называют «золотым». Для всех любителей незаконной наживы он набит «бабками» по самую крышу, как инкассаторский грузовичок. Вот только вместо зубастой охраны со штатными пистолетами, хранятся они у расслабленных оболтусов, у которых все мысли о тёплом солнышке, ласковых волнах и нежных девичьих округлостях на крымских пляжах.
Люди едут отдыхать, и везут с собой сбережения, накопленные иногда за целый год упорного труда. Ехать долго, скучно… А тут как раз соседи весёлые, говорливые…
— Толь, может, не надо? — слышу я женский голос буквально из соседнего купе.
— Люсь, да мы по копеечке всего, ради интереса, — оправдывается мужской.
— Пошли к нам, у нас места побольше, — это точно Серёга, его нарочитое северное «оканье» теперь сразу узнаю. В духе «будете у нас на Колыме…». Тоже мне вологодец недоделанный.
Ну вот и нашли себе жертву. Едет к морю какой-нибудь инженер или учитель. А может и простой работяга. Семью на отдых везёт.
С одной стороны, это не моё дело. Каждый сам кузнец своего счастья, ну или неприятностей.
А с другой стороны, какого хрена Евстигнеев? Ты же нормальный русский мужик. Не какая-то там гниль малодушная! Ну не станешь ты с ними играть и что?
Будешь по-сиротски сидеть на уголке своей нижней полки и смотреть, как эти два ублюдка обувают какого-то лоха? Будешь смотреть на это, всё понимать и ничего не сделаешь? Своя рубашка ближе к телу, так Евстигнеев?
Чтобы не сталкиваться с ними снова иду в тамбур и вытягиваю из пачки пижонского «Кэмела» сигарету. Мой очередной трофей. Веня Кулесов, мой знакомый из Мосторга привёз из их турпоездки, на загнивающий Запад, а потом отдал ими карточный долг.
Сказать проще чем сделать. Обыграть этих ловкачей я со своей практикой и опытом смогу, даже если они учились своим фокусам у самого Игоря Кио. Вагонные каталы — масть далеко не высшего расклада. Руки у них быстрые, а вот мозги не очень, иначе бы они играли в других местах и по другим ставкам.
Вот только в одиночку им шустрить никто не позволит. Наверняка эти умельцы правильных для себя раздач и только им понятных способов коммуникации в доле с сопровождающими состав ментами. А то и с начальником поезда лично.
Ну, пойдёшь ты к ментам. Ну, поднимешь шум. А толку-то? Тебя же и ссадят на ближайшей станции. А то и чего похуже. Нет, тут надо действовать по другому. Вот только так?
А потом, когда огонёк сигареты доходит до фильтра и обжигает пальцы, мне в голову приходит идея, настолько яркая и дерзкая, что я бросаюсь вагон едва ли не бегом.
Стучусь к проводнице. Та открывает с дежурно-недовольной физиономией.
— Подскажите, — спрашиваю, — а товарищ Бубун в каком купе едет? Хочу лично поблагодарить его за участие.
* * *
Депутат Верховного совета и начинающий, но уже успешный винодел Сергей Геннадьевич Бабун, следует в свой совхоз обитая в отдельном СВ.
— Фёдор, — кажется, что искренне радуется он мне, — ну как твоё самочувствие? Друзья твои мне вчера рассказали про сердечные раны. Поверь человеку бывалому и опытному. Горный воздух и доброе вино излечат и душу, и тело! А уж какие девушки у нас! И красивые и ласковые и работящие. Мигом эту стерву московскую забудешь.
— С утра уже полегчало, — говорю. — Кстати, как там Юля и другие ваши совхозницы? Они тоже в этом поезде домой возвращаются?
— Вот шельмец, — смеётся он, — они в плацкарте едут. Купе вчера персонально для тебя выбили. Всё-таки член Союза Писателей. Но ты учти, пока в поезде, я лично за ними присматриваю. Никаких вольностей! Да их и едет двое всего, Юля и Галя. А остальные это девочки из вашего Дома Моды. Ты даже не представляешь, сколько они посуды перебили, пока мы их выдрессировали. Но всё хорошо прошло! Напоим Никсона нашим хересом!
— Нет-нет, я с пониманием, — отвечаю, — просто скучно вот так ехать. Мне тут соседи по купе пулю расписать предложили, так я сразу про вас вспомнил. Вы вчера рассказывали, что хорошо играете.
Бью наугад, но с очень большой вероятностью попадания. Что вчера на дегустации было сказано, уже никто не упомнит. А советскому руководителю не играть в преферанс, это всё равно что дворянину в девятнадцатом веке не уметь плясать мазурку и стреляться на дуэлях. Позор.
