Слово за слово Годунов посвятил меня во все перипетии произошедших четыре года назад событий. Осекся лишь раз, но после недолгого колебания, заявив, что доверяет самое сокровенное, рассказал и об угличском царевиче, слух о котором промелькнул еще тогда, осенью тысяча шестисотого года, во время заговора.
– А ныне он, сказывают, сызнова всплыл, тока теперь у соседей моих,– поделился царь новостью.– Ну да Жигмонт не дурак, выдаст мне ентого самозванца,– беззаботно добавил он.
«Выдаст ли?» – усомнился я и попытался вспомнить, когда тот перейдет границу Руси.
Увы, в памяти мелькала лишь битва под селом Добрыничи – сражение, завершившееся разгромом войск будущего царя Дмитрия. Но оно случилось то ли поздней осенью, то ли вообще зимой, а сейчас стоял еще май, и я решил ничего не говорить царю – не хотелось лишний раз его беспокоить.
Вместо этого я постарался сменить тему, напомнив насчет чинов и вотчин, которые мне не только ни к чему, но и могут пойти во вред.
– Бояре – народ такой, они и отравить меня могут.
– С любого живьем кожу велю на ремни настругать, коль посмеют,– нахмурился Годунов.– Весь род на плаху ляжет. Такую казнь учиню – сам Иоанн Васильевич позавидует.
– Только меня с того света этим все равно не вернешь,– резонно возразил я.– Потому, мыслю, куда лучше, если обо мне и знать никто не будет. Получается все равно что в драке, когда один в нужный момент вынимает из-за пазухи нож, про который никто не знает.
– Может, ты и прав,– подумав, согласился царь,– а человечка свово ты готовь. Я уж и так отправку задержал. Не ныне завтра поедут мои послы к Якову, а далее куда твой посланец скажет – о том я повелю.
Я согласно кивнул. Вообще-то выходило, что теперь с отправкой Алехи можно и не спешить, но Борис Федорович отчего-то помалкивал про Квентина, а потому лучше было бы перестраховаться и за счет поисков овощей, Галилея с его трубой, а также разных художников притормозить возвращение послов до конца следующего лета.
Алеха на удивление легко согласился на дальнюю поездку за моря. Не смутил его и примерный срок грядущей командировки. Словом, никакой принудиловки – сплошная радость и предвкушение путешествия.
Про овощи он понял влет, посочувствовав современному сельскому населению:
– Ладно, попкорна нет – хрен с ним. Но когда ни семечек пощелкать, ни картошки в костре напечь – это ж тоска зеленая. И помидорчиком не закусишь. Обязательно выручим народ. Если задержка, то я ту же картошку прямо на корабле посажу – в ящик земли напихаю вместе с удобрениями и всего делов. Вот с художниками твоими не знаю,– озаботился он,– мне что же, шариться по Европе, пока всех не найду?
– На следующий год все равно возвращайся,– успокоил я его,– а сколько наберешь, столько и наберешь. Может, и откажутся они – из солнечной Италии в холодную Русь – на такое не каждый рискнет. Но цену особо не завышай – две сотни в год, не считая стоимости картин, и хватит. Если кто-то из моего списка – дело другое. Тогда можешь и удвоить, даже... утроить. Но в аванс пятую часть, от силы четверть, а остальное тут. У неизвестных требуй готовые работы. Пусть вначале покажут, что успели написать, и только после того сам решай, годится нам на Руси такой или нет.
– Слушай,– застеснялся Алеха,– я в картинах как-то не очень. Ну разве что Мону Лизу, которую Рафаэль нарисовал, знаю, вот и все.
– Мону Лизу написал, а не нарисовал Леонардо да Винчи,– поправил я его.
– Во-во,– закручинился Алеха.– Наберу дармоедов, а ты ругаться станешь. Может, я лучше по овощам одним, а?
– Выбирай по принципу, нравятся ли тебе самому его работы, вот и все,– предложил я и ободрил: – Главное, изобрази надменность, важность, эдакую спесивость и все. А что до незнания, то тут будь спокоен. Это в наше с тобой время всякие мазилки вроде абстракционистов, примитивистов, импрессионистов и прочих «истов» орали, что они художники, и не стеснялись выставлять свою мазню где угодно как авангардное искусство. Тут за показ такой бредятины вроде «Черного квадрата» могут и тухлым яйцом в морду залепить, а кому оно надо? Словом, неумехи здесь сидят тихо, не дергаются и о том, что они – художники, не заикаются.
– А может, я только овощи? – еще раз тоскливо спросил Алеха, но я был непреклонен.
– Имелся бы у меня в запасе еще один человек – можно было бы поделить обязанности, а так извини, брат. Кстати, овощи лучше покупай на обратном пути,– сразу переключился я на гастрономию, чтобы закрыть тему.– Так надежнее. Боюсь, не взойдут они на твоем корабле. Им тепло подавай, особенно подсолнечнику с кукурузой, а где ты его возьмешь? Да и картошка без солнца навряд ли вырастет. Потому постарайся без экспериментов с посадкой. И помни, что в это время они могут несколько отличаться по своему внешнему виду от тех, к которым ты привык.
– А язык на что? – поправил меня Алеха.– Усомнюсь, так спрошу: «Это у вас помидор или что?», вот и всех делов. Тут я легко управлюсь.
– У них и названия, скорее всего, отличаются от современных,– напомнил я.– Кстати, помидор и в двадцать первом веке во многих странах именуют томатом. Да и у картошки названий хватает, поверь. Ну ты парень не дурак, догадаешься, что есть что.
Короче, вконец заинструктировал парня.
За границей не блуди,
В чистоте себя блюди.
В разговоры не мешайся
И знакомств не заводи![111]
Но каково же было мое разочарование, когда спустя всего пару недель выяснилось, что Годунов, хотя и ничегошеньки не подозревал о моих хитроумных планах, тем не менее разрушил их вдребезги. Оказывается, для ускорения дела – мало ли сколько продлится поиск иконописцев, как он упрямо называл художников, заморских овощей и подзорных труб, распорядился нанять еще один корабль, на котором и отбыл Алеха.
То есть получалось, что основное посольство, которое следовало в Англию, было озадачено лишь одной дополнительной нагрузкой – просьбой к королю Якову дать в учителя философии царевичу Фрэнсиса Бэкона и все.
«Значит, чему быть, того не миновать, – рассудил я и махнул рукой. – До осени времени уйма, что-нибудь придумаю».
А пока мы постараемся внедрить в жизнь мою затею. Заодно и остудим пыл некоего влюбленного, устроив ему временную разлуку с дамой сердца.
Тем более лучшего времени, чем май, для начала осуществления того, что я придумал, не найти…
Честно признаться, возникла эта идея у меня в голове уже давно, но лишь первоначально основная цель была – отвлечь Квентина от предмета его страстных воздыханий, чтобы он вообще не имел возможности зайти в наш класс для занятий.
