Отыскать в этом сумбуре место, где проходят испытания, оказалось довольно легко. Я просто открыл первую попавшуюся дверь и, не дожидаясь пока все сидящие за конторками клерки скрестят на мне взгляды, обратился к стоящему у огромного шкафа детинушке, на телесах которого вицмундир восьмого класса, только что по швам не трещал.
Поначалу, недовольный тем, что его отвлекли, дядечка скривился, но заметив нашейный знак ордена, подобрался и заговорил довольно любезным тоном.
Получив у него нужную информацию, я вежливо... очень вежливо поблагодарил чиновника и отправился на третий этаж особняка, где уже собралось порядочное количество людей, явно дожидающихся своей очереди перед высокими двойными дверями, ведущими в аудиторию, где заседала аттестационная комиссия.
Честное слово, если бы не возраст большинства присутствующих, а у некоторых, возраст уже основательно проредил шевелюру, или побил ее серебром, я бы решил, что оказался среди обычных студентов, ожидающих экзамена. Нет, здесь никто не листал судорожно конспекты, не бросался к выходящим из аудитории, забрасывая их вопросами: "ну что?" и "ну как?", но вот ощущения... да... та же тревога и сосредоточенность во взглядах, нервные движения и отрешенность. Хм. Вот не думал, что когда-то еще придется окунуться в экзаменационные треволнения...
- Старицкий, Виталий Родионович. - Представился я, оказавшись в аудитории, перед длинным столом, за которым устроилось аж пятеро экзаменаторов. Сидящий передо мной мужчина, что-то писавший в журнале, поднял голову, и я улыбнулся. - Добрый день, Боримир Вентович!
Советник Сакулов вздрогнул, и еле слышно застонал. М-да, чую, это будет весёлый экзамен...
Глава 3. Между струйками, между струйками...
В толпе из добрых трех десятков чиновников, выдержавших сегодня испытания на чин надворного советника и, соответственно, претендующих на личное дворянство, я ждал своей очереди и рассеяно оглядывал приемную. Кстати, к моему удивлению, далеко не все экзаменовавшиеся сегодня, были приглашены в Детинец для принесения вассальной клятвы. Уж не знаю, с чем это связано, но... по размышлении, я вынужден был признать, что если бы личного дворянства удостаивался каждый без исключения чиновник, достигший седьмого класса, то через полвека, пол-Руси будет фанфаронить, рассылая визитки с личным гербом. И пусть даже только десятая часть из них сможет впоследствии дать своему роду потомственное дворянство, такое увеличение привелигированного сословия может привести исключительно к взрыву, даже с учетом того, что в этом мире никому и в голову не пришло подписывать рескрипты "О вольности дворянской", и здешняя "элита" вся поголовно служит. А кто не желает - платит тягло... так называемый, "боярский кошт", своеобразный налог. Но, боярам, с их гонором, платить какие-либо налоги претит. Еще бы, ведь это уравнивает их с другими сословиями. Вот они и идут на службу, дабы урону чести боярской не нанести, да... Что, правда, не избавляет их от денежных трат, поскольку, как я узнал у того же Толстоватого, все служилые бояре, чьи рода занесены в Бархатную книгу, отчисляют немалые суммы в организованное Государем, Военное общество, причем размеры отчислений зависят от величины принадлежащих им земель.
Пока я размышлял о хитроумии правителя, придумавшего этот щадящий боярское самолюбие способ отъема у них денег, рядом со мной нарисовался неприметный человечек в темно-синем вицмундире со скромным серебряным шитьем младшего кабинетского служащего, и тихо попросил меня идти за ним.
Ожидавшие приема чиновники покосились в нашу сторону, но и только. Я кивнул и двинулся следом за секретарем. Миновав несколько извилистых коридоров, мы спустились по лестнице на пару пролетов вниз и, пройдя по открытой галерее, оказались у довольно невзрачной двери, за которой, как оказалось, меня уже ждал секретарь Государева Кабинета, Эдмунд Станиславич Рейн-Виленский, так поразивший меня при нашем знакомстве, своим сходством со знаменитым Железным Феликсом... Да и здешняя ипостась Дзержинского тоже была не так проста... Чуть ли не второе лицо в государстве, между прочим.
- Добрый вечер, Виталий Родионович. - Тихим, невыразительным голосом проговорил человек, из-за интриг которого, меня против моей воли сделали самым настоящим самозванцем.
- И вам того же, Эдмунд Станиславич. - Отвесив короткий поклон, отозвался я, демонстративно не обращая внимания на предложенное тайным советником кресло. - Чем обязан?
Рейн-Виленский вздохнул и, потеребив острую бородку, покачал головой.
- Полно вам, Виталий Родионович. Садитесь, нам нужно поговорить. - Несмотря на мягкость тона, в темных глазах моего собеседника явственно мелькнул стальной блеск, и я решил попридержать коней. Ссориться со вторым лицом в государстве, мне сейчас не с руки, так что... Устроившись в предложенном кресле, я воззрился на своего визави. Помолчали.
- Внимательно вас слушаю, Эдмунд Станиславич. - Я решил прервать воцарившуюся в этой маленькой, но уютной гостиной, тишину.
- Хм. Что ж, начнем, пожалуй, с истории вашего путешствия по Варяжскому морю. Поведаете мне о своих приключениях? А то, отчеты, это все-таки, немного не то. Послушать живого человека всегда намного приятнее, не находите? - Неожиданно усмехнулся Рейн-Виленский.
- Отчего же? - Я пожал плечами. - Сухие строчки действительно, куда скучнее, чем повествование участника событий. Извольте...
Рассказ о наших приключениях на море и суше занял у меня больше часа. А Эдмунд Станиславич оказался замечательным слушателем. Он ни разу меня не перебил, хотя, я замечал, что время от времени, лежащее на столике перо вдруг подскакивало и начинало что-то строчить на подложенном листе бумаги. Очевидно, вопросы по теме, так сказать.
Мои подозрения оправдались. Стоило только завершить рассказ и смочить пересохшее горло принсенным все тем же служащим яблочным соком, как из Рейн-Виленского посыпались вопросы, а через минуту к нему присоединился еще один голос, обладатель которого, выйдя из-за моей спины, заставил меня подпрыгнуть на месте.
- Государь. - Вылетев из кресла, я поклонился, на что Ингварь Святославич ответил коротким кивком.
- Садитесь, господин Старицкий, садитесь. У нас будет долгая беседа... - Проговорил великий князь, и я послушно вернулся в кресло... естественно, дождавшись, пока Рюрикович устроится в своем, чуть в стороне от Рейн-Виленского.
И снова вопросы, ответы, вопросы, вопросы... В какой-то момент, мой взгляд расфокусировался и сознание поплыло, словно кто-то вколол мне средство из "особой" аптечки. Впрочем, это неважно, а важны только вопросы, на которые я должен отвечать... честно, правдиво... точно... точно. Это неправильно. Не важно... Важна только правда... честно... точно... Почему? Нет, это не мои мысли..., я должен... должен...
