Где-то раз в полгода очередной отважный рыцарь в герцогстве Ниренбургском садился на коня, брал верный меч и отправлялся на поединок с драконом. Но назад все они возвращались не на своем коне, а на осле, взятом в ближайшей к лесу деревне, без доспехов, в шрамах и ссадинах. Потом долго еще неудачливые герои рассказывали – каков на самом деле этот страшный дракон и как доблестно они сражались с ним. Но слишком неравны были силы, ибо зверь огромен и свиреп. А к тому же – вероломен и коварен. Он никогда не соблюдает правил честного боя, а норовит напасть исподтишка, со спины. Но разве об этом должны петь сладкоголосые менестрели? Думаете, что, затаив дыхание, милые дамы будут восхищенно хлопать в ладоши, слушая ночью при луне рассказ про такие подвиги? Недостойны эти горе-рыцари почестей в герцогстве Ниренбургском. И никто не зовется Рыцарем рыцарей, а на пальчике прелестной Лантолии до сих пор нет заветного обручального кольца.
В этом маленьком домике на пригорке, что сразу за лесом, я живу уже несколько лет. Тишина, нарушаемая только пением птиц. Пьяняще свежий воздух, яркое солнце в полдень, и красивейшие закаты по вечерам. Радуга во все небо после дождя. Чуть таинственный серебряный свет, заливающий лужайку перед моим скромным жилищем в полнолуние. Кристально чистая вода в ручье. Что еще надо человеку для счастья?
Трудно даже представить более волшебное место. Когда впервые его увидел, сразу понял – вот о чем всю жизнь мечтал! Здесь действительно чувствуешь себя частью природы, такой же, как огромный дуб неподалеку, или белка, живущая в дупле на нем. Она часто наведывается в гости. Знает, что для нее всегда припасены лесные орехи и прочие лакомства. Спрыгивает с ветки, смешными прыжками приближается ко мне, рыжий хвостик так забавно топорщится. Смело протягивает лапку, цапает добычу и убегает обратно.
Другие обитатели леса тоже давно признали меня одним из своих. Олениха спокойно смотрит, как ее детеныш подходит к дому, еще не очень уверенно ступая длинными тонкими ножками. Бывает, что какая-нибудь птица садится на плечо и сидит там, пока я хожу по лесным тропинкам. Сказочное место, волшебное… вот бы еще люди сюда дорогу забыли!
Вырос я в огромном городе. Будучи подростком, не знал, как выглядит настоящая земля без толстого слоя асфальта. Узкий двор между огромными домами, стены которых уходили вверх так высоко, что солнце заглядывало к нам не более чем на полчаса в день. И везде люди, люди, люди… Шум, гам, рокот, пыль, смрад. Большая компания ребят во дворе невзлюбила меня. Домой частенько приходил с разбитым носом и в порванной рубашке. Но характер у меня всегда был крепкий. Поэтому практически переселился в душный спортзал. Бесконечные изматывающие тренировки. Пот, кровь, боль – вокруг этого много лет вертелась моя жизнь. В спорте я достиг всего, о чем подростком не мог и мечтать – триумфальные победы, слава, огромные гонорары. Но только никакого счастья это не принесло. Гигантские залы, то громко меня приветствующие, то злобно улюлюкающие вслед после очередной победы. Лучи прожекторов, вспышки фотоаппаратов, назойливые любители автографов. И ни секунды одиночества – все время на людях. В какой-то момент понял – больше так не могу жить. Хочу лишь одиночества, тишины и покоя.
Уже не помню, как на меня вышел представитель компании «Слияние с природой, Лимитед Лайн». Кажется, на каком-то очередном приеме у богатого спонсора, разговор всего из нескольких фраз и оставленная визитная карточка. Позвонил им и услышал заманчивое предложение. Меня забрасывают в очень отдаленный район. Там, как они сказали, вряд ли кто-то сможет меня найти. Глухая и нетронутая человеком природа. Набор инструментов и минимальный запас продуктов – только на первое время, дальше буду обеспечивать себя сам. Еще предлагали взять целый арсенал оружия, но я отказался. В детстве дал себе такую клятву – никогда не брать в руки ни огнестрельного, ни холодного оружия. Это не для настоящих мужчин.
Перелет занял всего несколько часов. Мы с двумя сопровождающими сели в какое-то странное средство передвижения. Ни колес, ни крыльев, больше всего похоже на контейнер для морских перевозок.
– Вы что, издеваетесь? – спросил тогда у них. Но меня заверили, что все будет – «как обещано». Когда прибыли на место, то ушлые ребята помогли быстро собрать уютный экологичный домик. И наконец-то я остался один!
