— Ничего, я покрепче любого вездехода буду, — обнадежил старика Пес.
— Там, где машина не пройдет, — подмигнув Вольфу, запел старик, — и бронепоезд не промчится, солдат на пузе проползет, и ничего с ним не случится!
— Хорошая песня, — рассмеялся Вольф. — Научишь?
— А то! Ты ить наших песен-то, поди, и не слышал! Вот справим дело — и под холодную самогоночку с огурчиком спою! У меня ить и гармонь есть. Давненько я её в руки не брал… Так когда, говоришь, откроются твои врата?
— Через двое суток.
— И через них никто не проникнет?
— Надеюсь, что нет. По крайней мере, такой договоренности не было.
— Ладно, поглядим.
В назначенный час, основательно вооружившись и заминировав все подходы к порталу в альтернативный мир, напарники засели в кустах. Вольфу неожиданно стало дурно, словно он вновь попал в гигантскую мясорубку на границе меж двух миров. Вольф побледнел, скрипнул зубами, стараясь сдержать готовый сорваться с губ стон.
— Володька, ты чего? — испуганно спросил егерь, заметив, как скривилось и посерело от боли лицо Вольфа.
— Хреново мне, — признался Путилофф. — Но я выдержу! Не отвлекайся, смотри, — шепнул егерю Пес.
Воздух в центре поляны, в том самом месте, где Степаныч предусмотрительно вбил в землю колышек, неожиданно подернулся легкой дымкой, похожей на белесое туманное облачко. Туман всколыхнулся, по нему пробежала мутноватая рябь, проскочило несколько голубых электрических разрядов.
— Портал готов, — прошептал Вольф, чувствуя, как дрожит его голос.
Он вновь почувствовал себя тем мальчишкой, которому старший мастер-наставник Роберт Франц протягивает свой «Вальтер». Нервы натянулись и завибрировали, словно стальные канаты под чудовищной нагрузкой.
«Приказ нужно выполнить любой ценой! Приказ… любой ценой… Любой ценой…» — билась под черепом Пса одна единственная мысль, вбитая долгими годами безупречной службы Рейху.
Заметив, как дернулся его напарник, как судорожно он тискает во вспотевших ладонях винтовку, егерь по-отечески обнял его за плечи и заглянул в налитые кровью глаза:
— Что, тяжело, сынок?
Вольф прорычал в ответ нечто невразумительное, а затем, уткнувшись лицом стрику в плечо, неожиданно разрыдался.
— Да, несладко тебе в жизни пришлось, — шептал егерь, проводя грубой старческой ладонью по колючему ежику волос Вольфа. — Поплачь, сынок, поплачь… Облегчи душу…
Вольф никогда не плакал с того памятного случая на плацу, когда ему пришлось убить того несчастного китайца. И сейчас, вместе со слезами из него уходила вся та боль, которую он носил в себе все эти годы. С каждой пролитой слезинкой Псу становилось легче, словно камень, столько лет мешающий свободно дышать, таял как кусок льда под теплым весенним солнцем. Портал тем временем бесшумно закрылся. Боль тут же утихла.
— Ну все, сынок, пойдем домой, — тормошил Степаныч Вольфа. — Подлечим твои нервишки… К тому же и повод есть!
Вечером Пес упился в хлам, чего раньше себе никогда не позволял. Степаныч достал из-под кровати пыльный футляр, обшитый потертой кожей. Щелкнув никелированным замочком, егерь достал из него гармонь.
— Всю войну со мной прошла! — похвалился Степаныч.
Он накинул на плечи ремни и пробежался пальцами по кнопкам гармони.
— Эх, — шумно вздохнул егерь, — руки уже не те, да силенок, чтобы по-человечьи меха развернуть — нет. Ну, ничего, тряхну стариной. Ты какие-нибудь наши, русские песни знаешь?
— Не-а, меня ведь от мамки лет в пять забрали. Я не то, что песен, я лица её вспомнить не могу!
— Эх, горемыка, ты, горемыка! — вздохнул старик и развернул цветастые гармошечные меха. — По приютам я долго скитался, — жалостливо затянул он, — не имея родного угла, ах, зачем я на свет появился, ах, зачем меня мать родила…
Незнакомая, но такая понятная и близкая Вольфу песня, сжала его сердце, вновь выдавливая влагу из глаз. Старик допел, посмотрел на Путилова и осуждающе покачал головой:
— Чего-то ты паря совсем раскис! Сейчас мы тебя веселой песней побалуем, чтобы твоя героическая душа свернулась, а затем развернулась! Наливай!
Каких только песен не спел Степаныч своему новому боевому товарищу: и «Красную Армию», и «Катюшу», и «Пуховый платок»…
Они заснули лишь под утро, распугав своими песнями лесное зверье. А во сне к Вольфу пришла мама. Она гладила его по голове, называя воробушком, и пела колыбельную песню. Вновь ставший маленьким мальчиком, Вольф улыбался во сне, чувствуя, как скользит по волосам ласковая мамина ладошка.
