— В тот день, — грубым басом произнес он, — когда стало известно о состоявшемся покушении на фюрера, мы, в принципе, уже готовы были к тому, чтобы не допустить хаоса в стране; не допустить ликования наших врагов по поводу утраты, которую понес бы наш рейх, окажись это покушение удачным. Представив народу сию Имперскую Тень, мы в любом случае сумели бы дезорганизовать врагов рейха, внести в их ряды смуту и выиграть те несколько дней, которые понадобились бы высшему руководству страны, чтобы окончательно овладеть ситуацией.
Скорцени видел, как отвисла дегенеративно сдвинутая назад нижняя челюсть Гиммлера, когда он услышал о готовности к такому повороту событий. Правда, шеф РСХА всего лишь повторял тезис, который не раз пришлось навязывать ему Скорцени, поскольку сам он всегда относился к любым двойникам с болезненным предубеждением, но какое это имело сейчас значение? Главное, что Гиммлер слышит эти слова из уст шефа Главного управления имперской безопасности.
— Вы что, действительно готовы были к такой подмене? — изумлению Гиммлера, когда он задавал этот вопрос Кальтенбруннеру, не было предела.
Оказывается, в недрах подведомственной ему службы безопасности разрабатывалась и такая вот, сногсшибательная операция… А его даже не поставили в известность. Причем Гиммлеру было ясно, что непосредственно этой операцией занимался не Кальтенбруннер, а Скорцени. Однако он умышленно не переводил взгляда на обер-диверсанта и жаждал объяснений от шефа РСХА.
Прежде чем ответить, обергруппенфюрер почти с нескрываемой ненавистью взглянул на обер-диверсанта рейха, вновь подтверждая этим, что инициатива все же принадлежала самому любимцу и личному агенту фюрера по особым поручениям[46]. Авантюризм шефа диверсантов и любимца фюрера заставил его ощутить у себя на спине липкий пот страха. Ведь, если готовились, значит, знали, догадывались, предчувствовали… — вот чего не учел Скорцени, раскладывая этот пасьянс. — А сейчас, когда по всему рейху вылавливают причастных к заговору и покушению, а также сочувствовавших им…
— К сожалению, нам не было известно, что Штауффенберг и его сообщники, м-да… — пробормотал он со свойственной беззубой невнятностью[47].
— К чему же вы тогда готовились, Кальтенбруннер?
— Тем не менее, исходя из соображений высшей безопасности… Что, несомненно… Иначе наши враги и в самом деле решили бы, что обезглавили наше движение, м-да. Но это им не удалось. Вы видели этого двойника, господин рейхсфюрер? Это и есть тот, который, в случае надобности…
— Но почему не поставили в известность меня? — властно оперся кулаком о стол Гиммлер. — Почему не сообщили, что готовится операция по подмене фюрера?
В этот раз Кальтенбруннер взглянул на Скорцени с откровенной мстительностью: «Теперь выкручивайся сам, умник». Гиммлер прекрасно помнил, что именно по протекции Кальтенбруннера Скорцени в свое время оказался в здании Главного управления имперской безопасности, чтобы затем все увереннее обосновываться в нем.
— Только потому, — спокойно объяснил штурмбанфюрер, — что ситуация не угрожала выйти из-под вашего контроля, господин рейхсфюрер СС.
— Вы были абсолютно уверены в этом, Скорцени?
— Почувствовал, как только прибыл со своим батальоном фридентальских курсантов в Берлин, — напомнил ему Отто, — и ворвался в ставку заговорщиков.
— Все правильно, вы ведь арестовывали все руководство заговорщиков, — понял свою ошибку Гиммлер.
— Более неумелого и неумного руководства мятежом, чем продемонстрировали Бек, Ольбрихт и прочие военачальники во главе с фельдмаршалом Витцлебеном, даже невозможно себе представить. Классический пример бездарной попытки захвата власти, достойный того, чтобы войти в учебные пособия для будущих путчистов всего мира.
— Что совершенно очевидно и несомненно, — столь же невнятно подтвердил Кальтенбруннер и вновь позволил себе плеснуть в стакан небольшую порцию вина. Чего обычно в присутствии рейхсфюрера СС делать не решался. — Исходя из нашего плана… Который весьма предусмотрительно… Но ситуация из-под контроля так и не вышла, м-да…
— К операции «Великий Зомби» мы, по вашему приказу, господин рейхсфюрер, приступили бы только в том случае, — пришел ему на помощь Скорцени, — когда стало бы очевидным не только то, что фюрер погиб, но и то, что лично вы, рейхсфюрер, не успели перенять все его полномочия. То ли по причине того, что мятеж приобрел слишком широкое распространение, то ли кто-либо из недавних соратников Гитлера, — я не стану называть имена, они вам известны, — вдруг решил бы, что эти полномочия следует принимать ему, отстранив руководство СС от руководства страной.
Гиммлеру не следовало объяснять, что Скорцени имеет в виду, прежде всего, Геринга, который все еще оставался официальным преемником Гитлера; а также человека, который видел себя куда более реальным его преемником — то есть Бормана, со всей его партийной канцелярией и влиянием в провинциальных партийных организациях.
— Что ж, — замялся Гиммлер в нерешительности, — если исходить из такого взгляда на появление этого унтерштурмфюрера в образе двойника… Тогда это приобретает совершенно иной смысл.
— Если ситуация, возникшая 20 июля, вдруг повторится, мы окажемся основательно подготовленными к ней.
— Теперь подобную ситуацию могут создать наши внешние враги, Скорцени, — назидательно молвил Гиммлер. — Вот почему к ней нужно готовиться со всей надлежащей строгостью и секретностью.
— М-да, с надлежащей, — пробубнил Кальтенбруннер.
И все же сначала Гиммлер прошелся свинцовым залпом
своих очков по Скорцени:
— Контроль остается за вами, штурмбанфюрер.
— Это будет реальный и жесткий контроль, — заверил его руководитель диверсионной службы рейха.
— И докладывать лично мне. Лично!..
— Мы с Кальтенбруннером, — дипломатично вывернулся Скорцени, — постоянно будет держать вас в курсе событий.
— А я сказал: «Лично!», — перевел Гиммлер «оптические прицелы» своих очков на Кальтенбруннера, предостерегая того от какой бы то ни было попытки помешать Скорцени время от времени переступать через его голову.
— В случае крайней необходимости, рейхсфюрер, — подтвердил тот.
Гиммлер пошел к выходу. Кальтенбруннер подался вслед за ним, но в последний момент умудрился приотстать, и, когда дверь за рейхсфюрером закрылась, прохрипел, выдыхая на приблизившегося Скорцени всю сумятицу запахов и несвежести:
— Когда вы начинаете работать с Имперской Тенью, вы становитесь опасны вдвойне. Ваше счастье, что ни Гиммлер, ни фюрер так до сих пор и не поняли этого.
