Сергей Богомазов
И да не будет смешения Тьмы и Света ибо границей меж ними сотворена Тень.
Священный Кодекс Братства
Пролог
Франция.
пригород Парижа
Сиротский приют для детей с ограниченными возможностями
Восемь лет назад
Сегодня ночью он проснулся от странного чувства тревоги, которое ни как не мог объяснить…За окном бушевала гроза. Ветер нещадно трепал и раскачивал старые вязы, растущие под окнами приюта. Ветви деревьев метались из стороны в сторону, отбрасывая на стены палаты причудливые тени.
Габриэль лежал на своей койке прислушиваясь к звукам бушевавшего за окном ливня. Время от времени темные небеса озарялись вспышками молний, в след за которыми с небольшим опозданием доносились грозовые раскаты. Крупные дождевые капли барабанили по стеклу так отчаянно, словно просили его распахнуть окно и впустить бушевавшую за окном непогоду внутрь. Дождь хотел ему что то сказать…
Хотел…
Но не мог…
Дождь был немым. Таким же как Габриэль…
Подросток сел на кровати и окинул взглядом полутёмное помещение. Его кровать была седьмая от входной двери – всего лишь одна из тридцати подобных, протянувшихся в два ряда по обеим сторонам длинного, сумрачного помещения c высоким сводчатым потолком и кафельным полом. На других кроватях в данный момент спали такие же как он сироты. Впрочем, у некоторых из них в действительности были родители, правда никакого принципиального значения это не несло – все они отказались от своих детей.
Приют для детей “с ограниченными возможностями” – как в современном обществе полагалось именовать инвалидов, располагался в старинном здании постройки начала 18-го столетия находившегося в пригороде Парижа. Строение приюта сложенное из потемневших от времени кирпичей снаружи можно было даже назвать красивым. Потемневшие от времени, омытые десятками тысяч дождей стены во многих местах обильно покрывались плющом. Высокие окна были украшены лепниной. Очевидно, когда то этот дворец принадлежал какому ни будь богатому аристократу. Теперь же о былых временах напоминал лишь внешний облик постройки. Внутри же все было максимально просто и скромно, как и подобает любому казенному заведении не относящемуся к разряду правительственных. Однотонные, холодные стены. Не менее холодный
кафельный пол. Здесь вообще всегда было очень холодно. Это касалось не только климата, но и отношения к детям со стороны персонала приюта. Никакой особенной теплоты с их стороны оставшиеся без родителей маленькие жители приюта ощутить не могли, хотя быть может, нуждались в этом особенно остро, потому, что в отличие от своих товарищей по несчастью из других сиротских домов были лишены не только родительского тепла, но и здоровья.
Впрочем так было не всегда… До недавних пор пока директором приюта был месье Жерар Деларю внутри этих стен царила совсем другая атмосфера. Месье Деларю считал свою работу – призванием. Благодаря его стараниям в приюте периодически появлялись новые игрушки, книги, одежда. По выходным и праздникам для детей устраивались театрализованные представления. Объяснялось это тем, что сам и сам Деларю, ныне пожилой и солидный человек вырос в детском приюте.
Всё изменилось с того момента как старого директора не стало. После смерти Деларю на его место был назначен некто месье Франсуа Моррани. Достаточно молодой человек, едва достигший тридцатилетнего рубежа не смотря на сомнительную репутацию, имел самомнение с высотой которого могли соперничать разве что горы, да и те бы наверняка проиграли. Несмотря на молодой возраст, и отсутствие, какого либо серьезного опыта в педагогической деятельности новый директор требовал от всех что бы при обращении к нему его называли не иначе как“мэтр Моррани” чего его предшественник терпеть не мог и всегда болезненно морщился когда его кто то так величал. Поговаривали что с предыдущего места работы где Франсуа Моррани так же занимал должность директора его перевели в связи с каким то скандалом, но точных подробностей ни кто не знал. Было ясно лишь то, что назначением на данную должность мэтр Моррани был обязан тем, что являлся протеже некого влиятельного ментора, по тем же слухам своего отца.
Новый директор быстро принялся наводить в приюте свои порядки. В первую очередь это коснулось кадровых перестановок. В кратчайшие сроки был уволены и заменены на
новых главный бухгалтер и ответственный по части хозяйственного обеспечения. В учительском коллективе приюта подозревали, что за подобными действиями нового
руководителя кроется что-то нехорошее. В скорее же опасения подтвердились. Финансовый поток пожертвований на нужды сиротского приюта, который в иные времена стараниями Деларю всегда был весьма обильным, почему то оскудел. Резко обнаружился “дефицит средств”. Как следствие пришлось отказаться от услуг артистов радовавших в праздничные дни сирот приюта своими выступлениями. Все производимые закупки происходили по принципу “для галочки” при чем закупаемые товары, будь это продукты питания или одежда - стали второсортными.
Так же некоторые не нужные должности, такие как “детский психолог” были фактически упразднены. То есть старого психолога Моррани вынудил уволиться, а на его место записал человека, который в приюте даже не появлялся. Со временем такая же схема коснулась ещё нескольких сотрудников заведения. Пытаясь воспрепятствовать откровенному воровству средств приюта несколько сотрудников написали коллективную жалобу в министерство, но… Судя по всему у Франсуа Моррани и там был могущественный покровитель. Мало того что жалоба так и осталась без рассмотрения так ещё и все кто под ней подписался потеряли свои рабочие места. А ведь многие из уволенных педагогов набранные ещё Жераром Деларю работали в этих стенах порядка тридцати лет и фактически посвятили приюту свою жизнь.
Стоит ли говорить о том, что на место уволенных сотрудников были приняты люди целиком и полностью преданные новому руководителю и которые не стали бы выносить “сор из избы” что бы не случилось…
За окном вновь сверкнула молния, на мгновенье озарив сумеречное помещения палаты своим холодным светом. И сквозь звуках последовавшего следом грозового раската
Габриэль словно что то услышал… Что то похожее на всхлип… Как буд-то где то плакал ребёнок…
В свои четырнадцать лет Габриэль был совершенно немым, но в то же время словно стремясь компенсировать этот изъян природа наделила его потрясающим слухом и зрением. В темноте он видел если и не как кошка, то значительно лучше всех остальных, что же касается слуха, то тут его способности были поистине феноменальны. Парень не просто мог слышать что то на значительном расстоянии… Он мог прислушиваться к чему-то одному и тогда общая какофония звуков словно приглушалась отступая на второй план, оставляя на переднем фоне именно тот звук что бы ему нужен.