- Как можно делать такие глупые сравнения! — сказала цесаревна со слезами на глазах. — Я вышла за тебя замуж с согласия твоих и моих родителей. Я не замышляю гибели династии и Империи.
Александр потер переносицу указательным пальцем, что свидетельствовало о волнении и раздражении, и решительно заявил, повысив голос:
— Я запрещаю повторять эти позорные сплетни! Законной супруге Государя Вы должны оказывать и будете оказывать полное уважение!
Он направился к выходу из гостиной, но возле двери обернулся и бросил:
- Не забудьте, Ваше Императорское Высочество, что через два часа нам нужно быть в Зимнем Дворце.
Цесаревич вышел из гостиной, некоторое время постоял в коридоре, потирая переносицу, затем спустился на лифте на второй этаж на детскую половину.
- Здравствуй, Александровна! - приветливо сказал он женщине лет сорока в сарафане и кокошнике, которая наблюдала, как мальчик двух лет складывает кубики. Увидев отца, он радостно подбежал к нему с криком "Папа" и поднял руки.
- Здоровы будете, Ляксандр Ляксандрович! – ответила та, улыбаясь. В няньки к малолетним членам императорской семьи обычно приглашали простых крестьянок.
- Как поживает великий князь Михаил? - ласково спросил отец, беря сына на руки.
- Хо! – ответил мальчик, дёргая его густую окладистую бороду. – Ко! – добавил он, указывав пальцем на потолок.
- Высоко? – переспросил отец, - до потолка?
- Дя – подтвердил мальчик, кивнув несколько раз головой.
Александр взял сына под мышки и начал высоко подбрасывать вверх, ловя затем на руки. Мальчик, растопырив руки и ноги, летал по воздуху, заливаясь счастливым смехом. Нянька с улыбкой наблюдала, пока один раз Михаил чуть не задел головой за потолок.
- Ляксандр Ляксандрыч! Осторожней! – воскликнула она.
Цесаревич, не обращая внимания, снова подбросил мальчика, который на этот раз коснулся потолка затылком.
- Да что ж это делается! Покалечишь же дитя! – нянька бросилась к Александру. Тот, и сам испугавшись, поставил мальчика на пол.
- Болит? - спросил он сына, слегка притронувшись пальцами к затылку.
Мальчик отрицательно покачал головой, но почувствовал волнение взрослых и захныкал.
- Ну вот - ничего страшного. А ты ворчала, старая, - умиротворяюще прокомментировал цесаревич.
- Как же не страшно! Испугал ребёнка, - недовольно сказала нянька
- А и испугался - ничего, не сахарный. Мне фарфор не нужен.
- А ежли тебя испугать, тебе понравится? Вот пожалуюсь Марии Фёдоровне. Да вот и она сама, - женщина посмотрела в сторону двери. Александр испуганно оглянулся. Там никого не было.
- Ах ты, ведьма! – цесаревич раскатисто рассмеялся. – Михайло, в следующий раз поиграем в солдатики, - обратился он к сыну, который уже уселся на старого потертого коня, стоявшего на платформе с колёсиками. – Ну а теперь до свиданья!
- Ня! – ответил мальчик и подпрыгнул на коне.
Выйдя из комнаты младшего сына, великий князь направился в противоположный конец коридора, где находилась классная комната старших сыновей.
- Переправа войск через водную преграду с захватом рубежа на противоположном берегу называется форсированием, - менторским тоном пояснял сухопарый генерал двум мальчикам, сидящим за партами с наклонными столешницами. На стене возле генерала висела большая карта, а рядом стояла чёрно-белая караульная будка, у которой отрабатывались строевые приемы.
При виде цесаревича мальчики, оба одетые в матроски, встали из-за парт, а генерал вытянулся во фрунт.
- Стоять вольно! Оправится! Кадетам сесть! – весело скомандовал Александр.
- Позвольте доложить, ваше императорское высочество, - почтительно сказал генерал, - на сегодняшнем занятии предполагается рассмотрение переправы императора Наполеона через Неман. Однако, поскольку Вы были сами участником форсирования Дуная возле Зимницы во время последней войны с Турцией, может быть, Вы соблаговолите рассказать об этом событии.
- Понятно, Григорий Григорьевич, - усмехнулся в густые усы Александр, - хотите, чтобы я сделал вашу работу.
- Папа́, расскажи, - просительным тоном сказал мальчик лет тринадцати с приятным овальным лицом и пухлыми щеками.
- Расскажи, пожалуйста, - поддержал его младший брат, мальчик с удлинённым лицом и маленькими, грустными глазами.
- Ладно, уговорили. – Александр провёл ладонью по большой голове, приглаживая пушок на рано облысевшей передней части. – Переправа через Дунай началась в два часа ночи. Вот вам, кадеты первый вопрос: почему ночью, а не днём?
- Ну это понятно, - ответил младший. – Чтобы турки не увидели.
- Правильно, Жоржик. И вот вам первое правило: форсирование должно выполняться скрытно, чтобы неприятель не успел открыть огонь. И хотя дело было в середине июня, солдаты были в зимних чёрных мундирах, чтобы оставаться незаметными в темноте. Погода благоприятствовала: небо было покрыто тучами.
- И турки ничего не заметили? – поинтересовался старший мальчик.
- Заметили, Ники, заметили и открыли огонь, но он не нанёс серьёзного урона, потому что были соблюдены два других правила: секретность и отвлекающий манёвр.
Мальчики жадно слушали. Одно дело, когда рассказывает учитель, другое – твой собственный отец, который сам был на войне. В воображении Жоржика появилась тёмная река, тяжёлые тучи, плоты с чёрными фигурами солдат, вспышки выстрелов сверкающие на противоположном берегу.
- Про время и место переправы никто не знал, а за несколько дней до этого началась бомбардировка крепостей Никополь и Рущук, где и демонстрировалась подготовка форсирования – в шестидесяти верстах от действительного места, - продолжал рассказывать цесаревич, расхаживая по классу, заложив руки за спину.
- Но ты-то знал, где будет форсирование, - заметил Ники.
- И я не знал.
- Но дедушка-то точно знал!
- И дедушка не знал.
Мальчики переглянулись между собой в недоумении.
- Государь Император вручил командование Дунайской армией его императорскому высочеству Николаю Николаевичу Старшему, - пояснил генерал Данилович. - А непосредственно форсирование осуществлялось силами четырнадцатой пехотной дивизии под командованием генерал-майора Михаила Ивановича Драгомирова. О планах операции кроме них было также известно начальнику штаба армии генерал-адъютанту, генералу от инфантерии Артуру Адамовичу Непокойчицкому.
- Вот ведь страшно-то было, - задумчиво сказал Жоржик.
- Страшно? - переспросил отец. – Нет, брат. Воевать за правое дело – не страшно. А мы воевали за освобождение наших братьев-славян, единоверцев, от турецкого ига.
