— А длину, на которую надо вытравливать минреп вы тоже будете заранее устанавливать? — поинтересовался сухонький, пожилой капитан–лейтенант с нашивками судового механика. — Это, выходит, перед минной постановкой придётся заниматься промерами?
— Никоим образом — улыбнулся Никонов. Он ждал этого вопроса. — Длину минрепа, а, следовательно, глубину постановки мины регулирует особое гидростатическое устройство — минёр перед постановкой выставляет мину на заданное заглубление, а оно уже автоматически отматывает с катушки нужное количество троса. Таким образом, все мины в линии будут выставлены на одну и то же глубину — даже если глубины в районе постановки будут сильно меняться. Более того — это устройство позволяет выставлять мины на заданные заглубления, меняя установки поворотом специального ключа. Здесь же мы продемонстрировали модель без гидростатического устройства единственно из–за того, что глубина опытового бассейна не позволяет ему сработать дóлжным образом. Однако, желающие могут ознакомиться с отчётом о проведении натурных испытаний…
И Никольский вручил каждому из членов комиссии по картонной папке. Офицеры зашелестели бумагой, изучая розданные материалы.
Наконец председатель Комиссии, капитан первого ранга — представительный сорокалетний мужчина с лёгкими залысинами небольшой, английского типа бородкой, — закрыл папку.
— Что ж, Сергей Алексеевич, должен отметить — работа ваша производит впечатление. Жаль, нет Степана Осиповича Макарова[68] — вот кто оценил бы ваш проект! Он у нас обожает всякого рода технические новшества…
— Поверьте, и мне это весьма огорчительно. — отозвался Никонов. — Но и вы, Вильгельм Карлович, полагаю, не менее Степана Осиповичаможете оценить пользу предлагаемой новинки. Вы ведь помощник главного инспектора минного дела, вам не в первой заниматься испытаниями подобного рода. Вам и карты в руки!
— Верно–верно, — покивал Витгефт[69]. — но всё же — Степан Осипович у на настоящий учёный. Перед тем как отправиться на «Витязе»[70] вокруг света, — что за блажь такая? — он и лекции по гидрологии успел почитать в Кронштадтском морском собрании и в Географическом обществе, и даже два научных труда закончил — «Подогревание воды в котлах миноносок и паровых катеров и о скором разведении пара» и «В защиту старых броненосцев». А уж сколько за ним технических новинок — и новый эжектор, и шлюп–балка с машиною и котлом для подъема паровых катеров. А уж его пластырь[71] слыхал, он пароходные компании вконец одолел, на предмет использования его изобретения в торговом флоте!
— Ну да что поделаешь, раз Степан Осипович теперь на Дальнем Востоке. — вздохнул Никонов. — В утренней газете были телеграммы из Чили — «Витязь» шестого января прибыл в Вальпараисо и, починившись и взяв уголь и запасы, отправится через Тихий океан в Иокогаму. Так что раньше чем года через полтора я бы в Питере его не ждал — а работы, меж тем, предстоит немало.
— Вот и давайте работать, милейший Сергей Алексеевич. — кивнул Витгефт. Заключение по вашему проекту комиссия даст самое положительное; не сомневаюсь, что вашему изобретению будет дан ход. А вас сегодня вечером жду к себе, на ужин. Супруга будет рада — а мы с вами обсудим кое–что, в приватной, так сказать, обстановке.
Непременно, Вильгельм Карлович. — ответил Никонов. — Ирония ситуации не могла укрыться от молодого офицера: Витгефт, будущий адмирал, карьеру которого в той истории прервал японский снаряд на мостике броненосца, только что рекомендовал продемонстрировать новую конструкцию мины Макарову — другому адмиралу, погибшему на той же войне вместе со своим подорвавшимся на минах флагманом. Впрочем, это мы еще посмотрим, господа — кто и на чьих минах подорвётся…
Двадцать третьего января метель в Москве с самого утра случилась особенно сильная. Конка встала по всей Москве; лошади вязли прямо на мостовых, брели совсем медленно. Извозчики в толстых, как перины, тулупах были особенно приветливы и разговорчивы — всякий из них уже принял где–то за воротник- тайком, на скорую руку, лишь бы не мерзнуть, — и теперь вовсю молол языком, лишь бы не заснуть и не пропустить в такой метели седоков.
А их было куда больше обычного — мало кому из чистой публики хотелось тащиться по заваленным снегом мостовым в такую неласковую погоду; даже студенты, живущие уроками, а оттого и экономные, выскребали из карманов последние медяки, но брали извозчика.
К полудню, однако, распогодилось: снегопад прекратился вовсе и дворники повыбирались из подворотен и принялись широкими деревянными лопатами–движками принимались расчищать завалы. Тротуары и мостовые в центре города чистили «под скребок», посыпая, непременно песком; лишний снег с мостовых сгребали в кучи и валы вдоль тротуаров.
Вскоре затарахтели по своим рельсам первые вагончики конки; жизнь в городе, пришибленная снегопадом, постепенно входила в привычную колею. На перекрёстках задымили снеготаялки — большие деревянные ящики, внутри которых был устроен особый железный шатер, в котором горели дрова. Снег наваливали прямо в ящик, этот шатер — он таял, вода стекала в канализацию. Деревянные ящики пропитывались сыростью и никогда не загорались; от снеготаялок во всякое время поднимались клубы пара, смешиваясь с дымом уличных костров.
Костры эти обыкновенно разводили в морозы, по распоряжению московского градоначальника — для обогрева прохожих. На углах перекрёстков, обыкновенно возле тротуаров устраивали решётки из железных прутьев; дрова же частью доставляли владельцы соседних домов, а частью — добывались с проезжавших мимо возов с дровами. Возчики по команде городового, а то и по просьбе греющихся возле огня, никогда не отказывали сбросить с воза по нескольку поленьев.
Обыкновенно возле уличного костра у наблюдалась такая картина: центральная фигура — заиндевевшая основательная фигура городового, а возле него — несколько съежившихся калачиками бродяжек в тряпье, с головами, укутанными, вместо башлыка, какими–то невообразимыми бабьими платками, стайка вездесущих мальчишек и непременно — мёрзнущие дворовые псы с поджатыми хвостами.
Однако ж такая компания не мешала прохожим останавливаться ненадолго чтобы мимоходом погреться; в таком случае городовой зыркал на обычных «обитателей» перекрёстка, и те, даже псы, послушно раздвигались, давая место новоприбывшим.
Порой грелись у костров и легковые извозчики; по ночам сюда свозили подобранных пьянчуг конные разъезды городовых или солдат.
