, головой крутя, аки заведенный. Изнуряяя глаза пустынной голубизной да то и дело слепя сетчатку рассветным солнцем. Не для слабонервных занятие. Самое стремное, можно так вот часов по десять зенки пялить, ни черта не обнаруживая. Чтобы потом отвлечься, на минутку буквально, оставить вниманием задние сектора – и миг спустя сыпаться вниз ни капельки не живыми уже обломками. А тут еще вызов этот, мать его…
Помнится, вызывали уже меня как-то в столицу. В Москву то есть. Полагаю, далеко не единственного. Но остальных не видел. Сразу насторожился – стремное, значит, дело будет. Впрочем, ничего подобного. Прогулка. На первый взгляд. Да и на второй. Поговорили с дядечкой. В масках – оба. На английском. О том, о сем… У дядечки English безупречный просто, но почему-то чувствуется – не родной. А родной у него русский, пожалуй. Потом передали – лично просил, чтоб именно «того очень щуплого молодого человека, который с ужасным ирландским акцентом».
Акцент как акцент. В Ирландии так не говорят – ну и что? Главное, большинство англичан, из числа никогда не бывавших в Ирландии, уверены, что ирландцы должны изъясняться именно таким вот экзотическим образом. Это наподобие как с одесским говором. В РФ многие полагают, будто знают, как говорят истинные одесситы. На самом же деле едва ли не у всех одесситов нормальный вполне русский пронанс, почти не отличающийся от московского. Не, попадаются, конечно, экземпляры – но это уже скорее ради хохмы.
Поторчал как-то в том чудесном городе. Без малого месяц. Вывели нас тогда из Бессарабии, но в Рашку пока не отправляли. Вышли, натурально, город посмотреть. На следующий день Рыголетто не вернулся. Саня то есть Астахов. Какая-то там у него история в прошлом – до меня еще – была. С культпоходом в оперу. На этого самого Риголетто. От Джузеппе, как известно, Верди. Можно догадаться. Как он там умудрился уж очень нетривиально отметиться, раз кликуха к нему прилипла, да еще с такой вот – на одну букву – модернизацией.
Потом пока Рыголетто искали. Пока нашли. Пока искали тех, кто это сделал. Пока работали. Словом, аккурат где-то с месяц и ушло. За все про все. И попробовал бы нас кто-то раньше вытащить! Но даже и не намекали. К тому времени криминал на Украине такой проблемой стал, что не приведи господь. Каким-то образом разузнав о столь удачной оказии, Юля лично карт-бланш дала. Не, ну не в личной встрече. По трубе, конечно. Телефонной. Насчет поубавить одесских бандюганов. И не только одесских. Поездить тоже пришлось… Заканчивали аж под Сочи. Кудепста, местечко там такое. Есть.
Оп! С востока. Три точки. Подходят ближе – бипланы. Свои, значит. Толик с ведомыми. Лучше поздно, чем никогда. Зависают над серединой строя. Все спокойнее.
Потом у них законы уголовные наподобие российских приняли, и все устаканилось. Лет через десять где-то. В РФ тюрем не стало уже году к 20-му. Только СИЗО. Типа гостиниц, только что с решетками и охраной. И с очень ограниченным временем пребывания. Сначала месяц, потом и вовсе. До двух недель сократили. Помимо штрафов, наказаний стало лишь три. Поначалу. Предупреждение, последнее предупреждение и бессрочная каторга. Потом ввели еще замечания. За мелкие проступки. Наподобие мелкого хулиганства. Или езды без прав. И наоборот. Например, за убийство из корыстных – без предупреждений. Или педофилию… За употребление наркотиков – сразу последнее, и на лечение. После лечения развязал – получи сразу бессрочку. А что такое бессрочная каторга, сам наблюдал. Со стороны, слава богу.
