И снова закрутилась карусель сборов… Особенно тяжело было убедить Ладу в том, что мне не нужно брать с собой семь костюмов, по числу дней моего предполагаемого отсутствия. Нет, в конце концов она уступила, но зато умудрилась отстоять две лишних сорочки и атласный халат. В общем, уезжая из дома, я был почти счастлив, как это ни странно. Нет, ну действительно, я привык путешествовать налегке, а Лада мне чуть ли не отделение чемоданов собрать решила. Так что можно представить мое состояние, когда утром понедельника я садился в экипаж к заехавшему за мной ротмистру Толстоватому, отягощенный лишь одним небольшим чемоданом и саквояжем.
Честно говоря, во время недолгой поездки за город, к посадочному полю, я полагал, что вполне отчетливо представляю себе, как должен выглядеть дирижабль. Не тут-то было. Для начала меня привела в недоумение сама посадочная площадка… Хм. Скажем так, полем здесь и не пахло. А название сохранилось еще с тех пор, как отсюда начали запускать первые аэростаты лет двадцать назад. Теперь же это место больше всего походило на классический вокзал с приподнятыми над землей двойными платформами, опирающимися на массивные арочные своды красного кирпича. Эдакие перроны, выстроенные на высоте пяти-шести метров. Как оказалось, здешние дирижабли не нуждаются в такой вещи, как причальные мачты, о которых я когда-то что-то слышал. Воздушные суда попросту заводят меж платформами, после чего аккуратно, страхуя лебедками, опускают в проем. Дирижабль становится на опоры и с этого момента отдается на попечение наземной команды. Сведения о происхождении названия «аэродрома», как и о наличии наземных команд я, естественно, почерпнул у восторженного ротмистра Толстоватого, который, кажется, готов был распространяться о воздухоплавании и обо всем, что с ним связано, сутки напролет. Тем временем экипаж остановился у широкой лестницы, ведущей ко входу в «вокзал», именуемый здесь воздушным или просто портом. Выбравшись из коляски, мы с ротмистром поднялись по лестнице, оставив подлетевшему к экипажу носильщику разбираться с нашим багажом. Впрочем, в отличие от Толстоватого, погрузившегося в думы о небе, я старался не упускать из виду наши вещи, памятуя о той встрече, что устроил мне и профессору Грацу хольмградский вокзал по приезде в столицу. Так мы миновали довольно внушительные двери вокзала и оказались в зале ожидания, отделанном не без некоторой претензии на роскошь.
До отлета «нашего» дирижабля оставалось не меньше двух часов, и Вент Мирославич предложил скоротать их в местном буфете, из которого, как он утверждал, открывается совершенно замечательный вид на «причалы» и сами дирижабли. Я согласился и не пожалел.
Сдав багаж какому-то импозантному дядьке в отутюженной лазоревой форме, мы двинулись в буфет. Ну в том, что здешние «заведения общепита» в корне отличаются от виденных на «том свете», я успел убедиться уже довольно давно. Так что для меня не стало шоком наличие в привокзальном… прошу прощения, припортовом буфете белоснежных скатертей и сияющих приборов на столах. Куда больше меня поразил вид за высоким полукруглым окном, занимавшим большую часть стены. Как раз в тот момент, когда мы устраивались за столом, на посадку зашел, иначе не скажешь, здешний дирижабль. Не знай я, что за агрегаты здесь «паркуются», ни за что не догадался бы, как называется зависший над платформами монстр. Его нижняя часть, которую и язык-то не повернется назвать гондолой, чем-то напомнила мне перевернутый вверх дном силуэт надстроек какого-нибудь трехтрубного крейсера времен Русско-японской войны. Полностью остекленный мостик с выступающими крыльями, за ним очень похожие на пароходные трубы, массивные накопители куда больших размеров, нежели уже привычные мне домашние, а над ними, с далеко вынесенными по бортам, вертикально расположенными винтами, основной корпус. Верхняя его часть скрывается меж двумя огромными многосегментными жесткими оболочками, не меньше сотни метров длиной, укрепленными ажурным, но мощным внешним каркасом из стальных балок, а перед мостиком и за накопителями расположились какие-то странные конструкции из тех же балок. Как чуть позже просветил меня Вент Мирославич, там тоже были установлены винты, только расположенные горизонтально. Замечательное чудовище! Не Толстоватый, а дирижабль, конечно.
