Не зная о мыслях Тутти, Лерик, казалось, не находила в своем состоянии ничего страшного.
— Как ты… себя чувствуешь?
— Хорошо. Только слабость — у меня всегда после приступа слабость. Ты садись, пожалуйста.
— Ладно, не стану вам мешать, юные девы.
— Конечно, не мешай.
— Милая особа моя сестра, не правда ли, mademoiselle Баскакова? «Конечно, не мешай» — в виде признательности за неусыпные мои братские заботы, — с этими словами молодой князь скрылся в дверях. Его непринужденная веселость, сначала шокировавшая Тутти в беспорядке этой комнаты, становилась ей понятна.
— Ты что, сразу все эти книги читаешь?
— Это детские. Я люблю пересматривать свои старые детские книги, когда болею, — улыбнулась Лерик, откладывая книгу, которая была у нее в руках. Серо-зеленая обложка показалась Тутти знакомой.
— Лагерлеф? Тебе нравится?
— Нет. Мне она и в детстве не нравилась — по-моему, так писать о Христе глупо.
— По-моему, тоже, — подхватила обрадованная легко завязывающимся разговором Тутти, — особенно эта история про глиняных птичек. Да и про пальму не умнее.
— Лучше всего тут история про рыцаря, который нес свечу от Гроба Господня. Когда и грабители нападают, а он не может сопротивляться, чтобы свеча не погасла, и все им отдает, помнишь?
— Да, это, конечно, лучшая, — как всегда, Лерик и Тутти, увлеченные разговором, забывали удивляться тому, до чего совпадали их мнения. — Но и она какая-то… детская. Я никогда не любила детских историй — по-моему, лучше настоящая история.
— О, еще бы! Знаешь историю про Годвина, как Эдуард Исповедник обвинил его на обеде в убийстве принца Альфреда? — Лерик рывком села на постели и обхватила руками хрупкие, даже под одеялом, коленки.
— А Годвин поднялся за столом с куском хлеба в руке и сказал: «Пусть я подавлюсь этим хлебом, если я виновен!» — откусил хлеб, подавился и умер!
— Ведь это же было на самом деле… Я не люблю сказок, я люблю настоящее…
— А ты знаешь историю о том, как Черный Дуглас вез в золотом ларце сердце Брюса?
— Сердце Брюса? — непонятно отчего, но Лерик посмотрела на Тутти почти с испугом. — Брюса?.. Нет, не знаю, расскажи! Что ты знаешь о Брюсах?
— Что они пришли в Англию вместе с Вильгельмом Завоевателем, а откуда они взялись в его войске — неизвестно. Вильгельм Завоеватель сделал Брюсов баронами. Несколько столетий спустя Давид I Шотландский гостил в Англии и так полюбил тогдашнего Брюса, что подарил ему Анандэйл в Шотландии, и Брюсы стали лордами Анандэйлскими. Потом один из них женился на племяннице Уильяма Льва, короля Шотландского, а еще некоторое время спустя Роберт Брюс сел на шотландский престол Его сын Давид тоже был королем, но жил недолго. А потом, по женской линии, через Марджери Брюс, королями стали Стюарты. Больше всего историй рассказывается о короле Роберте… А из них мне больше всего нравится про Черного Дугласа. Когда король Роберт умер, надо было, как он завещал, отвезти его сердце в Святую Землю. Сердце набальзамировали и положили в золотой ларец, и вассал короля Роберта Черный Дуглас сел на коня и повез его в Святую Землю. Но на пути его встретили сарацины, которых было множество. Дуглас начал рубиться с неверными, и они один за другим падали под его мечом, но на месте каждого сраженного в бой вступал еще десяток. Тогда Дуглас понял, что ему не одолеть неверных, и швырнул в них ларец с сердцем, громко призывая на помощь своего короля. И произошло чудо: сарацины в ужасе обратились в бегство. Ты разве не знала этой истории?
— Нет, — в лице Лерика очень явно боролись желание что-то сказать и сомнение. — Про Черного Дугласа я не знала. Но я знаю про Черного Глебова.
— Про кого?
— Про Черного Глебова, — очень серьезно повторила Лерик. — Но, знаешь, я не стану тебе этого сейчас рассказывать. Лучше, когда мне можно будет вставать, я покажу тебе одну вещь… Из нашего масонского архива.
— Масонского?
— Да… Понимаешь, ведь у нас было очень много масонов в роду — и так, за двести с лишним лет, с конца семнадцатого века, собрался очень большой архив масонских документов. По большей части его собирал сенатор Гавриил Петрович Гагарин, который имел огромное влияние в масонстве, но не только он, конечно. Вот, года два назад, я тогда болела хуже, чем сейчас, Петька мне как-то рассказал историю о Черном Глебове, а потом я и сама ее прочитала Я тебе все покажу, когда встану.
Девочки расстались еще ближе, чем были до ссоры.
Это была массивная дубовая дверь, двустворчатая, напоминающая глухие ворота.
— Заперто? — с недоумением посмотрев на княжну, спросила Тутти. — А почему нет ни ручки, ни замочной скважины?
— Это же архив, — Лерик, приподнявшись на цыпочки, отодвинула какой-то деревянный щиток рядом с дверью. Открылся ряд металлических кнопок с цифрами от нуля до девятки. — Дверь открывается шифром. А если неправильно набрать, то загудит…
— И ты знаешь шифр?
Искушение щегольнуть перед Тутти посвященностью в подобную тайну было велико, но боязнь ступить на скользкую почву пересилила его, и Лерик неохотно сказала правду:
— Да… Когда у меня последний раз был приступ, в декабре, я перед этим простудилась на катке. Приступ оказался очень сильным, и Петька обещал, что я буду сама открывать архив, когда поправлюсь, и папа согласился, только сказал, чтобы ничего оттуда не выносить, а то потеряю. Да в самом шифре особой тайны и нет — его и горничные знают, они же убираются… Просто от грабителей.
Последнее признание было особенно тяжелым, ибо прибирающиеся горничные, пользующиеся тем же шифром, начисто уже обесценивали знание Лерика. Но так или иначе — с этим было покончено, и пальцы княжны проворно забегали по кнопкам, набирая нужную комбинацию цифр. Половины двери не без скрипа разъехались, и девочки вошли в просторную прямоугольную комнату, вид которой вызвал у Тутти некоторое разочарование. Комната ничем не напоминала таинственное хранилище старинных рукописей. Это была обыкновенная современная комната, очень светлая из-за венецианских окон, забранных чугунными узорчатыми решетками, но не солнечная из-за того, что окна выходили в сад, где толстые беловато-серые стволы разросшихся платанов подступали совсем близко к дому, а за ними зеленой стеной тянулись высокие подстриженные кусты, комната с рассохшимся паркетным полом и глухими книжными шкафами вдоль стен — над одним из шкафов висел натюрморт фламандской школы.
— Это — архив тайных масонских бумаг? — Тутти недоуменно огляделась по сторонам, ожидая увидеть что-нибудь наподобие узкой дверки, ведущей в подвал.
