— Сколько времени у меня есть? Сами понимаете, Александр Яковлевич, такое решение принять нелегко.
— Я вас не тороплю. Но было бы неплохо, если наше дело решилось бы до моего отъезда.
"И если я хоть что-нибудь понимаю в людях, он будет резко положительный"
Оставив мерина там, где ему и полагалось находиться, то есть в отрядной конюшне, Александр слегка размял ноги в недолгой прогулке до своих апартаментов. Где был радостно встречен, всемерно обласкан и обильно накормлен (вернее, напичкан всякими вкусностями до состояния полного обалдения) чрезвычайно довольной Дарьей Ивановной, распространявшей вокруг себя тонкий аромат французских духов — судя по всему, подарок отставного ротмистра пришелся ей по душе. Разомлевший и отяжелевший, ее постоялец только и смог подняться к себе, кое-как пожелать петухе Ваське (его инкогнито разрушила сама хозяйка) тремя "снежками" спокойной ночи, и завалиться в кровать — завтра ожидался очень тяжелый день. Торжественный обед и большой прием с балом, это вам не вагон с углем разгрузить. По крайней мере, при разгрузке никто не заставляет искренне улыбаться неприятным личностям, и говорить исключительно на русском литературном.
— Ку-кар-реку!
Едва отошедший от последствий массированного переедания, и соответственно недавно заснувший, князь Агренев приподнял голову, шепотом оскорбил достоинство всех петухов и куриц на свете, и… перевернулся на другой бок.
— Кукарреку!!!
Александр, только-только начавший опять вкушать сладостный сон, разом потерял желание спать дальше. Непонятно как, но у него создавалось полное впечатление того, что пернатая сволочь активно пользуется жестяным рупором, ну или другим усилителем звука — до того противно и громко звучал крик.
— Ну погоди, жертва инкубатора!
Бросок — петух успел отскочить в сторону. Еще бросок, и комок земли разлетелся бесполезными брызгами земли по крыше птичника. Последний снаряд князь запустил в воздух только после нескольких примерочных замахов, подгадав момент, когда горластая вражина подставила ему свой правый бок. И опять не попал! То есть попал, но неудачно — наглый птиц, увидев летящий в него земляной "снежок", моментально вздыбил перья, и прямо на лету с воинственным клекотом долбанул его клювом. А потом еще и с презрением шаркнул по остаткам снаряда своей когтистой лапищей. Примерно с минуту постоялец и фюрер курятника наблюдали друг за другом, после чего Александр сплюнул за окно.
— Матерый!
* * *
Для офицеров четырнадцатой Ченстоховской бригады, обед в честь ротмистра князя Агренева стал настоящим праздником. И что самое ценное — нежданным, этаким живительным глотком воздуха, разбавившим приевшуюся рутину службы. Конечно, довольно скоро ожидалось Рождество, Новый год и все такое прочее. Но все эти мероприятия, если можно так выразиться, были привычно-плановыми, и никакого элемента новизны в них уже давно не присутствовало — а тут! Можно сказать, на пустом месте, всего за два дня, организовалось солидное по всем провинциальным меркам событие, участие в котором пожелали принять все офицеры бригады. И не только они: какой же праздник без прекрасных дам? А так же мадемуазелей, кокетничающих с мужественными пограничниками под бдительным присмотром родителей.
"Сериал — сливки Ченстоховского общества, часть вторая. Только пять лет назад я тут никого не интересовал, а теперь наоборот — столько друзей-приятелей обнаружилось, что прямо сомнения берут. Хватит ли на них всех места в Альпийской розе?"
Сидя за столом на почетном месте, Александр делал сразу четыре дела одновременно: крутил в левой руке серебряную ложку, на которой кроме вензеля четырнадцатой бригады имелись и его инициалы. Так сказать, его штатное "черпало", часть его же именного серебряного столового прибора. По мере сил участвовал в беседе с генерал-майором Франтцем — того очень интересовали столичные новости вообще, и летние стрельбы в присутствии государя-императора в частности. Кто из сильных мира сего был, кто как стоял да что делал. Ну и прочие важные для сердца каждого военного чиновника вещи, изложенные глазами очевидца и даже непосредственного участника событий. Так же виновник торжества не забывал поддерживать приветливо-благожелательное выражение лица и внимательно следить за своим окружением, особенно за спиной — менять привычки он не собирался ни под каким видом. Ну и последнее дело, которым занимался князь (правда, без особо успеха), заключалось в дегустировании праздничных яств. Последнее удавалось ему откровенно плохо, так как отвечать с набитым ртом было крайне невежливо, а любопытство генерал-майора все никак не утихало. Собственно, нормально поесть ему так и не удалось — когда его превосходительство все же угомонился, эстафету вопросов приняли на себя другие старшие офицеры бригады. Причем каждого из них интересовало что-то свое. Толкушкин с главным оружейником бригады, ротмистром Николаевым, расспрашивали своего гостя о планах на будущее, время от времени многозначительно переглядываясь друг с другом. Сергея Юрьевича Блинского, на удивление резко ставшего заядлым балетоманом, очень интересовали новости из Большого Императорского театра. Вот только, к его искреннему огорчению, князь проявил в этом деле полную некомпетентность, так и не ответив толком ни на один вопрос. Как так: не знать по именам всех перспективных балерин?! И ладно бы это, так ведь даже и примы, эти несравненные дивы балетного искусства, остались для его бывшего подчиненного безымянными.
— Александр Яковлевич, так когда же мы начнем испытания?
А вот подполковника Рослякова больше всего волновал именно этот момент. Так как его самого уже просто достали вопросами, а так же очень толстыми намеками — и начальники отрядов-"испытателей", и господа офицеры, желающие каким-либо образом примазаться к процессу. Причем, как правило, эти самые офицеры упорно не желали понимать, что новинок на всех не хватит.
— Насколько я знаю, все необходимое уже давно отгружено в вагоны, и с неделю как отправлено. Так что, Валериан Петрович, вопрос не ко мне, а к служащим Варшавской железной дороги.
На лице подполковника возникло такое кровожадное выражение, что князь даже немного посочувствовал будущим жертвам Рослякова. И еще больше — себе, так как ни сбежать, ни как-то иначе сократить свое участие в неотвратимо приближающихся бальных танцульках, был совершенно не властен.
— Господа!
Убедившись, что привлек к себе достаточно внимания, полковник Толкушкин намекающее поглядел на большие настенные часы, громогласно напомнил подчиненным, что бал начинается через каких-нибудь полчаса, и предложил дружно освободить столы. Но не просто так, а сходить в курительную комнату, подышать свежим никотином — так сказать, набраться свежих сил и здоровья перед танцами. Заметив, что князь Агренев убрал с колен салфетку и собирается присоединиться к остальным офицерам, начштаба негромко попросил не торопиться. Ротмистр Николаев, кстати, тоже никуда не ушел — наоборот, даже пересел поближе, и первым завел разговор.
