Так оно и было.
Однажды он пришел к ней наяву. Без доклада явился в офис, сел в посетительское кресло, глубоким голосом пожелал доброго здоровья и по-простому посмотрел на нее, удивительным взором, мутным, но ласковым, лишь улыбка проскальзывала на его губах, чтобы тут же исчезнуть, словно появлялась лишь тогда, когда Софье хотелось ее увидеть.
Дальше сношарь уж и вовсе ничего не хотел вспоминать. Даже когда российский корабль «Александр Благословенный» принимал на борт всю возвращающуюся домой деревню, а Софья, покорно прижавшись к великому князю, шла под конвоем совсем ей неведомых баб, еще терпимо было. Но вот когда на корабле Софью по приказу императора арестовали и водворили в… эту… как ее? Крюйт-камеру? Нет, нет… Но, в общем, арестовали, предъявили обвинение в попытке свержения законной власти путем государственного переворота. Больше сношарь ее не видел. Все, о чем его просил в порядке приказа император, он совершил. Он знал название того, что совершил — «подлость». И знал, что никогда и ни по какому поводу больше его тревожить не будут — ни император, ни еще кто другой. И еще знал, что, сколько батюшка Викентий ему этот грех не отпускай, все равно название остается прежнее. Царь, кстати, понял, что князь мучится угрызениями, и митрополита прислал, Фотия своего, солидного, который коронацией дирижировал. Фотий исповедал, тоже все грехи отпустил. Вроде полегче стало до утра, но потом все по-прежнему очутилось. Не просить же митрополита каждый день ходить в деревню, только баб смущать.
Сношарь перестал горевать, что съел лишнее четвертое блюдо. Надо себя в руки брать. Восемьдесят лет никому дела нет. А вот мне дело есть. До деревни. Потому как хоть и появился преемник по главной профессии, потому как хоть и можно в свой секретный день рождения погрустить, что больно уж трудный приказ пришлось исполнять, — но дело-то, дело, оно — государственное! Сделал — и с плеч… да, с плеч… словом, долой его. Сношарь решительно вернулся к делам насущным, деревенским. В задней горнице Избы Боярина Романова государевы умельцы оборудовали для князя специальную хреновину. Нажмешь кнопку — вся, как на ладони, видна, к примеру, пропускная комната на Васильевский выгон. Нажмешь другую кнопку — на экране караулка у Китай-стены. Нажмешь третью — мастерская Ромаши. Ну, там смотреть не на что, все известно, рабочее время сейчас у парня, а вот в караульню глянуть очень интересно. И нажал квадратную, цвета бывшего флага, кнопку.
В караулке, против обычного, не топталось ни единого императорского гвардейца, имелись только четыре дежурные Настасьи. Все они сидели перед ящиком наподобие телевизора, со множеством кнопок внизу. Одна баба увлеченно жала на кнопки, три других за спиной ее застыли не хуже кремлевских курсантов на упраздненном ныне посту № 1 возле разобранного для перевоза в Кокушкино мавзолея. Они глядели на экран, а на нем лежала в канаве и интенсивно поросилась огромная свинья породы ландрас. Нажатие нескольких кнопок — свинья стала гориллой, бьющей себя в грудь, крупным планом идущей на зрителя. Еще одна сложная комбинация нажатий — невзрачный мужик с другим невзрачным мужиком чокнулись какой-то цветной жидкостью. Крупно мелькнула на бутылочной этикетке надпись: «КИПР». Всех Настасий передернуло от средиземных воспоминаний, последовало новое нажатие кнопок, один из невзрачных мужиков, голый, спрыгнул с голой бабы, превратился в лебедя и вылетел в окно, держа в клюве чемоданчик. «Что за диво?» — размышлял сношарь, вместе с Настасьями следя за приключениями сменяющих одна другую картинок. Мелькнуло лицо Софьи, князя полоснуло по сердцу, но вместо Софьи появилась белая полярная сова, потом еще что-то и еще что-то, картинку засбоило и отбросило назад, но скоро Настасья-компьютерщица нашла нужную комбинацию, и во весь экран вымахнул такой знакомый, почти родной, но уже исчезнувший не только с небес, но даже из анекдотов дириозавр. Сношарь смотрел сквозь экран на другой экран и был зачарован, как ребенок: все, что он видел, было совершенно непонятно, однако казалось до боли близким, будто чью-то жизнь показывали, которая прошла совсем рядом, только считалась тайной, а теперь вот стала явной, то ли человек в сознанку пошел, то ли сам-то помер, а другой о нем роман тискает, — загадка, да и только.
