– Ага, – горько усмехнулся воевода, откладывая и третий листок в шкатулку. – Вера в Дербенте совсем не имеет значения. Ни капельки. Ничуточки, – передразнил он невидимого собеседника. – Вот только это было раньше, пока не появился этот, как его, мусульманский Мартин Лютер Кинг [138] , – он вздохнул и задумался.
Напролом идти не хотелось. Штурм, даже с учетом предварительного запуска спецназовцев, грозил огромными потерями. Но и возвращаться на Русь, не овладев городом, Вячеслав тоже не мог.
– Ну и откуда ты только взялся на мою голову, чертов мулла?! – простонал он. – Не было же ваххабитов в это время! [139] А тут этот козел, да еще под красным знаменем [140] . Тоже мне, Щорс нашелся.
Он устало обхватил голову руками и нахмурился, еще и еще раз пытаясь проанализировать все, что ему известно. Данных было не очень много, но они имелись.
Большую часть информации воевода получил совсем недавно, из рассказа чудом уцелевшего торговца. Он направил свои корабли к пристани через много дней после всего случившегося в городе, чтобы пополнить запасы пресной воды, а также разузнать – что, где и почем.
На его счастье, первым, кого он повстречал, был старый служитель, в чьи обязанности входил ежедневный осмотр и – при необходимости – ремонт пристаней. Он-то и поведал торговцу о тех событиях, которые произошли в Дербенте за последние полгода, после чего тот мгновенно отчалил. Опасаясь, что и на его собственных кораблях могут сыскаться сторонники этого безумца, купец сказал своим людям, что в городе свирепствует черная смерть, так что гребли они, не жалея сил.
Заметив на берегу большое количество вооруженных людей, купец долгое время присматривался к ним с безопасного расстояния и причалил к новой пристани строившегося города Сулака лишь тогда, когда окончательно убедился в том, что перед ним русичи, а не отряды, вышедшие из обезумевшего города.
Поначалу Вячеслав даже не понял, о каком именно городе рассказывает купец, и слушал его лениво, вполуха. Лишь на середине рассказа до него стало доходить, что Баба-ал-Абвава [141] – это и есть Дербент. Выругавшись про себя, он уже внимательно дослушал весь рассказ и начал чесать затылок.
…Незнакомый дервиш с белой повязкой [142] появился в Дербенте где-то с год назад и вел себя очень деликатно, тише воды и ниже травы. Деньги у него водились. Во всяком случае, их хватало на то, чтобы время от времени приходить на помощь самым голодным, вне зависимости от того, кто именно перед ним – суннит или шиит [143] .
Занимался он только тем, что толковал разные положения из Корана, хотя и делал это вкривь и вкось, а не так, как подобает набожному и высокоученому шииту. Правда, при этом он наотрез отказывался от садаки [144] , а потому его охотно приглашали в свои дома бедняки не только из числа шиитов, но и суннитов.
Его рассказы были интересны, а толкования – оригинальны. При этом он делал аккуратные намеки на то, что все невзгоды горожан имеют своей причиной то, что ими забыты истинные законы, а вот если снова начать жить по ним…
Тут он замолкал, разжигая любопытство людей, затем заставлял их поклясться на Коране, что те будут молчать, после чего таинственным шепотом назначал окончательно заинтригованным горожанам какое-нибудь уединенное место встречи после салят аль-иша [145] .
Под яркими звездами южного неба он и сообщал им вначале об истинных имамах, потомках Али [146] , затем, уже на следующую ночь, о семи пророках [147] .
– Нас прозвали мутазилитами, то есть оборванцами [148] , но я смотрю на вас, – обводил проповедник взглядом своих умных зеленоватых глаз собравшихся людей на третью ночь. – Смотрю и вижу перед собой точно таких же мутазилитов, ибо ваши халаты такие же старые, как и мой, и в таких же заплатах.
– Все в руках всевидящего, ибо только по его велению… – начинал кто-то из слушателей, но проповедник, назвавшийся Убейдуллой, мгновенно перебивал его:
– Аллах не повелевает творить зла, но оно происходит каждый день и каждый час. Неужто оно исходит от него? И я отвечу – нет и трижды три раза нет! Все это совершают люди.
– А вот мулла сказал… – вновь подавал кто-нибудь голос, и вновь его перебивал Убейдулла:
– Муллам это выгодно, потому что они освящают этим существующий порядок, утверждая, что так решил всевидящий. На самом же деле он создал людей равными, ибо все мы – дети Адама. И вот я спрашиваю вас, до каких пор вы будете терпеть?!
Проповедника нимало не смущали и каверзные вопросы суннитов, каких в городе тоже хватало. На любой из них он отвечал с такой быстротой, будто готовился к ним загодя.
– А вот я сам читал в «Сахих Бухари» [149] в «Книге о божественном промысле»… – начинал сомневающийся и тут же получал встречный вопрос:
– А знаешь ли ты, несчастный, что аль-Бухари, написавший эту книгу, собрал около шестисот тысяч хадисов, а в нее поместил всего семь тысяч двести пятьдесят? Ответь мне, почему он отверг из каждой сотни девяносто девять хадисов и почему выбрал всего один?!
– Он решил, что они неправильные, – нерешительно мямлил человек.
– Нет, все гораздо проще. – Смуглая сухая ладонь проповедника рубила воздух в такт его словам в опасной близости от лица сомневающегося, заставляя его испуганно втягивать голову в плечи и отбивая всякое желание к дальнейшим расспросам. – Аль-Бухари – великий человек, но тот сборник, что ты читал, – ложный. Его просто подменили, потому что те хадисы, которые он на самом деле включил в него, муллы, имамы и кадии посчитали опасными. Они испугались, что люди начнут задумываться о том, почему одни богаты, а другие – бедны, почему везде, куда ни глянь, царит несправедливость. Знаешь ли ты, что сказал величайший, когда Мухаммед спросил его о богаче? Он ответил, что после смерти тот обречен идти через сирах [150] с мешком за плечами, в котором собрано все его богатство. Как ты мыслишь, почтеннейший, – обращался он к одному из самых старых и беднее всех одетых. – Сумеет ли богач пройти через него с такой ношей за плечами?
Тот, приосанившись, степенно отвечал:
– Я думаю, что ему никогда не пройти этого моста.
– Седины убелили твои волосы, а тяжкий труд согнул твою спину, но купцы, старейшины и имамы не сумели отобрать у тебя твой острый ум, уважаемый. И ты необычайно мудро ответил, за что тебе низкий поклон. – Убайдулла, прижав руку к груди, склонял голову перед стариком и тут же продолжал:
