— Кузнецов, что скажешь, пойдет? — спросил генерал у сидящего комиссара, который устроился на подоконнике и пускал наружу папиросный дым. Он кстати не один такой был, с разрешения Жигунова многие курили прямо в избе.
— Хорошая песня. Но в эфир ее нельзя, цензура не пропустит, а на пластинках пойдет на ура, — ответил он, выпустив очередное колечко дыма.
— Жаль, — искренне сказал генерал.
Насколько я понял их разговор, генерал хотел чтобы я спел ее в радио эфире, комиссар же возразил, не пройдет. «Я ЛаГГ — истребитель» они тоже забраковали. Нельзя петь про погибшего летчика. Позитива нет. После некоторых размышлений, показав, что мой репертуар они знают неплохо, решили остановиться на: «Первым делом самолеты, ну а девушки потом». Конечно это их мнение, но решать будут в Москве.
Через полчаса мы с Никифоровым, которого отправили вместе со мной, и еще пятью пассажирами транспортного Дугласа, на закате вылетели в Москву.
— Подлетаем, — услышал я вопль в ухо от сидящего на жесткой лавке соседа. Военинтенданта, с толстым портфелем, в крепко зажатой руке.
«— Заснул все-таки!» — подумал я, и потянулся.
Посмотрев в иллюминатор, я не увидел ничего, все окутывала ночь. Время прилета, по моим прикидкам, было около часа ночи. В салоне царила такая же темень, так что возможности посмотреть на часы, проверить угадал ли я, не было.
Постоянна накатывала невесомость, из-за которой страдал тот полковник, я не видел, но слышать слышал. Хорошо, что кто-то из экипажа догадался дать ему ведро, а не то пришлось бы отмывать салон.
Легкий толчок, известил что посадка прошла успешно. Ревя моторами, мы катились по ночному аэродрому. Кое-где были видны посадочные огни, которые прямо на глазах гасли, остался только один, именно к нему с легким поворотом катился наш самолет.
Высадка прошла довольно быстро и деловито. Двое человек, что нам подали трап, разбили пассажиров на две команды и показали куда идти. Одна группа — это мы с Никифоровым, другая все остальные. У диспетчерской нас уже ждала черная эмка. Цвета я понятное дело не разглядел, ночь все-таки, да и на аэродроме пользовались светомаскировкой, просто предположил.
— Старший лейтенант Никифоров, лейтенант Суворов? — спросил водитель, стоявший у двери.
— Да это мы, — ответил Никифоров.
— Попрошу предъявить документы, — велел водитель.
«— Строго тут у них!» — подумал я, тоже протягивая удостоверение.
Мазнув по моему лицу светом фонарика, водитель сказал:
— Ваши вещи?
— У нас нет вещей, — коротко ответил Никифоров.
— Тогда попрошу в машину.
Ехали мы где-то около часу, за окном ничего интересного. То есть, та же темнота, и только редкие патрули мелькали в свете притушенных фар.
— Приехали товарища командиры. Комната для вас уже забронирована. В десять утра за вами приедут, так что ожидайте.
Мы вышли из машины, и направились к затемненному входу в какое-то большое здание.
Никифоров действовал уверенно, подойдя он попытался открыть дверь, но поняв что она закрыта стал бухать в нее кулаком пока она не приоткрылась и не выглянул мужчина в полувоенном френче, с фонариком в руке.
Осветив нас, он спросил:
— Никифоров и Суворов?
— Это мы, — ответил особист.
— Прошу за мной.
Мы быстро зарегистрировались, и в сопровождении мужчины, оказавшемся портье, направились на третий этаж, где находилась наша комната.
Быстренько скинув новенькую форму, что мне выдали вместо строй, изгаженной в побеге от немецких диверсантов, я пошел умываться пока Никифоров закрыв тяжелые портьеры осматривался используя пару свечек.
— Даже горячая есть, — сказал я выходя.
— Да? — удивился особист, и прошел в ванную.
Точно не помню, были ли в то время, то есть в теперешнее, комнаты с ваннами. Наш номер хоть и был двухместный, но ванную с туалетом имел. Генеральский что ли?
Меня это если честно, мало заботило, я хотел спать, поэтому почти сразу вырубился, как только моя щека коснулась белоснежной подушки. Меня не разбудил даже Никифоров, который вернувшись, стал устраиваться на своей кровати.
— Вставай, нам через час выходить, — толкнув меня в плечо, сказал особист, и что-то напевая отошел в сторону.
Быстро сев, я протерев глаза спросил сонным голосом:
— Сколько времени?
— Почти девять, — был ответ.
— Угу. Я ванную, — сказал я, и подхватив со спинки стула выданное полотенце, направился в туалетную комнату. После завтрака в ресторанчик на первом этаже, за нами пришли.
Раздавшийся стук в дверь, вырвал меня из полудремы. Пользуясь солдатской мудростью, я пытался урвать сон где только можно, и сколько можно.
С интересом читавший газет Никифоров поднял голову и посмотрел на меня.
Щелкнув курком, я пожал плечами, после чего с недоумением посмотрел на пистолет в своей руке. Хмыкнув, я убрал маузер из вида, прикрыв его полотенцем.
«— Надо же фронтовые рефлексы, и тут действуют!» — мысленно покачал я головой.
Положив на стол газету, Никифоров встал и подошел к двери, щелкнув замком, он приоткрыл дверь.
— Добрый день. Это номер лейтенанта Суворова? Я правильно попал?
— Правильно. Вы кто?
— Я из радиокомитета, буду сопровождать вас на Всесоюзное радио. Машина уже внизу.
— Хорошо, мы сейчас спустимся, — ответил Никифоров.
— Мы? Извините, но у меня приказ доставить Суворова, но на сколько я понимаю вы им не являетесь, не вижу сходства с газетными фотографиями…
— Я старший лейтенант Никифоров, сопровождающий лейтенанта Суворова. На лейтенанта уже было совершенно несколько покушений со стороны немцев, так что меня приставили к нему в качестве охраны, — достаточно емко ответил Никифоров, приглашая гостя войти.
— Да? — искренне удивился вошедший в комнату парень, лет двадцати пяти.
— Именно, так что я сопровождаю его везде.
— Ну ладно. Хорошо. Нам пора ехать, — повторил гость, с интересом разглядывая меня.
— Ах да. Меня зовут Леонид Филечкин, — опомнился он.
— Всеволод, — протянул я ему руку.
— Старший лейтенант Никифоров, — сухо кивнув, сказал особист. Сближаться с нашим сопровождающим он явно не собирался.
— Вы уже готовы? Тогда прошу за мной.
Мы спустились в фойе, оставив ключ, и вышли на улицу, где ездили редкие машины.
— Так мы что? В «Москве» ночевали? — не понял я, глядя на название гостиницы.
— Да, получился такой каламбур, вы проживали в двойной Москве. Прошу в машину, — указал Леонид на стоявшую у входа машину. Что была за марка, я затруднялся сказать, но явно не советского автопрома. Она была мне не знакома.
