— У нас собрание должно было начаться час назад. В подвале. Не одна сука не пришла.
Паша кивнул.
Он промолчал, но и так все было ясно: местный фюрер лишился поддержки и побежал за помощью к своему главному врагу.
— И что?..
— Я знаю, где они соберутся. Сегодня. Как раз через полчаса. Нужно же все организовать, выступить единым фронтом, ну ты знаешь…
— Раньше для такого использовали социальные сети.
Кир кивнул.
— И ты пришел их всех сдать.
— Я не хочу угодить в тюрягу. И своим этого не желаю. Это ясно? А ты… ты же уже падаешь, совсем. Вначале пошел в полицию защищать фангов, теперь работаешь с ними. Еще чуть и ты начнешь убивать людей по указке фангов! А я не хочу, чтобы ты убивал. Это завершит твое падение!
— Ого! — Кир присвистнул. — Да ты о моей душе печешься? Напомню тебе, что я уже убивал. И людей едва ли не чаще, чем фангов.
— По велению совести, — фыркнул Кир и полез за телефоном. — Говори адрес.
Кир сбросил уже было выбранный номер.
— С этого места поподробнее.
— Это он раструбил о твоем сотрудничестве с фангами, — пряча взгляд сказал Паша. — Он еще отца информировал. И с журналистами связан.
— Ясно. Ну, идем.
— Вначале к тебе, раз я уже дверь закрыл.
Глава 31
Елизавета Браун на экране смотрелась неплохо. В эфире она отыгрывала роль стервы и это было слишком заметно, чтобы казаться правдой; кто-то даже мог поверить, будто видит маску, которую всякий раз напяливает на себя молодая женщина в попытке выглядеть успешной и напористой. В жизни реальной Елизавета Браун роль стервы не отыгрывала, а являлась оной на самом деле.
Впрочем, Кир относился к ней предвзято и прекрасно понимал это. Он не любил тех, кто лезет в чужую жизнь; а особенно, если кто-то пытается пробраться с черного хода, получив от ворот поворот в парадной. Именно Елизавета Браун раструбила о совместной работе фангского отдела и правоохранителей, закрыв тем самым возможность распутать ни одно дело. Мошенники, работавшие с парами человек-фанг, теперь стали гораздо осторожнее и первыми, предлагая многочисленные услуги, не шли на контакт.
— Мы находимся на месте сбора городских банд «зачеловеков», как они сами себя называют, — вещала журналистка. — Однако в обществе за ними давно закрепилось прозвание нацистскими группировками. Сегодня они собрались, чтобы выработать общую тактику в борьбе за права людей, — пауза, — по их словам. По официальному же мнению властей, здесь оговаривались планы по разжиганию террора против фангов и прочая преступная деятельность, которая, несомненно, коснулась бы всех жителей столицы.
Сборище проходило в одном из спальных районов. Смотря на экран, сходу было не определить, в каком именно. Елизавета Браун стояла на фоне стандартного цветника, каких в городе немало. Камера показывала саму журналистку, цветочки, привычный пейзаж из зелени, девятиэтажек и белесого неба, полицейский «УАЗ» и омоновца при всем великолепии облачения, полностью скрывавшего не только его лицо, но и половую принадлежность. Картинка профессионально притягивала внимание только-только переключившихся на канал зрителей, не давая никакой конкретики. Соберись группа морализаторов или кого другого примчаться помитинговать поблизости, чтобы отхватить порцию известности, а заодно повыть на тему «они же дети», «свобод» или «купленных фангами силовиков», просто не сообразили бы, куда именно выдвигаться.
— Напоминаю, что фанги в нашей стране считаются такими же гражданами, как и люди, — говорила Елизавета Браун. — И преступные действия против них неприемлемы! — пауза, дающая время проникнуться и осознать даже самым тупым. — О собрании стало известно бдительным местным жителям, которые обратились в полицию. Благодаря неравнодушным удалось вовремя пресечь преступную антифангскую деятельность и уберечь покой мирных людей, а город — от вероятных погромов.
— Мы пришли молиться! — проорал рядом некто в белой хламиде. — Братья и сестры, да не впадете вы во грех! Да отвернете стопы свои от существ нечеловеческой природы, ибо сказано…
Самопровозглашенного проповедника затолкали в автозак, кинувшемуся следом оператору преградил путь некто, одетый в броню.
«А вот нашим было бы лучше не светиться» — подумал Кир.
— Вы можете прокомментировать происходящее? — подскочила к нему Елизавета Браун.
Спросила бы она при таких обстоятельствах Кира, ох, он бы ответил — запикивать умаялись бы, а то и вырезать. Но боец оказался стоек и немногословен.
— Не мешайте работать, — произнес он неожиданно звонким голосом.
— Вот так… — Елизавета повернулась к камере и развела руками. — Но мы в любом случае желаем удачи нашим полицейским денно и ночно охраняющим покой Москвы-Вариосы!
Кир фыркнул и откинулся на спинку кресла.
— И конечно мы благодарны всем нашим бдительным гражданам…
«Вовремя стучащим в полицию о несанкционируемых митингах и сборищах», — произнес Кир мысленно за нее.
— Наш источник в пресслужбе МВД предполагает, будто сегодняшние события напрямую связаны с деятельностью преступной террористической организации «Стайр».
Телефонный звонок отвлек от просмотра. Кир принял вызов и прошел в коридор:
— Да, Саш, сижу у телевизора с попкорном. Попкорн? Вкусный, конечно же.
Разумеется, ни есть, ни пить что-либо в доме Паши он не стал бы и под угрозой голодной смерти. И даже не потому, что брезговал преломлять хлеб с нациком, а по давно выработавшейся привычке. Во время конфликта за их головы объявляли награду не только фанги, но и местные царьки. Один губернатор обещал тонну сахара. На кой столько понадобилось жителям Нижних Высек неизвестно. Наверное, для самогона варения. Когда отряд Василь Дмитрича вышел к поселку, его встретили радушно. А после попытались отравить. Что тогда их спасло: фангская сангри или некачественная отрава? Попробуй-пойми, но животы крутило жутко, Кир думал, кишки выблюет.
С тех пор готовил он сам и ел только в компании проверенных людей. В мирное время, стал доверять общепиту, любил стряпню Лерки, но, чтобы у кого-то дома, да еще у потенциального врага? Ни в жизнь!
