– Это он дал тебе дробовик?
– Нет. Тогда, думаю, он просто понял, что не рассчитал. Тут еще сосед дал показания насчет времени выстрела… Полиция объявила Лукаса в розыск. Они полагали, что он уже сбежал, но я их уверенности не разделяла. У него просто не было денег, и сукин сын всегда отличался прижимистостью. Я как будто знала, что он придет. Моя мать мертва – делай что хочешь… Никакого оружия у меня не было. Купить его законным порядком я не могла. Оставался только дробовик. Я поехала в центр. Подождала до шести, когда офис шерифа закрывается на ночь. Волонтеры были в патруле. Звонки принимал автоответчик, который давал справку, как связаться с шерифом в нерабочее время. В общем, я туда проникла.
– А сигнализация?
Рейни вскинула бровь.
– В Бейкерсвиле? Да кому ж придет в голову вламываться в офис шерифа? Мы и сейчас-то частенько забываем его запирать. Там даже кофеварки приличной нет.
– Но вещественные доказательства вы где-то храните?
– Сейчас у нас есть сейф. Прочный, надежный. В задней части офиса. А тогда, четырнадцать лет назад, был обычный абонентский ящик. Я открыла его заколкой. И забрала дробовик.
Куинси вздохнул и потер переносицу. Он уже знал, что было дальше.
– Лукас появился…
– Да. Прошел через раздвижную стеклянную дверь и только потом увидел меня. А когда увидел, ухмыльнулся – мол, вот будет веселье. И закрыл дверь. Вот тогда я и выстрелила. В упор. В грудь. И что ты думаешь? Он так и сдох с ухмылочкой на губах.
– Почему ты не позвонила в полицию? Объяснила бы все самозащитой.
– Я была обычной девчонкой. Ребенком. Ничего в этом не понимала. И для меня это не было никакой самозащитой. Он изнасиловал меня. Убил мою мать. Я хотела стереть его с лица земли. Для этого и принесла домой мамин дробовик.
– И закопала его под верандой.
– Пришлось потрудиться.
– А потом ты сбежала.
Рейни кивнула.
– Уехала в Портленд и четыре года пыталась выкинуть все это из головы.
– А его машина? И соседи наверняка сообщили, что слышали выстрел…
– Сосед уехал на рыбалку. А больше там никто и не живет.
– Ладно, пусть так. Но все равно… Как объяснить исчезновение Лукаса? Как объяснить исчезновение из офиса шерифа дробовика и его чудесное туда возвращение? По-моему, все вполне очевидно. Шеп должен был обыскать твой участок еще до конца недели. Ты даже тело спрятать толком не догадалась.
Рейни промолчала.
Секундой позже Куинси вздохнул.
– Он просто спустил все на тормозах, да? Закрыл глаза? Что ж, будем считать, что мы с ним квиты.
– Город у нас маленький, и правила здесь немножко другие. Как аукнется, так и откликнется. Пусть не всегда, но частенько это справедливо. И для протокола – мы с Шепом никогда об этом не говорили.
– Разумеется. Иначе получился бы сговор.
– Я, в общем-то, была готова заплатить за содеянное, – тут же возразила Рейни. – Во многих отношениях так было бы лучше. Пришлось бы нелегко, открылось бы много неприятного, но зато я рассчиталась бы сполна. А вышло… – Голос ее дрогнул. – У Лукаса были жена и ребенок. Я лишила их мужа и отца. Целых четырнадцать лет они не ведали даже, что с ним случилось. Пусть я ненавидела его, но человеком-то всегда надо оставаться. Родригес прав: должны быть барьеры, переступать через которые непозволительно. Никто не может отнимать чужую жизнь.
– В ту ночь он мог прийти за тобой, – мягко сказал Куинси.
– В том-то и дело, что наверняка я этого не знаю. Я убила его первой, и теперь мне жить с этим до конца.
– Рейни…
Она подняла руку.
– Я не жалуюсь. Что сделано, то сделано – пришло время платить по счетам. Ответственность – не такая уж плохая штука. Знаешь, почему я выкопала его в ту ночь?
– Почему?
– Боялась, что его заберет у меня Ричард Манн. Когда мы получили первый звонок о ком-то хвастающем, что у него есть доказательства, что это я убила мою мать… Не знаю. Я сразу вспомнила про Лукаса, лежащего там, под крыльцом, и тот странный сон, когда мне приснился человек в черном на веранде. Я подумала, что он нашел тело, и что когда войду в номер, то первым делом увижу ухмыляющийся труп. А потом вошла, и там было пусто, но… знаешь, никакого облегчения не наступило. Скорее мне даже стало еще больше не по себе. Что, если он знает? Что, если забрал тело, и тогда у меня нет доказательства того, что я сделала, а мне оно нужно… Я должна была сделать признание. Мне это стало ясно после случая с Дэнни.
– И что теперь?
Рейни замялась. При всех ее благих намерениях ответ давался нелегко. Она откашлялась, но голос все равно прозвучал с хрипотцой:
– На прошлой неделе мэр попросил меня уйти.
Куинси болезненно поморщился.
– Знаешь, – быстро добавила она, – людям почему-то не очень нравится, когда у копа труп под крыльцом. А тут я даже на Сандерса произвела впечатление… Теперь главный – Люк. У него получится.
– Можно переехать, начать где-то в другом месте.
– Нельзя, если я признаю себя виновной. Такие вещи на собеседовании объяснить не так-то просто. «Ваша самая большая слабость?» – «Э, когда я вышла из себя в последний раз, то застрелила человека». – Она покачала головой.
– Так ты поэтому хочешь признать себя виновной? – бесстрастно спросил Куинси. – Чтобы еще сильнее себя наказать?
– Я убила человека!
– Который изнасиловал тебя и застрелил твою мать – и все в течение сорока восьми часов. Налицо посттравматический синдром. Состояние диссоциации. Психологи воздействуют на присяжных не какими-то магическими заклинаниями. Это всё реально существующие синдромы. Они подтверждены документально и хорошо известны. Это тебе любой адвокат скажет. Тебе было семнадцать. Ты была напугана. И Лукас пришел не в гости. Твой адвокат прав – ни одно жюри присяжных не признает тебя виновной. И почему двенадцать посторонних людей должны верить тебе больше, чем ты сама?
Рейни молчала. К горлу снова подкатил комок. Опустив голову, она старательно изучала трещины в тротуаре.
– Если ты и впрямь хочешь жить и двигаться дальше, – мягко продолжал Куинси, – то так и сделай. Прости себя. Иди на суд и дай присяжным шанс также простить тебя. Ты хороший человек. Отличный работник. Любой в Бейкерсвиле так скажет. Спроси Сандерса. Спроси Люка. Спроси меня. Я – надменный федерал, и я почту за честь работать с тобой.
– А-а, заткнись, Куинси, не то я сейчас расплачусь. – Рейни промокнула уголки глаз и громко шмыгнула носом. Черт бы его побрал.
– Что ты собираешься делать?
– Ты меня почти убедил.
– Конечно. Я же эксперт.
– А вот мне еще многому надо учиться.
– Рейни…
– Нет, не говори ничего.
– Откуда ты знаешь, что я хочу сказать? – Пирс попытался дотронуться до нее – она отступила и покачала головой.
