— Господа, мы хотим, чтобы вы воспринимали нас не только как ходячие тугие кошельки, но и как главных двигателей прогресса в России. Мы даем работу половине работоспособного населения страны. Ежегодно бюджет на треть пополняется за счет налогов с нажитого нами и нашими работниками капитала. Именно поэтому мы попросили принять нас. Нас беспокоит положение страны, прежде всего в экономической области. Из-за введения эмбарго государство лишается основного притока валюты, а значит, и доходов. Впереди нас ждет финансовый крах, хаос, нищета и голод. Это будет похлеще, чем на Кубе или в Северной Корее.
— И что вы предлагаете? — спросил Сизов.
— Надо идти на компромиссы с Западом. Нет-нет, не принимать их ультиматум, — Андриевский даже поднял вверх ладони, успокаивая оживившихся офицеров, — а просто гибко лавировать. Пойти на ряд уступок. Например, можно пожертвовать Чечней и предоставить ей автономию, а за это выторговать хотя бы возможность продавать свою нефть.
— Значит, вы считаете, что нам не выжить без западных подачек?
— Ну, можно называть их подачками, можно траншами, суть от этого не меняется, — сказал, пожимая плечами, Альфред Кашинский. Полноватый информационный магнат имел неприятную особенность улыбаться по делу и без дела, в радости или, как сейчас, в беде. — Без этого нам пока не обойтись.
— А если не воровать? — спросил Соломин. — Мы пошли вам навстречу, снизили налоги до тридцати процентов с прибыли. И что мы имеем в ответ? По-прежнему черный нал, двойная бухгалтерия. Не так ли, господин Кашинский?
Магнат заметно побледнел:
— Почему вы так решили?
— Мы не решили, мы точно знаем, как вы это делаете, с кем и куда исчезают неучтенные финансы. Полмиллиарда долларов вы вывезли из страны только за последние два месяца.
В разговор вступил Сизов.
— Мы предупреждали, что продолжение подобной практики будет караться по всей строгости законов военного времени.
В ту же секунду открылись двери, и два офицера, подойдя к Кашинскому, ловко и быстро заломили ему руки и выволокли из комнаты. Чуть погодя, в невольно наступившей тишине, все расслышали отдаленный пистолетный выстрел. Из всеобщей оторопи олигархов вывел голос Сизова.
— Но продолжим наш разговор. Насколько я понял, вы на данный момент не в состоянии управлять своими финансовыми и производственными делами. Мы решили пойти вам навстречу и согласны национализировать ваши предприятия, банки и фирмы.
— Но вы же заявляли нам тогда, в июне, что гарантируете... сохранность частной собственности! — срывающимся голосом заявил Андриевский.
— Да, но вы же сами только что заявили, что не способны в условиях блокады продолжать свою деятельность!
— Мы говорили не про это. Мы говорили о путях вывода России из политического кризиса, — резко заявил Шахновский, глава Газпрома.
— А вам незачем соваться в дела политики. Россия будет в блокаде еще не один год, так что привыкайте.
— Знаете, есть такая фраза: «Политика — это концентрированная экономика», — напомнил Андриевский.
— Вот именно, — подтвердил Сизов. — Именно поэтому мы и затеяли всю эту заваруху с переворотом. Россия должна перестать жить на деньги богатого дядюшки с Запада.
— Но это сейчас невозможно!
— Мы думаем иначе. Виктор Андреевич, ознакомьте господ финансистов с нашей экономической программой.
— Ну, тут все внешне просто, — начал свою речь Соломин. — Есть три кита, на которые мы намерены опираться: строительство, сельское хозяйство и снабжение энергоносителями. Только треть страны газифицирована, это наш позор. Дальний Восток и Камчатка не имеют своих нефтеперерабатывающих заводов. Это также полный идиотизм. Естественно, что строительство дальних нефте — и газопроводов вызовет рост производства труб, а значит, и черной металлургии. Затем строительство. Две трети населения страны нуждаются в улучшении условий проживания. Мы намерены, как минимум, в десять раз увеличить финансирование индивидуального строительства, особенно дорог и жилья в сельской местности. И это даст не только рост производства кирпича и бетона, но и сопутствующей техники: кранов, подъемников, оборудования для кирпичных заводов, производства красок, обоев и прочего. Ну и сельское хозяйство. На первое время все усилия сосредоточим на наиболее рентабельных хозяйствах — птицефабриках и производстве зерновых.
