Тем, кто пытался протестовать, предложили выйти пораньше и проследовать в качестве свидетеля в отделение милиции. Только и при этом не факт, что они вернули бы похищенные вещи. Протестующие смолкли, осознав всю тщетность бытия.
После часовой задержки поезд двинулся дальше.
На нас уже не посматривали с презрением, как на загулявшую молодежь. Нет, скорее мы стали местными «вагонными» героями. Наш стол завалили сладостями и фруктами, в качестве благодарности за задержание воров. Мы не стали говорить, что в качестве исключения нам вернули деньги, чтобы не расстраивать других пассажиров. Милиция вошла в положение…
Вскоре мы прибыли на вокзал. Нас никто не встречал, да мы никого и не ждали. Нам пожимали руки, нас благодарили выходящие и говорили, что в нашем лице будут отличные защитники отечества. Мишка поглядывал на меня, а я только усмехался в ответ. Похоже, что за пиджак он больше на меня не обижался. Да, вид пиджака был не очень, но при помощи утюга его можно привести в божеский вид.
Что же, мы доехали до Москвы. Теперь пришла пора увидеть тот город, который я оставил когда-то давным-давно, улетая в Сирию.
Как-то так получилось, что на перроне я зацепил взглядом мужчину, который читал в вагоне «Советскую культуру». Он подошел к стоящему с табличкой человеку в светлой рубашке и кивнул тому, сказав пару слов. Человек убрал табличку и протянул руку мужчине. Они оба двинулись к выходу с вокзала.
Вот только мне не понравилась табличка, которую человек опустил. На ней была написана фамилия «Козлов».
Друзья, вы можете помочь автору и лайкнуть произведение — нажать на сердечко возле обложки. Для вас это секундное дело, для меня волшебный пендель и знак, чтобы я продолжил писать))
Глава 9
Я как-то сперва не обратил внимания на воздух. Всё в спешке, в людском потоке, смотрел под ноги и старался никого не задеть в толчее. А потом ещё и от ребят не отбиться… Всё быстро и быстро, но потом…
Когда вышли с вокзала, мне показалось, что я снова очутился в две тысячи десятом году. И всё это из-за густого смога. Нет, не смога. Жирная дымовая завеса повисла в воздухе. Солнце опять казалось медной монеткой, и жидко светило сквозь слои задымления.
Ну да, когда я очнулся, то было уже после полудня, да и в окно смотреть особо было некогда. А потом сумерки и ночь с приключениями. А вот сейчас…
Снова горят торфяники? Снова дым пошел на Москву?
— Сенька, не отставай! — скомандовал Леха. — А то заблудишься ещё.
Ну да, заблужусь… Я в Москве был уже не раз, в случае чего смогу добраться и до академии, и до любого другого места.
А вот осмотреться бы не мешало. Всё-таки это другое время. Другая страна…
Сказать по правде, когда я вышел с вокзала, то мне показалось, что я очутился на главной улице Минска — Проспекте Независимости. Всё-таки Ярославский вокзал моего времени и этот же вокзал семьдесят второго года — это суть две большие разницы.
Я помнил большое количество магазинчиков, ларьков, прямо на территории вокзала жральню с острыми куриными крылышками. А вышел… Ну да, вот прямо как будто на Проспект Независимости — фундаментальные здания. Серая масса, проступающая из дыма. Как выплывающие из тумана корабли…
Никакой рекламы, никаких кричащих вывесок. Всё спокойно и как-то буднично серо. Хотя, я глупость ляпнул — серость возникала из-за дымовой завесы. Она скрадывала краски и размывала оттенки. Верхушка гостиницы «Ленинградская» утопала в этой завесе. Все же остальные здания были более-менее узнаваемы.
Правда, не все.
Универмага «Московский», где можно было успешно потратить излишки денег, даже не было в помине! На его месте стояли невысокие трехэтажные домишки. В них жили люди. И эти люди не подозревали, что через одиннадцать лет на этом месте возникнет здоровенное здание.
Или уже не жили?
Не зря же выставили забор и пригнали кран. Похоже, что грандиозная стройка начала свои обороты.
