Ледяное небо Криона - Анатолий Евгеньевич Матвиенко

В больничном городке росли сосны. За оградой — тоже, опоясав корпуса со всех сторон. Даже в непогоду здесь под защитой деревьев было сравнительно спокойно. В солнечные — вообще благодать. Особенно весной, когда сошёл снег. Прошлогодняя трава, чуть припорошенная иголками, отсвечивала жёлто-зелёным и смотрелась куда аккуратнее, чем осенние опавшие листья.

Смерть тут казалась… не столь устрашающей, что ли. Как может быть плохо, если вокруг всё хорошо?

Да, здесь умирали, несмотря на самое совершенное оборудование, одно из лучших в Европе, очень квалифицированных врачей, специалистов с учёными степенями и мировым именем. Порой они совершали чудеса, вытаскивая пациентов буквально с того света, подарив им десятки лет жизни.

Но медицина бывает бессильна. Как повезёт.

Все эти общие рассуждения не стоят выеденного яйца, когда речь заходит о конкретном человеке. Очень важном.

— Шесть-восемь месяцев, не более, — вынес приговор врач. — Четвёртая стадия, метастазы распространяются быстрее, чем их может сдержать любая известная науке программа лечения. Сами видите, что произошло всего за полгода с первых симптомов.

— Вашей медицине известная? Белорусской?

— Нет, Максим Олегович. Мировой. Возможно, в нашем центре имеются не все аппараты или не все медикаменты, изобретённые на планете. Но мы точно знаем, какие существуют методы. Даже самые экспериментальные. В вашем случае не поможет ни одна. Лечение позволит только отвоевать несколько месяцев.

— То есть ни Израиль, ни ФРГ…

Доктор откинулся на стуле. Наверно, он бесчисленное число раз слышал эти неприятные слова. Мол — есть места, где врачуют лучше вашего. Обидные. Но каждый вправе предполагать всё, что ему вздумается. Или в отчаянии цепляться за любой шанс.

— Иногда я рекомендую выезд, особенно если вижу: у больного или его родных достаточно средств на такое лечение.

— Я не настолько стеснён в деньгах.

— Учтите, что начала распространяться эпидемия. Европа закрывает въезд. Да и шанс заражения КОВИДом на Западе выше. К тому же Инесса Францевна не в том состоянии, когда переезд и иллюзия продвинутого лечения принесут пользу, внушив временную надежду на «особенных» германских или израильских врачей. Поздно. Начинается борьба за каждый месяц, неделю, день. Сочувствую, это тяжёлая борьба не только для самого больного, но и родственников, — онколог глянул в экран компьютера. — Так, вы же разведены?

— Верно. Но она — мама двух моих детей. Близняшек. Им лишь полтора года. Хорошая мама.

— Значит, постарайтесь сделать всё возможное, чтобы последние её месяцы были менее мучительны. А потом вырастить ваших общих детей. Без мамы.

Если бы врач добавил «мудрый житейский» совет скорее жениться и привести в дом «новую мать», Максим бы, наверно, взорвался. Но седому профессору шёл минимум шестой десяток. Опыт общения с безнадёжными пациентами и с их близкими имел богатый.

Доктор видел, что мужчине с приятным, но суровым лицом, отмеченным мелкими шрамами, не нужны притворные утешения, а лучше сказать правду сразу.

Выйдя от профессора, Макс не вернулся в палату. Покинул корпус. Даже под деревьями задыхался, словно набрал высоту, не надев маску, и сейчас потеряет сознание от недостатка кислорода в кабине…

А может, его душили слёзы.

Разум не хотел возвращаться в рациональную колею, прикидывать — когда забирать детей у тёщи, как обустраиваться, организовывать их жизнь, свою.

Как сказать им, что мамы больше нет? Что под могильным камнем — в сущности, уже не она, а только прах. Потому что её улыбка, слова, прикосновения и тысячи других мелочей, которых ждёшь от близкого человека, исчезли навсегда. Безвозвратно.

Как горько это осознавать, когда Инна ещё жива! Мучается болью, но пока совершенно не выглядит умирающей. Не верит, что вот он — конец. Не хочет верить.

— Надежды нет.

Это прозвучало как утверждение, а не вопрос. Голос уверенный. Как тогда, в госпитале Министерства обороны. И позже, на Аорне.

— Следил за мной?

Как ни парадоксально, явление «агента Смита» если и не принесло облегчения, то несколько отвлекло.