— Но главное сделано еще в июле, — перебил премьера Сизов. — Издан закон, разрешающий покупать и продавать землю.
— Ну как же, «Декрет о Земле», — с кривой усмешкой заметил Шахновский. — Только вся эта голытьба кинулась сейчас же пропивать свою землю.
— Это пена, — ответил Соломин. — Вы правильно заметили — голытьба. Не они накормят Россию.
— Ну так что, господа? Есть желание поработать на важном фронте во благо страны?
Говоря это, Сизов чуть усмехнулся. Он слишком хорошо знал этих людей. ФАПСИ с первых дней после переворота взяла десятку под плотный колпак слежки. Большинство из них все это время занималось только одним — попытками вывезти из страны как можно больше валюты.
Вместо ответа Шахновский молча поднялся и пошел к двери. За ним последовали все остальные магнаты. За столом остался только один из олигархов — Андриевский.
— Вы знаете, у меня полтора десятка кирпичных заводов, — заявил он. — Так что я не прочь содействовать вашей строительной программе.
— Хорошо, мы рады этому, — сказал Соломин и кивнул своей круглой головой.
Во дворе олигархов ждало неприятное зрелище. У стены, под строительными лесами, окружившими Большой Кремлевский дворец, лежало тело Кашинского.
— Нет, надо бежать из этой страны и немедленно, — шепнул один из финансистов, Рубин, Шахновскому.
— Куда бежать, мы под колпаком, ты разве не понял? — зло отозвался тот.
Наблюдая из окна за исходом финансовой гвардии России, Сизов заметил:
— Лучшие мозги России — семь евреев и татарин. Смешно.
На этом неприятности для олигархов не кончились. Оказалось, что за время, пока они беседовали с руководством Временного Военного Совета, в их офисы успели вломиться энергичные молодые люди с погонами офицеров и штатскими манерами. Процесс национализации начался незамедлительно. Горячие головы предлагали национализировать все, вплоть до последних парикмахерских и магазинов, но Соломин на это не пошел.
— Как раз мелкооптовая торговля у наших «бизнесменов» получается лучше всего. Пусть себе торгуют.
Самой трудной проблемой было оторвать рубль от курса доллара. Раньше, при социализме, это удавалось чисто искусственными мерами. Теперь же Соломин объявил о переходе рубля на золотой номинал. Одновременно была разрешена свободная продажа золота. Ожили Колыма и Магадан, курс золота неизменно рос, и добыча ценных металлов перестала приносить убытки. Первоначально возник обширный теневой валютный рынок, но нефтяной кризис сильно подорвал доверие к доллару, тот подешевел настолько, что фарцовщики начали более охотно брать за единицу расчета евро. Большую часть добытого золота закупало государство, устроив жесточайшую войну «Ингуш-золоту» и всем остальным подпольным цеховикам-перекупщикам. Одновременно Временный Военный Совет утвердил «Земельный кодекс», разрешающий свободную продажу и скупку земли. Специальный Земельный банк должен был обеспечить операции живыми деньгами. Идея едва не закончилась крахом. Тысячи колхозов, совхозов и фермеров бросились в банк, выпрашивая ссуды под залог своих земельных угодий. Уставного капитала оказалось слишком мало. Тогда волевым приказом Соломин перевел дополнительные средства из Центробанка, что и спасло аграрных банкиров. Из-за этого решения Соломин надолго вошел в конфликт с директором Центробанка Анохиным, и лишь вмешательство Сизова разрешило этот небольшой, но принципиальный кризис.
