"Мечта" оказалась на той же стоянке и с теми же попутчиками. Взревел двигатель, и они снова выехали в тот же лабиринт объекта.
— К поезду успеете, и еще куча времени будет, — добродушно объяснил Кулигин. — Не обиделись, что сразу не сказали, куда везем? Тут некоторые, как узнают, куда их везут, прямо в машине обделываются. Особенно из партийных и хозяйственных управленцев. Наобещать сорок бочек арестантов, умных людей оттирать, по чужим головам лезть, деньги народные разбазаривать — на это смелости хватает, а как отвечать — сразу кишка слабая. А шоферу потом мыть, и запах не сразу выветривается. Вот и приходится не говорить.
— Понятно. — сказал Виктор, а про себя подумал: "Это сколько же у нас дерьма разгребать придется…"
— Ну что, прямо к Киевскому?
— Скажите, а сейчас есть какие-нибудь дежурные универмаги, где можно часы посмотреть?
— А как же! "Транзит", на Комсомольской, как раз по пути. Часовой отдел у входа направо.
Загадочный "Транзит" оказался на том самом месте, где позднее построили "Московский"; что называется, свято место пусто не бывает. Занимал он гораздо меньшую площадь, но здание оказалось более высоким, с серой гранитной облицовкой, и вылезало на площадь огромной стеной с колоннадой, скругленной по углам, чем-то отдаленно напоминая Фрунзенский универмаг в Питере. Впрочем в пейзаж со стоящей неподалеку высоткой он вписывался несколько лучше, чем бетонный супермаркет брежневских времен.
"Мечта" лихо припарковалась возле разноцветных частных "Фольксвагенов" у подъезда, которых редко перемежали "Старты" и уже выглядевшие немодными "Опели". Виктор проскочил внутрь, пробежался мимо заполнявших первый этаж отсеков автоматов, торговавших бутылками с молочными продуктами и разнообразными фасованными товарами первой необходимости, и, наконец, возле лестницы обнаружил витрину с надписью "Часы". Ассортимент оказался неплохой, на бархате под стеклом были разложены самые разнообразные дамские часы: белые, желтые, круглые, квадратные, в виде прямоугольного "кирпичика", с браслетами и без, со стрелками и цифрами разных цветов и формы и неизвестными Виктору названиями моделей. Даже были одни часы на браслете, циферблат которых закрывался крышечкой с самоцветом, но Виктор счел это непрактичным. В конце концов его взгляд остановился на желтых, стильных, без нарочитых купеческих завитушек, часах, вполне современного для семидесятых — восьмидесятых вида, с хорошо читаемым циферблатом с черточками вместо цифр и желтым браслетом из отдельных звеньев. Все это называлось "Утро" и выходило рублей в триста местными.
— Вам не нужно что-нибудь подсказать? — с загадочными интонациями в голосе обратилась к нему девушка-продавец в малиново-розовой блузке и кокетливой косыночке на шее; униформа в магазинах здесь почему-то совершенно не приживалась. Кстати, Виктор заметил, что продавцы здесь были неплохими психологами и предлагали помощь покупателю лишь тогда, когда каким-то неведомым чутьем узнавали, что он действительно хотел бы что-то узнать, а не просто потому, что от них требовали подходить и спрашивать "Здрасьте, что вам подсказать".
— Скажите, а как на ваш взгляд, вот это "Утро" подойдет в качестве подарка? С надежностью как, не жалуются?
— О! — засияла девушка. — У вас просто прекрасный современный вкус! "Утро" — новая модель, только что поступила. Вот, посмотрите поближе… Это стиль будущего — простые элегантные формы космического века. И через десять лет они будут выглядеть, как по последней моде. Смотрите, как они на руке, — и она немного покрутила их на своей руке с таким выражением, как будто давно о них мечтает, а, может, это так и было.
"Ну что, пожалуй, они лучше всего смотрятся. Примерно "Чайка" семидесятого года" — решил Виктор.
— А как у них с размерами браслета?
— А он — видите — здесь можно замок переставлять, чтобы была разная длина. Даже звенья выкидывать не надо.
— А надежность?
— Получили медаль на всесоюзной выставке! Мы связывались с аналитической группой — никаких рекламаций. Выписывать?
— Да, пожалуйста.
Стук цифр, выбиваемых на кассовом аппарате, звучал, как партия ударника в звучащем по трансляции универмага блюзе "Это лишь бумажная луна". Виктор сунул футлярчик в карман и поспешил к выходу.
— Ну, все? Больше заезжать никуда не будем? — спросил Кулигин. — Вот и отлично. На Киевский…
Состав из десятка вагонов с электровозом застыл под дебаркадером. Виктор показал билет проводнице — он никак не мог привыкнуть к этим торжественным белым кителям с погонами — и прошел в купе.
Осмолов уже был там.
— Ну как? Успели на экскурсию?
— Еще бы! Это нечто! Столько и такого в один день никогда не видел! На всю жизнь будет что вспоминать.
За стеной соседнего купе доносился шум и громкие голоса. Зазвенела гитара.
— Не поздний ли час, однако? — Осмолов слегка постучал в перегородку, но от этого ничего не изменилось.
— Может, у них свадьба? — спросил Виктор. — Пошли посмотрим.
В следующее купе набилось человек восемь парней и девчонок. На гитаре бацала тоже девчонка — коренастенькая, с прямой прической под Уму Турман и озорными глазами. "Не грусти, не грусти, песню пой, песню пой…"
— На стройку, что ли? — весело спросил Осмолов?
— Ага. Мы московские метростроевцы! А теперь в Киев, на усиление едем, метромост через Днепр сооружать.
"Ну вот" — подумал Виктор. "Народ полезным делом занят, метро строит. А я так и не смог задачу с "Атиллой" решить. Хоть что-нибудь хорошее для них сделать-то…"
— Слушайте, — сказал он, — я тут песню новую знаю, про строителей.
— Про Метрострой?
— Вообще про строителей. Могу научить. Только чур, давайте тихо петь, чтобы не мешать соседям.
— Идет! А что за песня? Марш или лирическая?
— Она… Дорожная, в общем. Вступление, как будто стук колес. Тат-тара-та-тара-та-тара-тара-тата…
…Электровоз просигналил и плавно подал вперед. Мимо окон плыли заснеженные московские улочки под насыпью. В купе заглянула проводница.
— А что тут у вас за заговор такой?
— Тс-с! Мы новую песню разучиваем!
— А знаете… она и про проводниц тоже. Отчасти.
— И отражает наш общий трудовой порыв. Вот свет в купе можно погасить, а трудовой порыв — нет. Вась, как там дальше?
Наш адрес не дом, и не улица,
Наш адрес — Советский Союз!
За стенкой вагона тромбоном вступила встречная электричка, отыграв импровизацию, словно на барабанах, колесами моторных и прицепных вагонов; им чуть подыграли басы тяговых передач. Сотни людей мчались в новую жизнь, о которой они еще мало что знали, но большинству из них она уже виделась светлой и прекрасной.