Я попадаю в точку, у депутата сразу загораются глаза.
— Почему нет, если да? Я еду один, в СВ нам никто не помешает. Приводи их сюда, сыграем!
— О, пропащий вернулся! — радуется Володя.
— Как самочувствие? — беспокоится второй попутчик, — если покемарить охота, можешь наверху прилечь, на моём месте. Мы тихо посидим, не помешаем.
Понятно, что я им уже не нужен. На столе лежит расписанный тетрадный лист с «пулей». Пока по чуть-чуть. Всего 10 очков в гору. Договорились, небось, играть по мелочёвке. «На интерес». По копеечке к примеру, чтоб не страшно было. После ставки, понятное дело, подрастут.
А вот «фраера», которого они собрались окучивать, на месте пока нет. Слышно, как за стенкой он спорит с женой, уверяя, что водку пить не будет и играть станет «на просто так». Наивная ложь.
Казалось бы, жертва сложная. Как можно обчистить мужика, прямо под оком бдительной супруги? Но всё имеет две стороны. Опасаясь гнева жены больше, чем укора совести, лох сам становится соучастником «кидал». Так что без проблем отдаст долг, лишь бы шум не поднимать. Может и вещами расплатиться, часы с руки снять, или перстенёк, если имеется. Жене потом соврёт, что «потерял».
Кому-то, возможно, было бы неприятно, что я использую слово «лох». Скажи такое, кому в глаза — обидится же. Уважаемый человек, ценный сотрудник, семьянин… а его «лохом», кроют.
Я делаю это нарочно, особенно в разговоре с самим собой. Вещи надо называть своими именами, особенно если имена эти неприглядны и унизительны. «Коррупционера» — вором, «даму полусвета» — шалавой, а «простого человека», который сам несёт свои деньги мошенникам — лохом.
Важно понимать, что эти улыбчивые парни не испытывают к тебе ни симпатии, ни сочувствия. Им на тебя в принципе всё равно, как на овцу, которую стригут на шерсть, или на курёнка, которого отправляют в суп.
И нет в этом ничего обидного. Я в глазах этой парочки точно такой же лох. Только лох зубастый.
— Уже нашли с кем сыграть? — говорю между делом.
Небрежно так, но с лёгким разочарованием.
— А ты что, надумал? — спрашивает Володя, — можем и на четверых пулю расписать. Дело недолгое.
Шмотки мои и сигареты импортные они уже давно «срисовали». Не удивлюсь, если и деньги в кошельке пересчитали, пока я спал. И также аккуратно положили обратно. Зачем красть, если сам отдам, только позже? В отношении меня они не спешат. В одном купе едем, дорога дальняя. Никуда не денусь.
— Знакомый предложил, — говорю, — но раз уж вы начали, то, значит, огорчу его.
— Пускай приходит! — радуется Серёга.
Мотыльки к ним сами на огонёк слетаются.
— Не пойдёт он сюда, — морщусь я, — там такой гусь, его с места не сдвинешь. В СВ едет, с полным комфортом. Да ладно, парни, не берите в голову! Пойду, найду ещё кого-нибудь.
Парни переглядываются.
— А что за гусь? — любопытствует Володя.
— Директор винзавода, — говорю, — я с ним в Москве познакомился. Вернее, не с ним, а с его работницей. Есть там такая Галя, так у неё такая зад…
— Ты про Галю погоди, — перебивает меня Володя. — Ты ж не с Галей играть зовёшь.
— Нет, с Галей я другое хочу, — грустнею я, — самое главное, что и она не против… А этот прицепился, «сыграй, да сыграй». А вдвоём какая игра?
Вагон СВ для моих попутчиков — территория неизведанная. Хотя бы потому, что нет у них никакого основания в нём оказаться. Едут в нём люди ответственные, праздного шатания не одобряющие.
Можно, конечно, подловить их в вагоне-ресторане, но это подразумевает сложную комбинацию, на которую у вагонных катал нет ни времени, ни желания. Вон курортники в каждом купе, только успевай нахлобучивать. Лучше синица в руках.
Но тут пресловутый журавль оказывается не в небе. Его, можно сказать, преподносят на блюдечке с голубой каёмочкой.
Эмоции двух бедняг читаются по их глазам. «Ну что мы поимеем с бедняги-отпускника? Сотни три накопленных рублей? Часы „Слава“ с пятнадцатью амнями? Потёртое обручальное колечко, чтобы сдать в ломбард? Случается и такое, в азарте отдают последнее. А советский директор может и пару тысяч на столе оставит, не поморщившись. Ну а если в азарт войдёт, то тут не просто золотая жила, тут целый прииск…».
— Пойдём, перекурим? — предлагает