В общем, понадобилось Ворону вытащить. Ворона – потому что из Воронежа. Вот так. Необычно просто. Погоняло евоное образовалось. Уволился. Из контрабасов. Не потому, что на гражданку хотелось. Просто проблемы у него появились какие-то. В родном городе. Он подрывник был – от бога. Поехал, решил проблемы. Быстро и легко. Но не совсем чисто. Кто-то там смог-таки вычислить, на что тот реально способен. Немного шантажа, немного денег – скурвился, словом, Ворона. Попался, однако. Не то сдали. Чужого не жалко. Да и своих… не сказал бы, чтоб уголовная публика так уж очень жалела. Потом суд – и бессрочка. В общем-то, поделом… Но нам – и не столько даже нам, что особенно важно, – аккурат подрывник понадобился. Его уровня. Для одной стремной работки. Выбили – в порядке исключения – амнистию. В виде дамоклова меча последнего предупреждения. На персонально президентском уровне – ниже никак. Вовочка к проблемам таких, как мы, завсегда не без понимания относился. Некоторого.
Прихватив – так проинструктировали – полный парад, а у меня к тому времени уже довольно солидно на груди болталось всего и всякого, выехал в город Нижний Тагил. Что на Урале. Потом, в сопровождении начальника местной ПСОБК, Президентской службы охраны бессрочной каторги то есть, на «уазике» – в поселок названием Мурзинка. Небольшой. Чувствуется, знавал лучшие времена. Церковь странная. Пирамидкой. А так дыра дырой. Оттуда «уазиком» на место. С говорящим названием Мокруша. Топазы там добывали. Когда-то. Месторождение истощилось, выработки остались. Шахты то есть. Немаленькие. Вот, значит, и пригодились. Потомкам.
Дыра в земле. С лебедкой. Рядом караулка. Небольшой такой домик. Датчики. Кругом. Всякие. Некоторые незнакомые даже. Места красивейшие – древние скалистые горы с утесами, поросшими темным лесом, река, бурливая такая… Алабашка называется. Мужик нас встретил. Рослый, тощий – глаза пустые. Сквозь глядят. Давно уже человека бояться не приходилось, а тут… Мороз по коже. Набирали сюда добровольцев. Из числа особо пострадавших. На время – пока душа не отболит. Этот третий год уже. Всю семью – жену, двоих сыновей, дочь… Бандюганы. Потом шеф его рассказал, когда возвращались. Такого не подкупишь. То-то мне чуйка подсказывала… Похоже, размышлял тот про себя – выпустить пожизненного или лучше все же порешить этих странных типов к чертям собачьим, вместе с их президентским указом. А там – будь что будет. Парад мой реально кстати пришелся. Сынуля у дядечки, оказалось, в десанте служил. До того как…
Потом ждали обеда. У бессрочников. Он же завтрак, и он же ужин. Другой дядечка тоже… странноватый слегка. Дочь. Ну, педофил. Много их одно время развелось… Рыба – с головы! Но разговорчивый. Поделился. Он здесь чуть более года. Сейчас «этих» поменьше стало. Сотни по три в год. А раньше – тысячами. Но за пайкой никогда более сотни не собиралось. Сами – друг друга. В исполнение приводят. Кстати, когда Ворону туда сбросили, три недели назад, было сорок шесть. На следующий день отметилось тридцать пять. Вчерась, впрочем, опять сорок шесть было. При четырнадцати спущенных. За прошедший с Ворониного схода срок.
В полдень где-то скинули, как они это называли, сбруйку. Типа лебедки с рамной конструкцией. Раздвижной. На конце датчик. По роговице глаза. Подходит клиент, отметился, что живой, – получи пайку. Сухпай то есть. Турецкий армейский. Просроченный. Их много захватили. На Кавказе, в Крыму. Та еще дрянь… Ежели специально посигналил да положил камешек найденный – иногда топазик там можно было еще нарыть, ежели хорошенько поискать, – получи добавку. Или еще что. Водку – пожалуйста. Табачок, разумеется. Наркоту даже. А так – одеяло армейское, по кирке и фонарю при спуске, потом батарейки – раз в неделю. Взамен подсевших. Как датчик Ворону просигналил, спустили нож и сбруйку. Нож – отбиться. Когда подняли, в крови был. Спросил – часто ли так вот, ну, обратно поднимают? Ворона первый, оказалось…