Бабы играли в сложную компьютерную игру «Дириозавр», очень дорогую и очень популярную в Европе и в России. В Америке ее объявили антиамериканской, но анонимному автору игры хватало и европейских миллионов. Аноним был персоной замечательной. Некогда американский, а теперь вновь французский гражданин Жан-Морис Рампаль, он же дириозавр, он же полярная сова, котел с рисом и еще много кто, — вот кто создал эту замечательную игру.
Приключилось с ним вот что. Внезапно расколдованный с помощью гуманитарной помощи одного из латиноамериканских государств Рампаль, раздавив Пилатову Дюну в родном Аркашоне, жил некоторое время у своих родных поблизости. Свой ухудшившийся французский язык он объяснял тем, что долго жил в колониях. Вскоре кто-то из патриотически настроенной родни деликатно поправил его, что у Франции давно нет колоний, а есть заморские территории. Рампаль мгновенно сориентировался и скорбно произнес: «Увы, это были не французские колонии…» Братья Рампаля, из них двое родных, все были оборотнями, но много лет назад Порфириос, посетив Аркашон и отследив Рампаля, не рекомендовал «распечатывать» их способности, — больно уж тупые мужики. На случайную «распечатку» шансов очень мало, с чего бы им в новолуние кушать по тринадцать аметистов темной воды, запивая молоком одноглазой черной овцы?
У Рампаля были основания опасаться, что скоро в Аркашон заявятся агенты Форбса, — встречаться с ними он желания не имел. Сложил кое-какие пожитки и уехал в то единственное место, где француза более-менее не просто найти — в Париж. Снял квартирку над кафе и вскрыл наконец-то пакет с уже давно законченными мемуарами — «Как я был разными вещами». Их на досуге, будучи дириозавром, оборотень написал по-английски. Вставил первый файл в компьютер и долго ничего не мог понять. Вместо текста мелькали какие-то бессвязные картинки из собственной его жизни. Рампаль устал, сражаясь с компьютером, вышел в кафе, только после третьего перно грустно понял, что же именно случилось. А вот что. Выходя из облика дириозавра, возвращаясь в человечью шкуру, Рампаль возвратил к исходному виду и текст своих мемуаров: надиктованные слова стали только воспоминаниями, и надо сказать спасибо, что вообще хоть как-то уцелели.
Рампаль месяц колдовал над всеми возможностями, кроме одной — писать заново, да еще по-английски, он не имел сил. Кроме того, ведь при желании его можно было теперь объявить дезертиром из ВС США, и вряд ли публикация книги на английском сулила заметные дивиденды. А если написать их по-французски, выйдет патриотично, но никому не интересно. Насчет своего литературного дарования Рампаль, к счастью, не обольщался. Тяжкой летней ночью он ворочался на привычно одинокой постели, слушая какой-то арабский скандал в кафе на первом этаже. Кто-то клялся, что сочинить второй раз «Тысячу и одну ночь» невозможно. А другой клялся тайными именами Аллаха, что при помощи хорошего компьютера можно написать еще две тысячи и две ночи. Спор переходил в драку, арабский — в какой-то магрибский диалект, которого Рампаль не понимал, и поэтому мысли его вернулись в прежнюю колею. Тем более что надвигалась гроза, а оборотень со времен Пилатовой Дюны стал очень чувствителен к погоде.
И гром грянул. После этого, вопреки законам природы, пронеслась молния. Пронеслась в уме Рампаля. Два великих имени — Горгулов и Меркадер — разрешали проблему Рампаля, хотя их обладатели и лежали давно в могилках. Их полустраничная формула, альфа и омега всего оборотничества, введенная в компьютер и правильно используемая игроком, позволяла создать неповторимую по увлекательности игру «СОЗДАЙ ДИРИОЗАВРА», или, попроще, — «Дириозавр». Сюжет Рампалю выдумывать было не нужно, лучше собственной биографии он все равно ничего бы не сочинил.
Немалые знания в области компьютерных игр Рампаль накопил, увы, еще в женском обличье, страдая от унижения и безделья в гареме почетного поляка Артемия Хрященко. Эти знания очень теперь пригодились, но для запуска игры в производство и продажу требовался начальный капитал в пять миллионов франков не меньше. Но Рампаль быстро сообразил, где изыскать их. Он направился в представительство Республики Доминика, где запросил связи с правительством Республики. Оказалось, что в Париже, в ресторане «Малый Доминик», имеется возможность встретиться с неофициальным представителем правительства, г-ном Доместико Долметчером, сейчас — случайно, случайно — совершающим очередной рейс челночной дипломатии. Тот, как это с ним обычно бывало, случайно имел при себе некоторую сумму свободных денег, каковую и ссудил Рампалю безо всяких процентов, — о подобном приключении он заранее знал из бюллетеня ван Леннепа. Потому и денег немного взял из своей ресторанной кассы, выручку за воскресенье.
