Господин Феоктистов не стал оспаривать данное предположение. Тем более, оно соответствовало реальности.
– Но, прежде чем раскрыть карты, позвольте взглянуть на ваши документы? И если можно, на всякий случай, без резких движений. Мы-то с вами люди опытные, а молодежь может неправильно понять.
Старший детектив немножко замешкался, но потом решил, что ничего в конечном счете не теряет, и перебросил сидящему за столом свой значок.
– «Волки» Деева… – уважительно произнес тот. – Серьезная контора. Значит и финтить вокруг да около нечего.
Он встал, подошел к господину Феоктистову, вернул значок и протянул руку для пожатия.
– Будем знакомы. Отто Карлович фон Розенкрейцер.
– Старший детектив господин Феоктистов… Прошу прощения… Это все. Больше знает только майор.
Барон и виду не подал, что удивлен. В сыске, пусть даже частном, порою и не такие фортели случаются.
– Не возражаю… Так вот, старший детектив… Вас, как я понял, интересует только виларка. Верно?
– Да… Мы действуем по контракту с Домом Андам.
– Вот… А нам саннэ Аная совершенно без надобности. Зато очень нужен господин Зеленин. Так почему бы нам не совместить обе задачи и не решить их вместе?
– Хорошо. Я готов выслушать… если вы тоже назоветесь, – принял решение детектив. – По акценту и именам я понял, что имею дело с германцами? И хоть наши страны союзники, хочу убедиться, что не вляпаемся в шпионскую историю… Со всеми вытекающими.
– Если вам будет достаточно моего слова… – пожал плечами Отто Карлович.
– Зависит от того, что вы скажете.
– Ладно. Я и в самом деле сотрудник Штази. Но в данном случае работаю на частную фирму, которую заинтересовал русский инженер. Концерн готов заключить с господином Зелениным вполне достойный контракт. Но инженер пока не осознал своей выгоды. И мы хотим ему в этом помочь. Не больше и не меньше. Никаких трупов и действий, могущих задеть безопасность России. Такая трактовка, устроит?
Господин Феоктистов кивнул.
– Вполне. Можем, поговорить о деле, если вы не будете возражать против моего присутствия при вашей беседе.
– Ради Бога… – развел руками барон. – Если вам мало своих забот…
– Тогда договорились, – не дал ему сделать какую-то оговорку господин Феоктистов. – Что вы предлагаете?
– Наши фигуранты сейчас находятся в вагоне-ресторане. Я правильно понял твои знаки, Эрнест?
– Да, господин барон, – кивнул рыжий. – И судя по перемене блюд, обратно пожалуют не скоро.
– Это плохо. Хотелось бы завершить операцию до Бахмача. Думаю, стоит обмозговать, как нам их оттуда выманить.
* * *
Решение подсказал господин Феоктистов, лучше немца знающий реалии российского бытия.
– Проще всего устроить небольшую склоку. По неписанным правилам, если обошлось без травм, то из заведения выставляют всех причастных к дебошу. Дабы не нарушать покой остальных, – тут он усмехнулся воспоминаниям. – В студенческую юность таким образом удавалось пару раз улизнуть не расплатившись. Швейцару главное порядок побыстрее навести.
Отто Карлович недоуменно поморгал белесыми веками, видимо, в его немецкой голове не совмещалось такое шалопайство с обликом серьезного человека. Но он вовремя и в который раз напомнил себе, что находится не в фатерланде.
– Можно попробовать… И, поскольку идея ваша, а мы партнеры… Альзо… предлагаю проведение акции поручить Эрнесту. Тем более, он знает фигурантов в лицо, а они его нет.
– Не возражаю…
– Ты все понял? – переспросил рыжего фон Розенкрейцер.
– Яволь…
Хонекер снова щелкнул каблуками и вышел из купе. Едва освещенный тусклым ночным светом, вагон был тих и практически пуст. Только почти в конце, рядом с купе проводника, таращился в окно какой-то невнятный персонаж. В исподней рубашке на выпуск и, как бы не слишком трезв. Эрнст втянул носом воздух и явственно почувствовал запах сивухи. Даже странно для такого комфортабельного поезда. Впрочем, кто их поймет этих русских? То они от икры нос воротят, то такую бормотуху пьют, что свинья б отказалась. Даже дворяне…
Чем ближе Хонекер подходил к субъекту, тем сильнее становился запах перегара. А тот, заслышав шаги, поглядел на немца мутными глазами и неожиданно улыбнулся:
– Дружище! Тебя сам Бог послал. Не могу больше в одиночку пить… А проводник еще с вечера отрубился…
Теперь нашлось объяснение таинственной неназойливости проездной обслуги. Обычно проводники все время бдят, а этого и в самом деле давненько не видно и не слышно. Бывший фельдфебель даже собирался доложить об этом барону.
– Зайдешь на минуточку? – с надеждой схватил немца за руку забулдыга. – Хоть по глоточку? А? Будь человеком…
При этом он как-то изловчился развернуть Эрнеста спиной к открытой двери в купе.
– Извини… Сейчас никак…
Немец знал, что отцепиться от пьяного простым возражением не получится. Только, если обнадежить.
– Я с удовольствием… – он попытался аккуратно разжать пальцы пассажира, вцепившиеся в его рукав. – В соседний вагон сбегаю и обратно. Пять минут? Лады? А потом – хоть до утра можем гульбанить?
– До утра, говоришь? – неожиданно трезвым голосом переспросил субъект. – Годится… Давай, Кирьян!
Хонекер дернулся в сторону, в отчаянной попытке провести бросок через бедро, но в этот миг на его затылок опустилось что-то твердое и тяжелое. После чего немец бессильно обмяк, повиснув на руках старшего Запасного.
– С почином, братка…
Василий быстро втащил бесчувственного немца в купе и усадил на стул. Кирьян запер двери, после чего подошел к ним.
– Кирюха, ты чем его треснул? – недовольно проворчал тот.
– Кулаком, чем же еще? – удивился младший.
– Со всей дури, что ли?
– Да не… Так, вполсилы… Здоровый же с виду мужик, – развел руками Кирьян. – Откуда мне знать, что он такой хлипкий окажется. А Яков Игнатьевич велели, чтобы тихо…
– Тихо, тихо… Вот господин ротмистр придет и что доложим? Как мне теперь допрос с него снять?
– Делов то. Еще раз по уху съезжу – сразу очнется…
– Или вовсе окочурится, – придержал руку младшего Василий. – А вдруг, ошиблись?
– Не, не может быть… Чего же он из номера наших поднадзорных выходил. Когда те в ресторации ужинают? Счас, поглядим…
Кирьян ловко пробежал пальцами по карманам, обшлагам, отворотам и другим потайным местам на одежде пленника, выкладывая все найденное на столик. Улов оказался не богат, но зато весьма красноречив. Паспортная книжка германского подданного, три казначейских билета достоинством в десять рублей, одна пятерка, горсть мелочи и пятьдесят немецких марок одной купюрой. А кроме них – финский пружинный нож, парочка игл для духовой трубки и сама трубка.