Июнь 2005 года.
Дальний Восток.
Тереховское Охотоведническое
Хозяйство.
Вольф издалека услышал низкий утробный рокот дизельного движка.
— Не иначе гости пожаловали, — решил он. — Не вовремя, растудыть твое туды! — выругался он любимой присказкой Степаныча.
Закинув рюкзак в кусты, Вольф, боле не таясь, вышел на тропинку, ведущую к хижине егеря. Возле дома стоял, сверкая никелированными дугами дорогой джип. В его вместительном багажнике рылся крепкий рыжеволосый детина. Заметив Путилова, он добродушно оскалился.
— А! Вольфыч! Здорово, братела!
— Здорово, Паша, коли не шутишь! — улыбнулся в ответ Вольф. — А я то думаю, кто это ко мне на огонек заглянул.
— Да, отдохнуть вот решил. Заодно и винтовочку опробовать!
Он продемонстрировал Вольфу новую, в смазке, вертикалку.
— Вот и ладненько! — Вольф изобразил на лице радость. — А-то я все один, да один! Одичаю скоро!
— Так ты бы это, — посоветовал парень, — хоть собаку бы завел. Все ж веселее.
— После смерти Степаныча, — лицо Вольфа омрачилось, — его пес тоже недолго прожил… Я уж как-нибудь без собаки. К тому же я сам Пес.
— Это как? — озадачился детина.
— Не бери в голову, — рассмеялся Путилов, — располагайся. А мне еще кой чего сделать нужно, — сказал он, скрываясь в зарослях. Подхватив рюкзак, Вольф обежал небольшое заболоченное озерцо и оказался возле старого омшаника. Открыл низенькую дверку и вошел внутрь. Переставив пустые пчелиные ульи из одного угла в другой, он освободил люк в подпол. Развязав рюкзак, Вольф выудил из него автомат Калашникова, несколько рожков и связку гранат. Откинув крышку, Вольф начал спускаться по отсыревшей лестнице. Достигну земляного пола, он достал из кармана фонарик. Бледный луч выхватывал из темноты полки, заваленные разнообразным смертельным хламом: гранатами, противопехотными минами, щедро рассыпанными патронами. Вольф удовлетворенно оглядел свой маленький арсенал — с таким богатством можно воевать! Здесь, на военных складах тебе за бутыль снабдят всем, что душе угодно. В Рейхе за подобное разгильдяйство начскладу не сносить головы. А здесь… Вольф достал из-за голенища нож и сделал на прикладе пять продольных рисок. Сейчас, вместе со старыми зарубками их стало семь: Штрудель, видимо увеличив мощность оборудования, начал посылать разведчиков группами. В этот раз прибыло пятеро. Сможет ли он и дальше сдерживать этот натиск до тех пор, пока фюрер не разочаруется в проекте? Будь, что будет, но он не сдастся! Ведь он Пес, а главная задача Пса — охранять родной дом!
Вольф выбрался из погребка, вновь завалил люк старыми ульями и запер омшаник. Теперь можно было спокойно заняться гостем — в ближайшие недели две ворота навряд ли откроются. А если и случиться — взрывчатки там столько, что хватит на добрую роту. Гостя возле машины уже не было. Вольф наклонился, чтобы не удариться головой о низкую перекладину двери и вошел в сени. В темном коридоре Вольф чуть было не споткнулся о картонный ящик, стоявший в проходе. Он нагнулся и поднял коробку. В ней мелодично дзынькнули наполненные «зеленым змием» бутыли. Он хмыкнул и, не выпуская ящик из рук, вошел в дом. Хозяин дорого чуда техники обнаружился тут же. Он сноровисто выкладывал из объемной сумы городские деликатесы: копченую рыбку, икру, несколько увесистых толстых колбасных палок и еще кучу всевозможных банок и свертков с красивыми цветастыми ярлыками.
— Я так понимаю, — позвенел бутылками Вольф, — мы с тобой не вдвоем гулять будем?
— Вольфыч, ну ты же не против? — продолжая заниматься своим делом, вопросом на вопрос ответил детина.
— Да я, в общем-то, не против, — сказал Путилов, осторожно опуская хрупкую тару на пол. — Судя по сервировки стола, к нам на огонек заглянет если не сам президент, то уж шишка никак не меньше губернатора.
— Бери выше, Вольфыч, — гоготнул детина, — настоящий миллиардер сегодня с нами бухать будет!
— Неужто всамделишный? — притворно ахнул Вольф, поглаживая густую окладистую бороду, которую отрастил за несколько лет вынужденного одиночества. — И как вам его в нашу глухомань затащить удалось?