Меня настолько поразил вид этого создания чьего-то воспаленного разума, что когда ротмистр, указывая на него, заявил, дескать, вот и наш корабль подали, я тут же предложил ему бросить к дьяволу не такой уж хороший кофий… по сравнению с тем, что готовит Лада, конечно, и двинуть на борт нашего «лайнера».
– Что, Виталий Родионович, интересно? – усмехнулся Толстоватый. – Я вас понимаю. Нигде, кроме как на Северных линиях, вы более таких аппаратов не встретите. «Свистуны» только тут и есть.
– Свистуны?
– Ну да, – кивнул ротмистр. – Прозвали их так за характерный звук. У этого типа кораблей клапанная система расположена у самого корпуса, а потому при разрежении или насыщении оболочек в кают-компании слышен тихий свист, так что по тону его даже можно определить, набирает корабль высоту или, наоборот, снижается. Да, если захотите узнать о дирижаблях вообще и нашем «свистуне» побольше, я вам, как в каютах разместимся, могу свои записи предоставить. Идемте?
– Договорились. – Я поднялся с кресла и, оставив на столе четвертак, двинулся следом за ротмистром.
А в самом дирижабле… Нижняя его часть, как оказалось, служебная. Иначе говоря, именно здесь находятся бестопочные паровые машины, управление и жилые отсеки команды. А вот пассажирские помещения, ресторан и кают-компания, все щедро отделанные благородным деревом и латунью, расположились большей частью меж оболочками дирижабля, отчего дневное освещение пришлось сделать несколько своеобразным. Иначе говоря, практически во всех помещениях, за исключением разве что кладовок, гардеробов и кухни, часть потолка была остекленной… Особенно забавно это было видеть в санузлах. Лежишь себе в горячей ванне и любуешься плывущими над тобой облаками. Полный сюр!
Приведя себя в порядок и вдоволь налюбовавшись пронзительно-синим небом над головой, я отправился на поиски ротмистра. Вент Мирославич нашелся в кают-компании и тут же потащил меня обедать в здешний ресторан. За беседой и тщательным пережевыванием замечательных стейков, щедро сдабриваемых грузинским вином, я и не заметил, как, легко вздрогнув, наш корабль оторвался от причала и начал набирать высоту. Понимание, что мы уже давно летим, пришло ко мне, когда, вернувшись в кают-компанию, я увидел за покатым «лобовым» стеклом набегающие облака и не такую уж далекую, по сравнению с видом из иллюминатора самолета, поверхность земли. За разговорами ни о чем с ротмистром и влившейся в нашу компанию парой пассажиров весьма респектабельного вида время пролетело незаметно. Как оно обычно и бывает за картами. Единственный забавный момент произошел уже ближе к концу нашей игры, когда Толстоватый задумчиво поинтересовался у меня, не стоит ли в инспекционные поездки вроде нашей включать в состав миссии Особой канцелярии сотрудников ведомства княжича Туровского. После этих слов один из игравших с нами пассажиров слегка побледнел и буквально за пять партий умудрился проиграть все, что недавно выиграл, причем так удачно, что каждый из нас получил именно ту сумму, что проиграл ему за этот вечер. Ушлый шулер, что тут скажешь. Впрочем, вспоминая описания карточных игр дореволюционных офицеров, можно предположить, что с худшими навыками шулеру, работающему в их обществе, просто не выжить…
