– Вы можете приказывать Иллуру, царю скифов? – Глаза Федора вновь полезли на лоб, слишком много удивительных фактов он узнал за этот вечер.
– А как ты думаешь, этот молодой вождь несколько лет назад стал царем? – усмехнулся Магон, отпивая вина, которое не погнушался сам налить себе в чашу. – У него не было тогда таких денег, чтобы купить царскую власть. Но они были у меня, и я дал их ему. В обмен на будущие услуги, конечно. Он уже очистил от греков место в Крыму для новой колонии Карфагена, когда мне пришлось привлечь его на помощь Ганнибалу даже против воли сената, убедив совет ста четырех. Но, к счастью, боги остановили его в тот самый момент, когда было еще не поздно все переиграть. И теперь Ганнибал не скоро дождется помощи скифов.
Федор молчал, переваривая услышанное и пытаясь понять, почему сенатор так откровенничает с ним. «Обычно, – горько усмехнулся он, – барашка откармливают, прежде чем пустить на шашлык».
– Насколько я понял, Гасдрубал, которому я служил последнее время, по-вашему, тоже мятежник, – все же осмелился поднять голову Федор, – почему тогда вы не заперли его в Испании, а позволили переправить сюда целую армию. Которую, как я только что узнал, он привел сюда совсем не для того, чтобы привести к покорности Масиниссу.
– Ты прав, Масинисса лишь предлог, придуманный и созданный Ганноном, – усмехнулся Магон, оценив догадливость собеседника, – несчастный влюбленный, который так вовремя потерял голову. Но ты видел эту армию. Ее нелегко запереть в Испании. Гасдрубал готовился долгое время, накапливая силы. Но и мы, зная его планы, готовились к этому. Сейчас во что бы то ни стало надо удержать народ в узде. Поэтому никаких заявлений и обвинений в предательстве семьи Барка пока не будет.
Магон замолчал, но, видя недоумение в глазах Федора, удовлетворил его любопытство, которое было сильнее страха смерти.
– Из глубины Ливии на встречу с Гасдрубалом спешит не только Масинисса со своими легковооруженными всадниками. К нему движется новая армия под руководством спартанского военачальника, которого мы вызвали сюда втайне от всех. Эту армию мы также собрали втайне, но она достаточно велика, для того чтобы уничтожить одного мятежника, пусть и очень талантливого. А кроме армии, сенат располагает мощным флотом, который ждет своего часа в гаванях. Ждет, чтобы двинуться туда, где в нем возникнет больше нужны. В Испанию или… в Италию, чтобы решить нашу главную проблему.
Чайка молчал, теперь ему было понятно все. Он ждал приговора.
– Я рассказал тебе все это только потому, что ты однажды спас мне жизнь, – проговорил Магон, глядя в глаза Чайке, – а я не люблю быть в долгу…
– Вы уже вернули мне его сполна, – заметил Чайка, усмехнувшись, – наградив имением и деньгами.
– Не перебивай, – сверкнул глазами сенатор, и Чайка вновь ощутил себя ничтожным человеком, от которого мало что зависит в этом мире олигархов. – Жизнь раба, конечно, ничего не стоит. Но ты не раб. Поэтому я оставлю тебе выбор.
Магон опять встал, приблизившись к окну, из которого виднелся подсвеченный жаровнями огромный парк.
– Даже если бы ты сбежал сейчас и попытался предупредить Ганнибала или его брата, что идет прямо в западню, ты уже ничего не изменил бы, – проговорил сенатор, глядя в глубину парка. – Все уже давно движется своим чередом и случится, как намечено богами. Никого из Баркидов ты уже не спасешь. Но ты можешь спасти себя.
Магон резко обернулся, посмотрев на Федора, что сидел в кресле, словно оглушенный.
– Я дам тебе время до рассвета. И даже возможность отплыть в Италию, если захочешь. До того часа, когда начнется торг на рынке, у внешнего причала тебя будет ждать триера, ее капитана зовут Йехавмилк. Он предупрежден, что ты можешь появиться. Но если ты не появишься в назначенное время, корабль уйдет. Это последний корабль, который уйдет в Италию с командой, ничего не знающей о надвигающейся грозе. – Сенатор помолчал немного и закончил: – Но есть и другой путь. Ты хороший военный. Я сделаю тебя командиром африканских пехотинцев в новой армии. Такой же пост у Ганнибала занимает Атарбал, дни которого сочтены. Если выберешь этот путь, то останешься у себя до полудня, когда за тобой зайдет Акир. Он приведет тебя ко мне, и здесь мы обсудим твое будущее. А сейчас ты вернешься к себе домой и до рассвета сделаешь свой выбор. Ты свободен, Чайка.
Услышав эти слова, Федор вздрогнул. Свобода предполагает многое. Даже то, чего ты не хочешь. Сделав усилие, Чайка встал впервые за время разговора. Бросив взгляд на сенатора, он медленно покинул его кабинет, передвигаясь на ватных ногах.
Когда он был у ворот собственного особняка, Карфаген уже погрузился во тьму. Небольшое трехэтажное здание, окруженное садом, тоже пребывало во тьме. Лишь у массивных ворот, где виднелся охранник, горела небольшая жаровня. Слуги, а особенно кухарка, не видевшие его уже очень давно, обрадовались возвращению хозяина. Ему предложили отличный ужин, но Федор отказался.
– Принеси на балкон кресло, – приказал он слуге, отстегнув фалькату и поднимаясь по лестнице наверх.
– Разве вы не будете спать? – удивился тот, с интересом разглядывая изможденного Федора.
Чайка не ответил. А когда тот, исполнив приказание, удалился, Федор устало опустился в большое кресло, вдохнул терпкие южные запахи и пробормотал, слушая звуки засыпающего города:
– Мне есть о чем подумать до рассвета.
Патера – низкий, неглубокий сосуд, который жрецы использовали для отправления ритуалов.
Пеплум – верхняя одежда карфагенских жриц из легкой ткани без рукавов, надеваемая поверх туники.
Для нужного развития сюжета сроки проведения торжеств изменены.
На протяжении нескольких столетий по законам Ликурга частным лицам Спарты полагалась смертная казнь за хранение у себя золотой и серебряной монеты. Деньги были практически запрещены. Каждый спартанец мог взять у другого совершенно безвозмездно все, что пожелает. Поэтому спартанцы называли себя «общиной равных». Роль денег выполняла очень мелкая и дешевая железная монета, для хранения которой строились целые амбары. Эти монеты в остальной Греции хождения не имели. Спартанцам же запрещалось использовать в расчетах «иностранную валюту», равно как хранить ее у себя дома и вывозить за рубеж. Это право имели только цари.
Однако к тому моменту, о котором идет речь в романе, в Спарте было разрешено хождение денег, что привело к подрыву основ военного государства и его быстрому разложению. Спартанцы стали стремиться к накоплению богатств, как остальные греки, и, будучи хорошими воинами, часто продавали свои услуги иностранным государствам. Карфаген часто вербовал военачальников своих войск из спартанцев. Учителем Ганнибала тоже был спартанец.
