А гетайры уже табурет несут – для меня. Из-под кого только вынули?
– Радуйтесь, почтенные!
Кивнули – не обернулись. Заняты. Дионисом заняты – и спором заняты. Громко спорят. Мне даже не по себе стало. Всем известно: пьяный кентавр хуже трезвой гидры. Натерпелся дядя Геракл от таких. Впрочем, как и они от него.
– А я говорю – Хирон! Хирон, точно!
Это один из козопасов. Горячится, вино на стол проливает.
– Помер, – вздыхает седатый кентавр. – Помер Хирон. И Фол помер. И Несс помер. И все померли...
Грустно так говорит, словно на поминках. Мне даже жалко его стало.
– А я говорю – Хирон, – не отстает козопас. – Хирон его, Лигирона, воспитывает. Геракла воспитывал – а теперь его, Лигирона. Потому что Лигирон – это Геракл сегодня! То есть, э-э-э, завтра!
Второй козопас икнул, явно соглашаясь. А мне уже интересно стало. Это где же новый Геракл объявился?
– Помер Хирон, – вздыхает кентавр. – Пусто на Пелионе... Помер!
Вздыхает – даже хвост его гнедой подрагивает. Но козопаса не пронять.
– Не помер, говорю! Он это... прячется. По воле богов. Вот боги к нему Лигирона и привели, чтоб не хужей Геракла воспитал. Потому что мамаша ево... евойная сжечь его, Лигерона нашего, хотела! На жертвеннике! Насилу папаша отбил!
– Ик! – охотно подтвердил второй. – Отбил! Только (ик!) не сжечь хотела, а богом сделать. Если амброзией натереть да на огонь положить, то плоть людская сгорит, а божественная (ик!) останется. А еще можно нектар пить, но это дольше. Да и опасно – нектар если. Тантал (ик!) пил (ик!) – допился!
Я оглянулся – рядом беззвучно скалили зубы мои куреты. А я уже пожалел, что зашел. Что за радость пьяный бред слушать? Если бы кентавр что рассказал!
– Помер Хирон! – вновь сообщил седатый. – Помер...
– А я говорю... – начал было первый козопас, но раздумал. – Ну и ладно! Значит, кто другой воспитывает. Потому как Лигирон должен к самой войне поспеть. Он полгода назад родился, а ему уже вроде как пять лет. А через полгода – десять будет. А еще через полгода...
Я поморщился. Бред бредом, а все о том же – о войне. Лигирона-выростка им подавай! За полгода – пять лет, а за год – десять. Да он же помрет, до десяти лет не дожив!
Ну и чушь!
Я встал, решив вернуться под навес. Пусть капает, зато голова чистая!
– ...Это потому, что он Фетиды сын. А Фетида – богиня, из первых богиня! Она эта... титанида! Папаша – Пелей, человек, значит, а мамаша – строго богиня!
Я так и сел. Дий Подземный, а ведь я о чем-то таком уже слышал!
– Так что, теперь он уже почти что бог! А может, и вообще – бог! Его даже мамаша молоком не кормила, рос быстро, потому и прозвали его – Лигерон Ахилл, Лигерон Невскормленный то есть...
– Ик! – согласился сосед.
– Помер он, – гнул свое кентавр. – И Фол помер, и Несс помер. И мы помрем...
– Не помрем! – помотал головой козопас. – Не помрем, а выпьем! За Лигерона Ахилла! За него – и за Трою! Чтобы сгорела!
– Ик!
А мне не по себе стало. Хорошие же здравицы в микенских харчевнях провозглашают!
Пока пили, пока по усам-бородам текло да на стол попадало, я все понять не мог. Конечно, все это чушь – и про амброзию, и про нектар. Хоть пей, хоть натирайся – богом не станешь. Но откуда такие байки? Ведь не ленится кто-то, распускает! Для этих Троя уже, почитай, взята...
– Эй, ты! Тебе говорят!
Думал – меня. Оказалось – нет, другого. Того, что нос в доски уткнул.
