– Ну, это вам виднее, господин капитан! – доверительно улыбнулся Митька. – Полагаю, вам надо подумать над моими словами.
– Надо…
– Да, чуть не забыл! Последний вопрос, господин капитан! Сибирский губернатор князь Долгоруков просил вас включить Ивана Козыревского в состав экспедиции. Вы сообщили ему о своем отказе?
– Н-нет… еще.
– Тогда позвольте откланяться! Готов оказать вам всяческую помощь в подготовке документации! Предстоит написать много писем, правда?
Договорились, что Митька придет завтра до обеда. Точнее, договаривался служилый, а капитан сопел и смотрел в пространство.
* * *
К хибаре на краю поселка Митька шел окольными путями – для конспирации. Душа его пела и преисполнялась гордости за себя любимого – как у него все ловко получилось! И смелости хватило, и слова нужные нашлись, и имена все исправно вспомнились. «Что ж я менжуюсь при таких талантах?! – всплывала сладкая мысль. – Мне ж в начальники надо!» Он пробирался через кусты по краю обрывчика, вспоминал свои фразы и жесты, растерянность капитана и улыбался – то самодовольно, то злорадно. Он так завспоминался, что ступил на самый край и нога соскользнула вниз. Пытаясь сохранить равновесие, Митька схватился за ветку, но она тут же сломалась, и он благополучно свалился, точнее, ссыпался с обрыва прямо к самой воде. Матюгнувшись, служилый вскочил на ноги и… И тут же получил в лоб окатанным камушком, прилетевшим за ним следом с края обрыва. «Господь наказал! – мгновенно сообразил казак. – За гордыню, не иначе… То ж все Дмитрий мне в наследство оставил. Кабы не он, кабы с ним беда не приключилась, жевал бы я сопли до старости лет!»
– Ты ничо не попутал из бесовского наученья? – с сомненьем спросил отец Игнатий, выслушав его доклад. – Про столичных этих начальников мы и слыхом не слыхали!
– Кажись, не попутал, – почти уверенно ответил Митька. – Кабы попутал, он бы меня враз прижучил. А так – сидел, кряхтел да глазами лупал.
– И далее чо?
– Мыслю я, завтра к нему идти надо. Сказывают, железо куют, пока горячо, пока не простыло, значит.
– А взбрыкнет если? – засомневался монах. – Немец все-таки.
– Может и взбрыкнуть, конечно, – признал служилый.
– Вроде ты ему и кнутом погрозил, и пряник посулил… – раздумчиво проговорил Козыревский. – Тока сдается мне, что немец этот ума невеликого. Может и не внять. Как бы его покрепче приструнить-та?
– Давай покумекаем, отец Игнатий, – предложил Митька. – Глядишь, не бог, так черт надоумит.
– Ща в лоб дам, сыне! – нахмурился монах.
– Не надо, отче, – жалобно попросил служилый, – битый я уж седни!
– Может, как ты к нему пойдешь, холопей-то его скрутить по-тихому, а? – предложил старый заговорщик.
– Пожалуй… А еще…
* * *
В назначенный час к дому Беринга подошли четверо служилых. Усы и бороды двоих серебрились сединой. Однако солдаты, охранявшие крыльцо, войти всем не позволили – сказали, что пропустить велено только Митрия Малахова. Прибывшие устроили короткое совещание, после которого Митька отправился в гости, а остальные уселись на штабель тонких бревен, приготовленных для рубки на дрова.
В сенях Митьку встретил Никифор. Денщик выглядел испуганным и еще более зашуганным, чем обычно, – даже вытереть ноги не заставил, а велел скорее проходить к «самому». Это служилому совершенно не понравилось, и он легонько прихватил солдата за грудки.
– А ну, сказывай, чо у вас тут деется? – зашипел он ему в лицо. – Ща башку сверну!
– Пусти, ирод!
– Ну! Хто тама есть?
– Да их благородие… Пусти! Ну, и Шпанберх ентот…
– Он же больной!
– Дык на носилках принесли! Их благодие Григория нашего отправил. Вот оне с Иваном и тащили!
– Иван с Гришкой щас где?
– Тама оне!
– Ладно…
Дело приобретало совершенно неожиданный оборот: Митька полагал, что капитан может его арестовать, может отказаться от встречи, но уж если на нее согласится, то и денщиков удалит, чтоб не подслушивали. Но все получилось иначе – его ждала теплая компания сразу из двух офицеров и двух здоровенных денщиков, на которых пахать, наверное, можно. А ставни в комнатах Беринга были закрыты изнутри, хотя на дворе вовсе не ночь. Что делать?
– Куды?! – схватил за рукав Никифор. – Ступай, господа ждут!
– Подождут ишшо! – стряхнул его руку служилый. – Я, вишь, поссать дорогой забыл. Ща ворочусь!
Чтоб не вызывать подозрений у охраны, на улице он набил трубку и выкурил ее в компании своих спутников. Михайло плохо разбирался в ситуации, Шубин был против, отец Игнатий колебался, так что последнее слово осталось за Митькой. И он его сказал: иду!
Никифор буквально впихнул гостя в «приемную» и закрыл за ним дверь. Обстановка в комнате оказалась странной: ставни наглухо закрыты, на столе две свечи, на полу мусор, а в потолке дыра. В нее уходит толстый корабельный канат из бухты, сложенной в углу. Другой конец веревки свисает из дыры почти до пола. Капитан Беринг мрачной глыбой сидит за столом в кресле. Чуть в стороне устроился Шпанберг, который улыбается то ли испуганно, то ли злорадно. Воздух спертый, воняет застарелым потом, экскрементами и какой-то парфюмерией. Митька в очередной раз подивился «бусурманской» традиции справлять нужду в горшок там, где живешь, – трудно, что ль, до сортира дойти?!
– Мир дому вашему, – бодро сказал он, кланяясь. – Здравы будьте, ваши благородия!
Ответом было молчание. Потом Беринг негромко позвал:
– Григорий!
Из спальни вышел денщик, обошел гостя, задвинул засов на двери и остался стоять возле нее.
Митька немедленно отступил в сторону, чтоб видеть всех присутствующих сразу, включая выглядывающего из спальни Ивана: «Во попал! Ай да немцы!»
Некоторое время Беринг молчал и сопел – как-то мрачно, зловеще. Наконец проговорил:
– Я знаю, что русские любят дыбу. Когда их подвешивают за руки и бьют кнутом, они говорят правду!
– Страсти-то какие! – пробормотал служилый.
– Я не люблю причинять боль, – продолжал капитан, – но мне нужно узнать правду. Сейчас тебя подвесят и ты расскажешь, кто ты такой на самом деле. Кто тебя прислал сюда, почему знаешь многое тайное.
– Может, не надо вешать, ваше благородие? – испуганно залепетал Митька и попятился к стене. – Я и так все скажу – как на духу!
Шпанберг начал что-то говорить по-немецки, но Беринг остановил его:
– Да-да, Мартын! Я знаю, что он опять будет врать и обманывать нас. Казак Митрий очень хитер. Иван и Григорий, возьмите его и подвесьте!
– Ваше благородие! – почти закричал Митька, прижимаясь спиной к стене. – Я ж не вашего полку служилый! Я ж к Якутску приписан! Пущщай мне заказчик спрос учиняет!
