- Не нам простым смертным дано догадаться, — пришедшая на помощь явно запутавшемуся в непривычных для него длинных словах работяге великая княжна, — он действовать не только через гудящую и светящуюся икону способен. Он может, дабы не смущать умы чудом божьим, и послать гениального изобретателя именно туда и тогда куда нужно. Чтобы тот изобрел это металлонаходитель именно перед покушением на помазанника божьего. Это как в притче о набожной женщине, которая при наводнении три раза отказывалась садиться в лодку, все ждала что ее Бог спасет. Когда же она, утонув, пришла к Господу, и спросила «отчего же ты меня не спас?», что он ей ответил?
- А кто тебе, дура, три раза посылал лодку? — ответил тот самый старый мастер, — и сразу же поправился, — простите ваше высочество…
- Отчего же, за исключением «дуры», вы совершенно правы, — неожиданно весело ответила Ольга, — ну да пройдемте господа, а то мой брат уже заждался.
- Вы хотите сказать, что после всего что тут было, после раскрытой попытки покушения на Его Императорское Величество, — запинаясь выговорил организатор шествия поп Гапон, — хочет встретиться с нами?
- С вами — не уверен, — отрезал Вадик, которому решительно не нравился поп расстрига, — вам я бы порекомендовал готовиться объясняться с вашим начальством в третьем отделении. По поводу того, что вы, фактически, организовали шествие, под прикрытием которого к царю чуть не приблизились трое убийц.
Раскрыв истинного «работодателя» Гапона, Вадик окончательно зарубил его карьеру как «вождя народных масс». Конечно, рабочие его не прибьют, как сделали в нашей реальности эсеры, но и слушать полицейского провокатора больше не станут.
- А остальных выборных — прошу! Его величество ждет вас, для беседы о ваших, во многом, справедливых требованиях.
ДОПИСАТЬ ЧАЕПИТИЕ!
Послесловие. Два адмирала.
«…Теперь, если не возражаете, господа, обратимся к более общим итогам этой войны. Ведь на войне сама война, это все же не главное. Война — не только смертельный экзамен для всех — начиная от матроса или солдата и заканчивая руководством страны, да и всей страны в целом. Это серьёзнейшая школа, в которой происходит такое же тотальное и невиданное по интенсивности в мирное время обучение. Если война краткосрочная — недели или, в крайнем случае, месяц–другой — итоги этого обучения проявляются уже в дальнейшей, послевоенной жизни и в новых войнах. И обычно интерпретируются ошибочно или с запозданием, ибо любая следующая война не похожа на предыдущую. Сравните хотя бы две последние войны в которых участвовал японский флот, против Китая и России.
Если же война затягивается хотя бы на полгода — весьма важным фактором становится способность всего военного (да и всего государственного) организма учиться «на ходу», как на своих ошибках и достижениях, так и на ошибках и достижениях противника. Тот, кто сделает выводы из ошибок быстрее, быстрее перестроит свой образ действий по наиболее эффективным образцам — тот и выйдет в этой войне победителем, невзирая, быть может, и на не вполне удачное начало. Но такая перестройка требует ломки закостенелых представлений, смелости ума и быстроты реакции.
Хрестоматийным является пример блокады Императорским Флотом гавани Порт–Артура — без сомнения, гениальный покойный (еще не ясно)? адмирал Того, достойный и достойный всяческого уважения противник, сделал из блокирования фарватера Чемульпо совершенно правильный вывод — и ценой жертвы «Фусо» практически парализовал деятельность главной военно–морской базы противника — русской базы — более чем на месяц. А, учитывая успешную вследствие этого десантную операцию — и на более длительный срок. С другой стороны, русское командование только по ходу войны осознало всю важность наличия на театре военных действий должного судоремонтного потенциала. Вполне вероятно, что на итоги войны оказали влияние даже не столько исход сражения в Жёлтом Море или крейсерские операции нашего флота по нарушению снабжения японских сухопутных сил. Такие, на первый взгляд, незначительные и половинчатые событие, как ввод в строй Порт–Артурского дока и лихорадочные, лишь частичные успехи по наращиванию судоремонтных мощностей Владивостока. Ведь несмотря на всю скудость принятых мер, именно они дали возможность российскому флоту после тяжёлых боёв конца 1904 года восстановиться в достаточно быстром темпе для продолжения тех самых крейсерских операций.
Тот факт, что успехи в морской войне невозможны без должного обеспечения, и было одним из главных уроков, преподнесённых Японским Императорским Флотом Флоту Российской Империи. Замечу, я сознательно не касаюсь традиционных комплиментов стойкости и мужеству японских солдат, матросов и офицеров. Мужество — основа войны, сторона, лишённая мужества, проигрывает ещё до начала войны. Но в войне длительной, когда мужество одной стороны сталкивается с мужеством другой, именно умение сначала приспособиться к войне. а потом приспособить, переломить её ход под себя и является главным слагаемым победы.
Почему, в общем–то, небольшой уголок одного–единственного из шести континентов — я имею в виду Западную Европу и Великобританию — на протяжении вот уже половины тысячелетия является безусловным законодателем военных мод? Именно по этой причине. Европейцы поставили во главу угла рационализм, умение анализировать и изменять свой modus operandi в соответствии с изменившимися условиями. И, в результате, даже сталкиваясь с сильнейшим по численности и ресурсам противником, в Средней Азии, Китае и Америке неизменно оказывались победителями. И Россия, и Япония не принадлежат в полной мере к европейской цивилизации. Однако и Россия во времена Петра, и Япония во времена не столь давние совершили громадный рывок, приняв именно этот, рациональный подход к экономическому, общественному и военному развитию. Значит ли это, что Европа, европейская военная наука, европейская общественная мысль является эталоном, которым следуют и должны следовать все прочие?
Тот же самый рационализм, тот же самый анализ говорит нам: Нет, нет и нет. За века и тысячелетия каждый народ либо инстинктивно, либо методом проб и ошибок выковывал свои обычаи, свой образ действий, наилучшим образом приспособленные к своим условиям. Ни одна европейская нация не выжила бы ни в условиях России, ни в условиях Японии не изменив себя, не приспособившись. Это, если хотите, и есть характер и душа народа. Рационализм — лишь метод, основополагающий, но метод, позволяющий сохранить этот характер, эту душу в стремительно меняющемся мире. Кто сказал, что душа страны Ямато погибла, когда сначала американцы, а затем и европейцы насильственно прервали изоляцию Японии? Нет, душа осталась — лишь впитав в себя часть остального мира и, несомненно, взаимно обогатив души и характеры иных народов своими лучшими чертами. Так же Россия в своё время — оставаясь сама собой, изменилась, впитав тот же западный рационализм, осталась сама собой. И этот процесс так же был вызван внешними вторжениями — ещё более частыми, чем в случае Японии — такова плата за континентальное расположение.
