Ответом была тишина, только всхлипывали женщины за вторым кольцом оцепления.
— Значит, никто? Или все?! Ладно… Не хотите по-хорошему? Тогда сделаем так. Вот этого старика вы все хорошо знаете. Это — ваш наставник Аввин. У иревского сброда всего Нааха, как я знаю, он в большом авторитете. Он, говорят, даже буквы знает и книжки пишет! Непонятно только, зачем он живет в вашей дыре. Это, впрочем, его дело. А вот ваше дело — в другом. Я думаю, что великий и могучий народ иревов очень обрадуется, когда узнает, что вы отдали на смерть язычникам учителя Аввина. Не так ли? И все из-за каких-то бандитов!
Стиснутая щитами толпа заволновалась, пришла в движение, послышались крики. Полковник удовлетворенно улыбнулся:
— Мне нужны убийцы! Я жду!
Над толпой показались поднятые руки.
— Ну вот, уже лучше! Давайте их сюда!
Солдаты ослабили натиск, и командир охраны с двумя подручными устремились в толпу. Распихивая людей щитами, они хватали поднявших руки и тащили на свободное пространство за оцеплением. Восемь солдат охраны замкнули взятых в кольцо. Среди них оказалось двое мужчин среднего возраста и трое почти юношей. Шестого — худосочного пожилого мужчину — подтащили прямо к полковнику. По грязному, заросшему кудрявой бородой лицу человека текли слезы.
Полковник с сомнением покачал головой:
— Та-а-ак! Значит, ты убил шестерых ремтийцев? Или дрался с нашими в Желтых горах? Говори!!
Ирев отвечал на очень плохом ремтийском:
— Я… я убил, господин! Только я!
— Один — всех?! Силен! И чем же ты их, а?
— Я… да… Мечом, господин… Мечом… У меня был меч…
— Понятно!
Полковник посмотрел на командира охраны и кивнул на трупы старейшин:
— Давай его к этим!
— Выполняю!
Жертву оттащили в сторону и всадили под ребра острие меча.
Следующим оказался молодой широкоплечий ирев. Полковник насмешливо смотрел на него снизу вверх:
— Это ты, значит, разбойничаешь на дорогах?
— Да, господин.
— Бедность, наверное, одолела?
— Да, господин.
— И много денег ты у них взял? Ну! Сколько?
— М-м-м… Пять… Семь ронов, господин…
— Все ясно. Следующий!
От толчка в спину ирев упал на колени и не стал подниматься.
— Ну ты тоже бандит, да? Из пещер в Желтых горах?
— Да, господин…
— И ты напал, вместе с другими, на нашу заставу?
— Да…
— Ай-я-яй, как нехорошо! Как тебе не стыдно? Ты бросал в солдат камни или стрелял из лука?
— Камни, господин…
Говорить с последним кандидатом в убийцы полковник и не пытался — он устало махнул рукой, и еще один труп бросили в общую кучу.
— Господа иревы! Вы испытываете мое терпение! Я бы еще мог это простить, но вы демонстрируете полное неуважение к власти! Я что, по-вашему, похож на идиота? Но, кажется, мы ступили на правильный путь и, пожалуй, пойдем по нему дальше! Ну-ка… Аввина сюда! И… оружие к бою!
Солдаты отступили от толпы на полшага и выставили вперед острия мечей. Учителя, ухватив за руки, подтащили и поставили на колени на залитую кровью землю лицом к толпе. Полковник не спеша обошел его:
— Ну что, старик? Настало твое время трясти бородой! Объясни своим людям, что нехорошо убивать ремтийцев, ведь всякая власть от Бога, правда? Разве можно желать власти лучшей, чем власть нашего императора? Мы принесли вам закон и справедливость, а вы это не цените. Объясни им, что Ремту не нужны невинные жертвы — мы караем только преступников. А впрочем… Дело твое — можешь просто помолиться перед смертью!
Полковник отошел в сторону, взглянул на собственную укоротившуюся тень, на высокое уже солнце и приготовился терпеливо ждать: «Наверное, это бесполезно, и в конце концов придется просто забрать с собой парочку иревов покрепче и втолковать им, когда, где и как они убивали ремтийцев. Это ненадежно и хлопотно, но что делать…»
Аввин долго молчал, обратив лицо к небу. Затем, в напряженной тишине, он сделал жест омовения и заговорил. Сначала тихо, потом все увереннее и громче. Внутри и снаружи оцепления толпа отвечала стонами, всхлипами, вздохами.
— …Вспомни, Господи, что над нами свершилось, посмотри на поругание наше! Наследие наше перешло к чужакам, дома наши — к иноплеменникам. Мы сделались сиротами без отца, а матери наши как вдовы. Мы пьем нашу воду за деньги. Нас погоняют в шею, мы работаем и не имеем отдыха. Мы протягиваем руку к язычникам, чтобы насытиться хлебом. Отцы наши грешили, а мы несем наказание за беззакония их. Рабы господствуют над нами, и некому избавить от руки их!…
Слова старика звучали чуть иначе, чем обычный говор иревов. Полковник недоуменно взглянул на командира охраны:
— Он по-иревски? Ты понимаешь?
— Да… Это какой-то старый диалект. Они, наверное, и сами его не понимают. Скорее всего он читает по памяти ихний Свиток.
— Ну-ну, послушаем…
Голос старика постепенно креп. Он долетал уже до самых дальних домов на площади, в нем появились даже какие-то грозные нотки и некий ритм, как будто он читал стихи:
— …держит чашу — чашу гнева великого: МА!.. И полна чаша та, и осталась лишь капля, чтобы излился гнев Божий в мир этот: СЭ!.. Будет страшен день тот, ибо в правой руке держит меч Он разящий: АХ!.. Мы звали Его на воле и в рабстве, в малой радости и в горе великом: МА!.. Услышал Он голос народа и отверз уста свои: СЭ!..
Полковник вновь вопросительно взглянул на командира охраны. Тот недоуменно пожал плечами.
А ритм становился все более явственным, и толпа, кажется, начала отзываться на него — сначала дружным выдохом, а потом и невнятным шепотом. Командиры сотен, стоящих в оцеплении, сошлись и о чем-то заговорили, поглядывая на начальство. Они тоже ничего не понимали.
А ритм все нарастал, все явственнее звучал ответ толпы: короткая фраза и — МА!; еще несколько слов — СЭ!; опять короткая фраза — АХ!
В конце концов и полковник всерьез забеспокоился:
— Что это он, а? Молится?!
— Черт их разберет, командир…
Вот уже вместо нескольких слов в паузах звучат одно-два, уже можно различить слова ответа. Старик даже не говорит, а почти скандирует, воздевая руки к небу.
Это пора прекращать, но даже солдаты оцепления замерли с мечами в руках. Они чуть покачиваются, приоткрыв рты, и вот-вот сами ответят: МА-СЭ-АХ!!
Казалось, из всех присутствующих гипнотизирующе-странный ритм молитвы не затронул только двоих — приезжего учителя Лавепа и стоящего рядом с ним молодого ирева. Первый плакал и пытался молиться по-своему, но не мог сосредоточиться и в отчаянии шептал: «Нет, нет!.. Господи, только не…» Незнакомец же осматривался по сторонам, пользуясь тем, что стоявшие рядом солдаты окончательно переключили внимание на толпу.
