На такие дела шли самые лучшие экипажи вертолетов. Вот и сейчас, командир сорок четвертого эскадрона, полковник Фахри лично сел за ручку управления своего Сикорского, чтобы доказать и себе — что он тоже одной крови со смертью. И хотя ему было за пятьдесят, запредельный возраст для летчика, все знали — Фахри вывезет даже из ада, если случится туда попасть.
Вертолеты тоже были необычные — три Сикорских-89 в модификации для поисково-спасательных операций. Сейчас они висели в десяти метрах над землей, в одном из самых опасных и непроходимых мест нитки, где изломанные пики гор рвались к небу, перемежаясь узкими ущельями. Они ждали, пока пройдет британский разведывательный самолет, делающий облет границы. Как только самолет пройдет — можно будет идти…
— Господин полковник, Дефендер [Дефендер, защитник — легкий самолет ДРЛО (дальнего радиолокационного обнаружения), дополняющий более тяжелый Нимрод. Сделан на базе легкого „Норманн Айлендер“] ушел из квадрата. Отметки не наблюдаю!
— Ждем…
Полковник прождал десять минут — благо запас топлива в этих вертолетах позволял долго висеть над землей в режиме ожидания — чтобы наверняка. Выждав время, глянул на часы. Пора…
— Я Гюрза один! Начинаем.
Один за другим три тяжелых, грузных, ощетинившихся стволами пулеметов вертолета пересекли пограничную реку, вошли в „лаз“ — ущелье, ширины которого едва хватало для того, чтобы уместить в нем лопасти вертолетных винтов.
Они как всегда сидели вместе — друг напротив друга. Экипаж один-четыре, в котором четыре бойца — Бес, Араб и Иван с братом. Четыре человека, каждый из которых теперь ближе друг другу, чем родной брат и даже отец, потому что от надежности, подготовленности и смелости каждого зависит — выживут они или нет, выйдут к своим — или их кровь оросит эти камни, а они сами навсегда канут в безвестность. Они уходили в страну, страну жестокую и беспощадную, страну гордую и непокоримую, страну плюющую пулей в лицо любому чужаку, дерзнувшему покорить эту древнюю землю. В эту страну приходили многие — и Александр Македонский, и монголы, и персы, и британцы… Но страна из раза в раз оставалась свободной, а кости завоевателей, источенные ветром, оставались лежать на каменистых склонах этих гор. Теперь в эту страну шли русские, те кто приходит с севера, как их здесь называли. Здесь плохо знали воинов севера, ибо у них была своя земля, и они давно не ходили в чужие земли, чтобы покорить их. Здесь хорошо знали приходящих с севера караванщиков — воинов и купцов в одном лице, знали их за редким исключением как смелых и честных людей. Афганцы и русские никогда не враждовали, никогда между ним не было войн. Но каждый год русские приходили, высаживались со своих гремящих птиц — и афганцы воевали с ними, ибо пуштун-валай, кодекс чести пуштуна гласил: „враг, ушедший с твоей земли живым, унес с собой твою честь“. Никто из чужаков, дерзнувших вступить на афганскую землю с оружием в руках не должен был выйти с нее живым…
Араб помнил последнее построение на пятачке, в узкой горной долине, перед тем, как они начали грузиться в вертолеты. Офицеры спросили — не хочет ли кто-нибудь выйти из строя — и пятеро вышли. Сопровождаемые презрительным молчанием строя, они прошли к стоящему недалеко от строя на плацу корабельному колоколу-рынде, и каждый позвонил в него. Один удар — резкий, тягучий, бьющий по нервам звон. Арабу было страшно. Очень страшно, тем более что инструкторы делали все, чтобы их запугать, чтобы заставить выйти из строя. Колокол — вот то что хотели инструкторы, колоколом проверялась их решимость, мужество, сила воли, готовность идти до конца. Но он, казак Ближневосточного казачьего войска из станицы Каффрия, Александр Савич Тимофеев решил для себя, что выйти и позвонить — это значит предать. Позвони — и этот звон услышат те, кого с нами нет, те, кто лег тогда. Позвони — и этот звон услышат враги, услышат и поймут, что на русской земле появился еще один трус. Позвони — и ты перечеркнешь пот, кровь и слезы, что проливал ты здесь, в этих проклятых песках все два с лишним года. Перечеркнешь ночные подъемы, стрельбу по цинку в день, драки палками и голыми руками сначала один на одного, потом на двоих, на троих, на шестерых. Перечеркнешь истошный страх зеленки и бездонный страх пропасти у тебя под ногами, перечеркнешь до крови закушенную губу на тридцатом километре марш-броска в полном снаряжении. Позвони — и перечеркнешь все это. А еще Араб посмотрел украдкой на своих подчиненных, на Беса, на Ивана с братом — и понял, что им еще страшнее, чем ему. И позвонить — это значит перечеркнуть, подло предать и их тоже.
И он остался в строю. А потом, когда над головой завыла турбина и пошли раскручиваться лопасти — он еще раз понял для себя, что он был прав. Он пройдет все это — иначе это будет предательством. Предательством себя самого.
На это задание их готовили особенно. В отличие от обычных заданий для выживания, где полагается один нож на всех на сей раз они были нагружены снаряжением как мулы. Его крестный, майор Тихонов отозвал его в сторону после того, как им объявили о походе, и спросил — хочет ли он идти. А получив утвердительный ответ, кивнул и начал рассказывать с чем им там придется столкнуться и давать советы, как скомплектовать походный набор вооружения и снаряжения.
По его совету, Араб на этот раз вооружился последней версией автомата АК — изюминка этой комплектации была в том, что можно было быстро сменить ствол — причем сменить не только по длине, но и по калибру. Такого не было даже в автомате Коробова — новейшем образце вооружения армии Российской империи, еще не поступившем на вооружение в достаточном количестве. Даже в боевых частях Командования специальных операций он был не у всех.
Стволы Араб подобрал под все возможные задачи. Ствол под 6,5х45 — длинный, позволяющий использовать этот автомат как портативную снайперскую винтовку. Второй — того же калибра — но короткий. И еще один ствол — с интегрированным глушителем под 9,3х45. Патрон 9,3х45, первоначально разрабатывался под использование в бесшумных автоматах Волк, теперь же под него изготовили и специальную версию АК. Достаточно было сменить ствол и магазин — и у бойца в руках оказывалось оружие, выстрел из которого слышен не громче, чем хлопок в ладони. Боец с таким оружием и комплектом стволов в снаряжении как бы одновременно имел при себе и штурмовой автомат и легкую снайперскую винтовку и бесшумное оружие.
Бес наотрез отказался брать, что-то помимо своего обычного пехотного АК — он уже считай, сжился с ним. Иван с братом на сей раз взяли по „Барсуку“ — ротному пулемету калибра 7,62. Два ротных пулемета на группу из четырех человек — по огневой мощи получался даже перебор, но майор одобрил, сказал, что если потянут по горам такую тяжесть — пусть тянут, а огневой мощи лишней не бывает.
