место паломничества. Пагода Пилладжи была, судя по всему, довольно знаменита в этих краях.
Все участники этой маленькой экспедиции оставались в зарослях до наступления ночи, переживая из-за того, что их в любой момент могли обнаружить. Киуни продолжал жевать ветки, из толпы иногда выбегали дети, которые подбирались достаточно близко к месту их укрытия. Один раз три малыша, играя в прятки, оказались совсем рядом с кустами, за которыми находились путешественники. Но в этот момент мать одного из детей позвала их. Киуни как раз засовывал в рот оборванные ветки, поэтому треск и хруст ломаемого дерева не привлек внимание женщины. К тому же ветер дул в сторону путешественников, унося все звуки прочь от толпы.
И, тем не менее, им пришлось пережить несколько тревожных моментов.
Когда солнце село, шум толпы начал постепенно стихать. Киуни оборвал половину деревьев вокруг них и, набив брюхо, мирно дремал. Участвовавшие в церемонии люди не только устали – от жидкого опиума, смешанного с коноплей их потянуло в сон. Употребление этих наркотиков, а также некоторые другие особенности, описанные Верном, указывают на то, что бунделькхандцы не были последователями традиционного индуизма. Ведь жители Бунделькханда поклонялись богине Кали и, вероятно, считались отступниками среди представителей других течений этой религии. В обычаях бунделькхандцев можно было найти элементы древней доиндуистской религии, которые они, возможно, позаимствовали у первобытных жителей этих мест – маленьких темнокожих людей, уцелевших лишь в горных джунглях.
Записки Фогга подтверждают описания Верна, и мы можем принять за истину тот факт, что поклонники Кали в самом деле принимали опиум и другие наркотики.
С наступлением темноты парс отправился разведать обстановку. Он убедился, что вся толпа, включая детей, лежала в полном оцепенении. К сожалению, это не относилось к жрецам и стражникам, которые продолжали бодрствовать у входа в храм. Фогг выслушал все это с невозмутимым видом. Они должны были дождаться удобного момента. Возможно, люди в храме собирались отойти ко сну позже.
В полночь стало ясно, что стража собиралась бодрствовать всю ночь. Фогг отдал приказ, и все двинулись вперед под покровом ночи. Луны на небе не было – ее скрывали густые облака. Путешественники остановились позади храма и стали ковырять стену своими складными ножами. К счастью, после того, как им удалось вытащить один из кирпичей, с остальными уже не возникло особых проблем. Но затем им пришлось отступить обратно в джунгли, когда чьи-то крики всполошили стражу. После этого сэр Фрэнсис и парс предложили отказаться от попыток спасти женщину. Кто бы не издавал эти крики, стражники теперь станут еще бдительнее. А рассвет уже близился.
Фогг заявил, что не откажется от задуманного, пока не потеряет последнюю надежду. Удача еще могла улыбнуться им.
Паспарту, наблюдавший за всем сквозь ветви дерева, неожиданно испытал прилив вдохновения. Не сказав ничего остальным, он слез с дерева и исчез в темноте. Им двигали исключительно гуманистические соображения. В то время он еще не знал, что та женщина была их соплеменницей эриданеанкой.
На рассвете Ауду Джиджибхой вывели из пагоды. Люди уже избавились от наркотического оцепенения, их голоса и музыка звучали так же громко, как и прежде. Ауда сопротивлялась, пока ее не заставили вдохнуть пары горячей конопли и опиума. Сэр Фрэнсис, глубоко возмущенный этим печальным зрелищем, схватил Фогга за руку и обнаружил, что его рука сжимает открытый нож. Но Фогг не бросился в толпу, размахивая ножом в тщетной попытке спасти ее. Верн пишет, что в этот момент Фогг и двое других мужчин смешались с толпой и последовали вместе с ней к погребальному костру. Разумеется, это было не так, ведь их сразу бы заметили и схватили. На самом деле, они продолжали прятаться среди кустов в отдалении от толпы.
Верн ничего не говорил о том, что Фогг думал по поводу самовольной отлучки Паспарту. В своих записках Фогг утверждал, будто был уверен в том, что француз все еще находился на дереве и наблюдал за происходящим.
Трое мужчин видели, как бесчувственное тело женщины положили рядом с покойным. И как пропитанные маслом дрова погребального костра подожгли факелом. Кажется, Фогг в эту минуту потерял контроль над собой. Он уже собирался броситься в толпу, когда сэр Фрэнсис и парс схватили его. Несмотря на их старания, он вырвался и снова хотел кинуться на помощь, но тут произошло нечто неожиданное и ужасное. Вся толпа в страхе закричала и распростерлась на земле.
Мертвый раджа сел, затем – встал, поднял на руки Ауду и спустился с погребального костра. Клубы дыма окутывали его, придавая сходство с демоном, несущим несчастную потерянную душу через адское пламя. Он прошел мимо лежащих на земле людей прямо к прятавшимся в кустах путешественникам, которые в эту минуту вышли из своего укрытия.
Ожившим раджой, как всем уже известно, был Паспарту. В темноте, пока все спали, он раздел труп и спрятал его под грудой хвороста. После чего надел его одежду и занял место покойного, приняв соответствующую позу. Все это время мертвый раджа лежал практически под ним.
Через несколько мгновений разбуженный Киуни, на спине которого теперь уже находилось пять человек, бросился бежать со всех ног, словно осознавая, насколько в этот момент была важна скорость. Позади раздавались крики и грохот выстрелов, одна пуля даже пробила шляпу Фогга. К этому времени костер уже явил всем голое тело раджи. Последователи богини Кали осознали, что их одурачили да еще таким оскорбительным образом. Но поскольку у них не было ни слонов, ни лошадей, совсем скоро преследуемым удалось уйти от погони.
Паспарту гордился своим смелым поступком. Сэр Фрэнсис пожал ему руку. Фогг сказал: «Отличная работа», хотя наверняка и подумал, что слуге, находившемуся под его началом, стоило бы предварительно посоветоваться с ним. Впрочем, он был в высшей степени прагматичен. К тому же, эриданеане имели обыкновение действовать независимо, если того требовали обстоятельства.
Сэр Фрэнсис сказал Фоггу, что в Индии эта женщина никогда не сможет почувствовать себя в безопасности. Фанатичные почитатели Кали рано или поздно разыщут и задушат ее.
В Аллахабаде молодая женщина осталась в одной из комнат на вокзале, а Паспарту отправился купить для нее подходящую одежду. И хотя Верн не упомянул об этом, он также должен был приобрести одежду для себя. В Аллахабад Паспарту приехал в одеяниях раджи. Вся его одежда сгорела на костре.
Ауда окончательно пришла в себя, только когда они сели в поезд до Бенареса. Разумеется, она была потрясена, поскольку ожидала очнуться в раю,