— Естественно. Компьютер считывал информацию. В том числе предупредил, когда вы окажетесь в безвыходном положении. И согласитесь на новое задание, лишь бы я решил вашу проблему.

То есть роботы федерации Герума всё знали и давно могли вмешаться, не тянуть до момента, когда Инну посадили на наркотики, чтобы не сошла с ума от боли…

В Африке Макс, наверно, вздумал бы схватиться за верный «Браунинг» и всадить крупным калибром типу в тёмных очках, вздумавшему подпустить сочувствия в голос.

Нет смысла. Киборг — лишь часть большой машины, управляемой искусственным интеллектом, легко заменимая. Не принимающий решений, в том числе — об условиях сделки, что будет сейчас предложена и практически наверняка очень не понравится Максу.

Попробовал схитрить.

— Безвыходном? Инесса — моя бывшая жена. Сама подавшая на развод. Её неизбежная смерть для меня крайне неудобна, потому что после развода она приняла на себя воспитание детей. Я — лишь воскресный папа. Но миллионы мужчин оказывались в подобном положении, как-то находили решение, не прибегая к помощи Герума.

— Я рано вас побеспокоил?

— Раз побеспокоил — выкладывай. Кого нужно спасти или залюбить до смерти?

— Понимаю. КВН. У него падают рейтинги. Можете обойтись без КВНовских шуток?

— Если изложишь суть, а не будешь кормить присказками.

Со стороны, наверно, казалось, что по аллее от главного корпуса в сторону лабораторного двигаются посетитель онкоцентра и его адвокат в чёрном костюме и при галстуке, пытающийся урезонить клиента, срывающегося на повышенные тона.

— Задание на планете Крион. В сторону Аорна, но дальше, на границе юрисдикции Герума. Сложное. Не исключено, потребуется более года на его выполнение. Степень риска оценивается как средняя.

Услышав последние слова, Макс остановился.

— По какой же градации проходил Аорн?

— Первоначально — как минимальный риск. Мы не предполагали, что вы с треском провалите роль кинозвезды, сами полезете в воздушный бой, переметнётесь к врагу…

— Кстати, мир у них держится?

— Миром назвать сложно. Конфликт тлеет, вплоть до пограничных провокаций и перестрелок. Стороны постоянно попрекают друг друга нарушениями условий договора. Но не воюют.

«Агенту Смиту» наверняка несложно узнать, как поживает Хейша. Но… Столько лет прошло. Больше восьми! Проще считать, что её нет для него. Как и его для неё. Собственно, так оно обстоит и в самом деле.

Коммандера Вишеву-Даушеву Макс вспоминал чаще. Но Вишенки в самом деле нет ни для кого, погибшей в пламени взрыва штурмовика.

Макс шагнул к скамейке и присел. Походка дополнительно выдаёт нервозность. «Смит» опустился рядом.

— Раз хуже, чем на Аорне, значит, уровень опасности — высокий. Что вы хотите от меня?

— Разыскать и уничтожить центр управления климатическими установками, делающими Крион малопригодным для жизни.

— Что же мешает сделать это самим крионцам? Или киборгам Герума?

Человек на месте обладателя чёрного костюма наверно уже светился бы торжеством: жертва повелась, коль выспрашивает подробности. «Агент Смит» и ухом не повёл.

— Начну с предыстории. Планета заселена людьми, идентичными вам и обитателям Аорна. Первые колонисты высадились более шестисот лет назад. Климат был слишком жаркий. Средняя температура свыше тридцати пяти градусов, как бывало на Земле при динозаврах. Для сравнения, сейчас у вас — около четырнадцати. Вдобавок, ось вращения Криона находится почти точно перпендикулярно плоскости эклиптики. Поэтому там нет смены времён года. Первые поселения образовались на полюсах. Затем колонисты смонтировали систему охладительных установок, выстреливающие избытки тепла в атмосферу, частично угробили озоновый слой, восстанавливали… Словом, через несколько десятков лет средняя температура снизилась до двадцати, атмосферу очистили. Стало возможно жить вплоть до тропического пояса. Благо суши много, хоть континенты невелики и они в высоких широтах, в низких разбросаны многочисленные архипелаги. На крайнем севере и юге появились полярные шапки.

— И каждый мог выбрать место с нужным климатом?

— Не совсем. В центре, вблизи тропических пустынь, и у полюсов земля была дешёвая. Бери, стройся, живи. В умеренных широтах цены взлетели. Охренеть от дороговизны, как говорят у вас, русских.

— Я — белорус, — не удержался Макс.

«Смит» не обратил внимания.

— Планетарное правительство имелось,