К тяжелой мужской работе моим рукам не привыкать. Распилить на дрова упавшее в лесу дерево. Стащить в одну кучу валуны. Распахать огород. Это даже не работа – удовольствие. Если к вечеру мышцы не болят – значит, день прошел зря. Но у меня ни один день зря не пропадал. Зато какое удовольствие каждый вечер любоваться закатом, держа в руках краюху свежеиспеченного хлеба, пахнущего Солнцем и Землей…
– Эй, смерд, иди сюда, – вдруг слышу чей-то окрик на ломаном английском языке. За колкой дров не расслышал, как сюда кого-то принесла нелегкая. Ну, так и есть, опять какой-то бродячий фигляр. Бывает и такое, хорошо хоть очень редко.
– Смерд – это вы мне, сударь? – вежливо спрашиваю, хотя внутри поднимается волна раздражения.
– Тебе, земляной червяк, – слезая с лошади, говорит этот ряженый хмырь. – Напои моего коня и принеси мне вина. И пошевеливайся, или я проучу тебя плеткой.
– Послушайте, сэр, – говорю ему, – мое терпение велико, но не безгранично. И не надо пользоваться тем, что я не имею морального права надрать вам задницу.
– Что ты сказал, грязная тварь? – слышу в ответ. – Ну-ка, ползи ко мне на четвереньках и целуй сапог, иначе одной поркой тебе не обойтись.
– Слушай, шут гороховый, ну ты меня уже достал, – говорю ему. – У тебя есть секунд так двадцать, чтобы быстро слинять отсюда и никогда здесь больше не появляться.
– Ты посмел мне угрожать, грязное животное, так пусть твои внутренности растащат вороны. Мне не страшен сам дракон, а уж тем паче ты – презренный выродок, который даже меч в руках никогда не держал.
И тут этот клоун достает какую-то длинную острую железяку и пытается ею ткнуть в меня. Вот ведь радость какая. Вступать в поединок можно только с мастером, равным мне, хотя не знаю – есть ли такие вообще. Но когда на меня нападают первым, то право на самооборону еще никто не отменял.
Меч никогда в руках не держал, это верно. Еще в детстве дал себе клятву не брать в руки оружия, даже обычную палку, впрочем, уже говорил об этом. Но Дракон страшен и с пустыми руками. Непобедимый и легендарный Белый Дракон, обладатель черного пояса по карате и тхэквондо, многократный чемпион мира.
Дав напоследок хорошего пинка под зад, смотрю, как этот ряженый арлекин, бросая свои карнавальные доспехи, стремительно улепетывает откуда заявился. Подхожу к его лошадке, глажу по холке, снимаю седло: «Беги куда хочешь, наслаждайся вольной жизнью, теперь ты свободна, как и я сам».
Потом сгребаю в кучу все брошенные этим паяцем железяки, завтра оттащу их в ближайший овраг. Там у меня уже целый склад металлолома. А то раз в полгода заваливается очередной идиот. Вызов самому Дракону им неймется бросить! Кишка у вас, ребята, тонка, хоть с головы до ног железом увешайтесь.
* * *
Здесь постоянно льет дождь. Такое тусклое, свинцово-серое небо. Никаких ярких красок. Порой так тяжело утром вставать, заваривать кофе в кружке и опять садиться за письменный стол. На нем стоит моя старая пишущая машинка – единственное, о чем просил. На новый рассказ мне отпущен всего один день. Но я знаю – когда напишу этот рассказ, где-то на Земле целый день будет светить солнце, и все будет хорошо. Поэтому ранним утром с кружкой горячего кофе снова сажусь за стол. И говорю себе: «Ты обязательно должен написать этот рассказ. Ты устал, тебе давно хочется только покоя. Но каждый новый рассказ прибавляет где-то там, на Земле, ярких солнечных красок. И как бы ни было порой тяжело на душе, но ты должен, а значит – ты сможешь, Рэй».
И на чистых листах бумаги вновь рождаются новые миры…
Майк Гелприн
Дурная примета
Я вишу на стене, в гостиной. На двух гвоздях, в багетной раме, под стеклом. За долгие годы я немного выцвел, но лишь самую малость, чуть-чуть.
– Это Аарон Эйхенбаум, – представляла меня гостям Това. – Мой муж. Он был настоящей звездой. По классу скрипки. Первый сольный концерт. И последний. В ноябре сорок первого. Пропал. Без вести.
Она так и не вышла больше замуж, моя красавица Това, моя единственная. Она тоже под стеклом, в траурной рамке, на сервантной полке напротив. Туда Тову поставил Ося, через день после того, как ее унесли на кладбище.
– Это папа, – представлял меня гостям Ося, – он ушел добровольцем на фронт. В августе сорок первого, с выпускного курса консерватории. Меня тогда еще не было на свете. В ноябре пропал без вести, мы не знаем, где его могила.
Этого не знает никто, потому что могилы у меня нет. Я истлел в поле, под Тихвином, там, где Тарас меня расстрелял.
