Уже шагнув на пандус, я вспомнил еще об одном деле и обернулся. Провожающие: майор Холод, полковник Белов, физик Загоруйко, биолог Дубровин, Шадрин, Максимчук и солдаты – стояли полукругом в десятке метров, готовые по команде отойти на безопасное расстояние, когда все поднимутся на борт и люк закроется.
Я вытащил из кармана ключи от машины и спросил у Холода:
– Товарищ майор, если получится, отгоните мою машину родителям? Там, в багажнике, запечатанная коробка, пусть лежит. Сам отвезу, когда вернусь.
– Сделаем, – кивнул майор. – Но почему ты уверен, что вернешься?
– ?
– Ты неправильно понял. В том, что миссия удастся, я уверен. Я не знаю, в какой Реальности вы окажетесь, когда сработает эта хреновина Френкеля. Здесь? Или там, в нашей? – Он показал головой куда-то через плечо. – И если в этой, то как ты попадешь домой?
Вероятно, я имел настолько растерянный и глупый вид, что он добавил:
– Извини, что спросил. Был уверен, что ты об этом думал.
Пришлось сделать хорошую мину при плохой игре.
– Думал, конечно, – произнес я как можно небрежнее. – Если не вернусь… Тогда просто расскажите маме и папе, что случилось, и скажите, что я их люблю.
– Адрес давай, – едва заметно вздохнул майор Холод.
– Сейчас запишу…
– Скажи, я запомню.
Я сказал адрес. Мы еще раз коротко обнялись, и я, махнув остальным рукой на прощанье, поднялся по пандусу и, не оборачиваясь, шагнул в шлюз.
– Исаак Давидович, – обратился я к Френкелю, когда мы устраивались на соседних койках перед самым стартом. – Забыл узнать.
– Узнавай, – разрешил он. – Только быстро.
– В какой Реальности мы окажемся, когда запустим преобразователь и он сработает, как надо.
– Разве я не говорил? – удивился ученый.
– Может, и говорили, но я как-то пропустил.
– Этого не знает никто.
– ?
– Очень просто. Не поддается расчету. Вероятность пятьдесят на пятьдесят. Красное и черное. Орел или решка.
– А наши марсиане и луняне об этом знают? Они ведь могут навсегда лишиться дома.
– Конечно.
– И готовы рискнуть?
– А есть другой выход?
– Пятиминутная готовность, – сообщил голос капитана по внутренней связи.
– Еще не поздно сойти, – напомнил Френкель очень серьезно.
– Нет уж, – сказал я. – Что будет, то и будет.
Френкель промолчал. Как мне показалось, одобрительно.
Мы успели.
Это были, пожалуй, самые трудные дни в моей жизни, но мы успели. Камински и Малина оказались правы. При постоянных двух «ж» относительно трудоспособными оказались только я, Френкель и Татьяна Лютая. Татьяна трудоспособнее всех. Я поражался, откуда берутся силы у этой не слишком крепкой на вид женщины далеко не первой молодости. Она успевала и делала все. Вплоть до подтирания задниц. Выяснилось, что старпом и впрямь был недалек от истины – программист и математик, лунянин Игорь Левятин уже на четвертый день полета лег пластом, и за ним пришлось ухаживать как за маленьким ребенком, он ни ложку не мог самостоятельно ко рту поднести, ни в туалет сходить. Моя любимая и прекрасная лунянка Николь продержалась дольше (женщины, как мне объяснил Стив Новиков, лучше мужчин переносят длительные перегрузки), но и ее в конце концов ради сохранения плода на девятые сутки пришлось уложить в саркофаг автодиагноста, заполнить его специальной жидкостью, схожей по плотностью с водой Мертвого моря, и искусственно усыпить до конца полета.
Поначалу я боялся, что в пути или уже по прибытии на место судьба подбросит вводную, с которой мы просто не справимся. Но обошлось. И это хорошо. Потому что, если честно, сил на девятнадцатые сутки полета уже не было совсем и оставалось только одно желание – поскорее бы все закончилось.
Когда «Секрет» достиг точки Лагранжа, окончательно убрал тягу (девять с половиной суток мы разгонялись и столько же тормозили) и наш многострадальный гравигенератор установил на борту силу тяжести, равную лунной, мы воспряли из мертвых. Просто удивительно, насколько быстро обретает счастье человек, если на него долго, сильно и больно давить, а потом взять и отпустить. Крылья за спиной вырастают!
Подробно описывать, как мы запустили преобразователь, не буду. Ничего интересного. Вячеслав Малина и Джереми Лонгфилд облачились в скафандры и, можно сказать, собственноручно (хотя на самом деле с помощью реактивных двигателей в ранцах за спиной) отбуксировали ППВК ФЛ-2 массой семьсот тридцать два килограмма на расстояние один километр от зависшего в относительном покое «Секрета». Этого, как уверил нас Френкель, будет вполне достаточно.
А потом, когда старпом и второй навигатор благополучно вернулись на борт, Изя сверился с часами и сказал:
– Смотрите.
Мы уставились на обзорный экран, где на фоне мириадов великолепных равнодушных звезд, в ярком свете нашей родной звезды – Солнца медленно плыл преобразователь, похожий то ли на корабль чужих из какого-то забытого или и вовсе не снятого фантастического фильма, то ли на странную гигантскую елочную игрушку.
– Время, – сказал Изя.
Преобразователь исчез с экрана. И почти сразу же «Секрет» слегка качнуло. Словно лодку на волне, поднятой прошедшим вдалеке судном.
– Ой! – воскликнула Николь, хватаясь за меня. – Что это?!
– Спокойно, – сказал Изя. – Небольшая гравитационная флюктуация. Уже все.
– Получилось? – спросил Камински.
– Очень на это надеюсь. Но узнаем только тогда, когда свяжемся с Луной и Марсом. Или с Землей.
Я не знаю, что чувствовали в эти минуты мои товарищи. Но, когда на частотах Марса и Луны мы услышали только шорох помех, а вот незнакомый связист из центра космической связи «Медвежьи озера», что под Москвой, взволнованно заорал, что он нас слышит, я испытал облегчение. Что делать. Мы всегда предпочтем свой дом чужому. Даже тому, где нас безоговорочно ждут.
Еще через несколько часов мы уже точно знали, что Сдвиг удался. И не только он. Туманные Поляны исчезли на всей территории Земли, а русские микробиологи получили первую дозу вакцины, созданную в земной лаборатории (им все-таки удалось починить гравигенератор!).
Пора было возвращаться. И долгая обратная дорога уже не казалась мне слишком трудной.
Маршен Таун (Martian Town) – столица Марса.
Сол – марсианские сутки, равные 24 часам 39 минутам и 35 секундам (прим. автора).
Шоа́ (ивр. שׁוֹאָה – бедствие, катастрофа) – термин, употребляемый евреями на иврите и реже на некоторых других языках для обозначения политики немецких нацистов по планомерному уничтожению еврейского этноса.