Построят универмаг, который через двадцать лет станет самым популярным местом для «колбасных» поездов. Тех самых, когда люди ехали за колбасой из регионов и областей. Когда деньги ещё были, но в магазинах их потратить было сложно. Зато в Москве было всё как в Греции… Выгрузились из поезда, зашли в универмаг, закупились и следующим поездом обратно…
— Сенька, чего башкой крутишь? Ты опусти голову вниз, сделай лицо кирпичом и иди с таким выражением, как будто тебе всё надоело, — сказал Леха.
— Зачем это? — спросил я.
— А чтобы сойти за москвича. Чтобы не думали, что ты из деревни какой приехал.
— А не насрать ли мне на то, что подумают другие люди, которые больше никогда меня не увидят? — резонно спросил я.
Мишка Ерин хохотнул, услышав мои слова. Серега тоже улыбнулся.
— Да ты не понимаешь! — с жаром откликнулся Леха. — Если девчонки узнают, что ты не москвич, то к тебе и отношение будет другое.
— Девчонок мы ещё не скоро увидим, — хмыкнул я в ответ. — Только если в увольнение пойдем… Но и то, не очень скоро.
— А сейчас-то нам ещё до академии добраться нужно. Может с кем и познакомимся.
— Леха, перестань. Если девушке не хочется гулять со мной таким какой я есть, то есть с настоящим и открытым, то, значит, нам с этой девушкой не по дороге, — вспомнил я наставление отца. — А притворяться ради обмана — это не наш путь.
— Какой такой «наш путь»? — непонимающе уставился Леха.
— Путь комсомольца! — бросил я в ответ. — Рано или поздно обман всплывет. Так что лучше сразу обозначить все границы и с открытым забралом броситься в атаку…
Мишка и Серега расхохотались, глядя на обескураженную рожу Лехи.
— Знаешь что, Сеня? Вот как ты шарахнулся с полки, так у тебя шарики за ролики заехали, — покачал он головой.
— Может быть. Но порой лучше сказать маленькую правду, чем громоздить невероятные этажи небоскреба лжи, — хмыкнул я в ответ. — Вот что за туман такой над Москвой-рекой?
— Какой Москвой-рекой? — непонимающе уставился на меня Леха. — До реки тут ещё шлепать и шлепать. Или ты про дым? Так это торфяники горят. У нас тоже такой туман стоит…
Мда, с аллегориями лучше помолчать. Я обратил внимание на стоящие поодаль автоматы с газированной водой. Они походили на те самые, какие были в фильме про Шурика.
Вот жеж жеванный каблук! А ведь я такие помнил!
Я застал то время, когда за одну копейку можно было купить порцию чистой воды, за три — с сиропом. Некоторые модели могли наливать только один вид газировки, в других же была возможность выбрать сироп. Самыми популярными тогда были «Груша», «Барбарис», «Тархун», «Крем-сода» и «Колокольчик». При желании можно было наливать воду не сразу, а бросить в монетоприемник еще три копейки и получить вторую порцию сиропа.
Среди мальчишек редко у кого не было пробитой гвоздиком трехкопеечной монеты с леской в дырке — чтобы при жаре не тратить деньги, которых почти никогда не было. Чтобы взять и выпить стакан холодной воды с сиропом, а потом вытянуть обратно монетку — до следующего раза.
У меня такой не было. Вернее была, но отец один раз поймал на подобном жульничестве и покачал головой: «Сень, люди старались, делали, а ты пытаешься обмануть. Пусть это всего лишь мелочь, но эта мелочь идет на развитие страны. И твои три копейки могут помочь кому-то на Крайнем Севере. Ты в следующий раз лучше спроси у меня, чем заниматься такими делами!»
В ту же минуту я отвязал леску и забросил монетку внутрь автомата. Даже не взял стакан с водой и сиропом — угостил проходящую мимо старушку. Отец тогда одобрительно кивнул.
— Может, по стаканчику воды? А то так есть хочется, что даже переночевать негде, — закинул я дежурную шутку и кивнул на автоматы.
— Как-то ты непонятно шутишь, Семен, — поджал губы Леха. — Ну да ладно, спишем это на удар башкой.
— Вот если я тебе сейчас по шее дам, то тоже спишешь на удар? — нахмурился я.
— А ты попробуй, — насупился Леха.
— Эй, вы чего? — встал между нами Мишка. — Вот ещё придумали глупостями заниматься. На пустом же месте свару устраиваете.