– Выпить хочешь?
Дивное диво – кивнул, голову от стола не отрывая!
– А-а, хочешь! – козопасы, в два голоса. – Ну, тогда спой! Спо-о-ой! Про баб! А мы нальем!
Так это же аэд! Сразу надо было догадаться! Кто же еще так напивается?
– О-о-о-ох!
Долго-долго голову поднимал, долго-долго лиру из сумы, что под столом стояла, вытаскивал...
– Про баб! Про баб! Как Зевс баб из свиней сотворил! Зна-а-акомая песня!
– О-о-о-о-ох-х!
Я понял – конец лире. Сейчас как рванет струну!..
– Про баб! – уже втроем, с кентавром вместе. – Про ба-а-а-аб!
– Тре-е-ень...
И вдруг что-то изменилось. Поначалу показалось – струна лопнула (да как ей не лопнуть-то было?). Или все струны сразу. Или крыша на нас свалилась.
Нет, не крыша! Тишина! Замерла толпа, застыла, словно кто-то всем пьяные их глотки запечатал.
А пьяница-аэд уже не сидит – стоит, и лира в руках, и пальцы не трясутся...
– Медью воинской весь дом блестит,
Весь оружием полон дом – Арею в честь!
Тут шеломы как жар горят,
И колышутся белые
На них хвосты...
Еле смог оглянуться, от пальцев его, что по струнам неспешно ходили, взгляд оторвать. Слушают! И как слушают!
– Там медные поножи
На гвоздях поразвсшаны,
Кольчуги там.
Вот и панцири из холста
Вот полные, круглые
Лежат щиты.
Есть палицы халкидские,
Есть и пояс, и перевязь,
Готово все!..
Странное дело! Песня как песня, военная, у нас ее каждый эфеб знает. Правда, порою важно не что поют, а как. Ну и голосина у этого оборванца! Мороз по коже!
– Ничего не забыто здесь;
Не забудем и мы, друзья,
За что взялись!
Трое проклятой скоро гореть!
И возьмет ее с нами вместе
Бог Ахилл!
Эй, микенцы, острите мечи!
Ждет нас море, ждет нас поход,
Победа ждет!
Тишина... Мертвая, глухая, только слышно, как дождь по крыше стучит. И наконец, единое, дружное:
– А-а-а-а-а-а-а-а-а!
А что аэд? Да вот он – снова носом в стол уткнулся! Странное дело, словно бы видел я его уже! И лицо незнакомое, и голос...
А все-таки встречались!
* * *
Первым, кого я за Львиными воротами встретил (они для козопасов Львиные, а вообще-то ворота Солнечных Львиц), оказался... Любимчик! Собственной богоравной особой! Я на него посмотрел, он – на меня... – Диомед! Ну, знаешь! И – лапищами. Хотел убежать – да куда там! Ой!
Слушаю, как кости мои бедные трещат, а сам глазам не верю. Он, Лаэртид! На подбородке – две волосины (почти как у меня), на плечах – плащ шерстяной, пастуший, вместо сандалий – сапожки, тоже пастушьи. Но все равно – он!
– Лаэртид! Ты же на Итаке! Ты же приплод считаешь!
Погрустнел, вздохнул, волосину рыжую на подбородке дернул.
– Да тут такое дело, Диомед...
В общем, в Палаты Пелопсовы (в Микенах они тоже – Пелопсовы) мы вместе направились. Тем более у рыжего и колесницы не было. Верхами примчался. Удалец!
– На один день в Герею заехал! Всего на один день! Там стада наши, я с сидонцами договорился кое-что продать, а тут – гонец! От Атрида! Приезжай, мол, срочно. Ты чего-нибудь понимаешь, Диомед?
Понимать-то я понимал. Но не все. Зачем Агамемнону я понадобился, догадаться можно. Аргос Микен не слабее, по крайней мере, на суше. А вот зачем Любимчик? Или без превеликого воинства итакийского Парис Елену не отдаст?
