Я тряхнула рукой, постучала ногтем по стеклу циферблата. Стрелки не шелохнулись. Видно, часы остановились всерьез и надолго – даже рычажок механизма завода не проворачивался. Обидно. И очень похоже на потерю верного друга – одного из совсем немногих в этом чужом мире.
– Ой, княжна! Не переживайте, здесь столько красивых браслетов – мы оденем вас так, что глаз будет не отвести.
– Но самого красивого там нет, – раздался голос от двери.
На пороге стояла Алевтина. Все в том же небесно-голубом платье, однако босиком, по-простонародному, и в глазах уже не молнии, а грозовая туча безнадежного отчаяния.
– Лизавета, выйди! – приказала она. Та только презрительно выпятила нижнюю губу и подбоченилась:
– Я княжне подчиняюсь! Она меня первой служанкой сделает!
– Лизавета, – негромко попросила я со своего места ( а место было удобное – мягкое кресло у окна ), – подожди пока за дверью.
– Да ведь она!… – взвилась кандидатка в первые служанки, но я только отрицательно покачала головой, и моя просьба была тотчас исполнена. Хоть и с явным неудовольствием.
– Может, я и не права, что согласилась на этот брак, но ведь у меня не было выбора. Как и у вас. Правда, Алевтина?
Глаза девушки, считавшей меня соперницей, прояснились:
– Вы не хотите замуж за Георга? – торопливо спросила она, присаживаясь в кресло напротив.
– Ничуть.
– Так уезжайте отсюда! Скорее! Я выведу вам из конюшни самого резвого коня, и вы сможете умчаться прямо сейчас!
– Куда? – с тяжелым вздохом полюбопытствовала я. – К кому? Вы знаете в округе кого-нибудь, кто мог бы приютить меня и защитить от славного лыцара Георга?
Миловидное личико моей собеседницы напряглось в раздумье. Она и вправду пыталась мне помочь.
– Может быть, лыцар Александр? Его терема в сорока верстах отсюда. Он не женат, он обязательно согласится взять вас в жены. И он не любит Георга. И он богатый – богаче всех в княжестве, кроме Георга, конечно. И он уже стар, скоро умрет, а вам достанется все его богатство!
Алевтина со все возрастающей надеждой смотрела на меня.
– Как, опять замуж? – с горькой иронией спросила я. – А других путей защититься в вашем мире нет?
– А как же еще девица может защититься от мужчины? – удивилась Алевтина. – Ну не хотите Александра, есть еще неженатые лыцары! До Иннокентия скакать дальше – верст шестьдесят, и дорога лесная, опасная, но он тоже долго не проживет – много пьет. Все говорят – совсем чуть осталось…
– Дорогая моя Алевтина, я не умею скакать на лошади. Вряд ли я удержусь в седле даже две версты – не то что сорок верст или шестьдесят. И замуж я не хочу. Давайте подумаем вместе, может, есть все-таки другой выход, кроме скоропалительного замужества?
Васильковый взгляд моей собеседницы вновь заблестел слезами.
– А-а, значит, уже так – «моя». Не рано ли, княжна, вы смотрите на меня как на рабу свою?
– Господи, да о чем вы? – оторопела я. – Никакая вы мне не раба! Я только хочу получить у вас совет. Вы же опытная женщина, знаете мир вокруг, а я в нем всего несколько часов, как я могу в чем-то разобраться?
– Вы уже во всем прекрасно разобрались… – медленно и глухо произнесла Алевтина. – Вы выбрали Георга в мужья, а все остальное – отговорки. И Георг – он вас выбрал в жены! Я пыталась пройти в его покои, я хотела поговорить с ним – меня не пустили. Меня! – Она чуть не задохнулась, не находя слов. – Ну конечно, вы – из другого мира, вы – княжна, а я… А я – никто. И мне остается только уйти с дороги. Да, так я и сделаю. Но прежде я вам отдам самую большую ценность этого княжества! Филуману!
Я всерьез перепугалась за нее. Бедная девушка покрылась неровными красными пятнами – они расползлись и по липу, выступая из-под пудры, и по шее, и по роскошной груди. На висках у Алевтины проступили бисеринки пота, взгляд метался по комнате, тщательно избегая моего липа.
– Милая Алевтина, – как можно мягче и ласковей сказала я< я согласна принять от вас любой подарок, любые богатства мира, но только при одном условии: что вы не сделаете себе ничего плохого!
– Я? – Она хрипло рассмеялась. – Плохо же вы меня знаете, пришелица из другого мира! Держите!
И протянула мне на дрожащих ладонях темный, почти черный поясок, блеснувший тонким шитьем проволочных нитей.
Я взглянула на него с недоумением.
– Ну берите же! – визгливо закричала Алевтина.
И куда подавалась ее красота? Лицо искажено судорогой лютой ненависти, пот пополам со слезами стекает по щекам вместе с пудрой, орошает грязными каплями дорогое платье и прелестную грудь, крупная дрожь, сотрясающая Алевтину, уже похожа на конвульсии. Если это начало какого-то истерического или эпилептического припадка, то пора звать подмогу.
– Успокойтесь, уже взяла, – торопливо сообщила я Алевтине, беря поясок с ее ладоней.
Наступила тишина. Женщина с недоумением смотрела на свои протянутые вперед руки. Дрожь ее прекратилась, краснота перешла в пепельную бледность.
– Вы взяли Филуману? – с бесконечной усталостью спросила она.
– Да, но я готова ее вернуть вам немедленно или по первой же вашей просьбе, – успокаивающе сказала я, рассматривая поясок.
Вблизи он уже не казался таким простеньким и неброским. Наоборот, он переливался совершенно фантастическим образом. Весь из тонких металлических проволочек – почти нитей, – он напоминал свернувшуюся кольцом и затаившуюся змею. Почти каждая нить имела свой оттенок, но, когда перестаешь в них вглядываться, оказывается, что радужное мельтешение цветных волосков непостижимым образом сливается в один оттенок. Но и его невозможно удержать взглядом, потому что мягкие цветовые волны безостановочно переливаются из одной в другую по всей поверхности пояска.
Я осторожно погладила его гладкую и одновременно ребристую поверхность. Металлическое сплетение было теплым, на удивление легким. Не знаю уж, какова его денежная стоимость, но с эстетической точки зрения он, безусловно, представляет ценность немалую.
– Вы взяли Филуману, – безжизненно повторила Алевтина. – Примерьте ее.
Я поискала застежку у этого симпатичного пояска – застежки не было.
– Но как? – с недоумением спросила я Алевтину.
На талии у меня так называемая Филумана, может быть, и сошлась бы, но снизу ее не натянешь – бедра не пройдут, сверху тоже – плечи застрянут.
– Филумана надевается на шею, как ожерелье, – ничего не выражающим голосом пояснила Алевтина.
Ожерелье? Ну это вряд ли… Поясок, свисающий с шеи, не будет смотреться – как бы красив он ни был сам по себе.
– А вы попробуйте, – тускло произнесла дарительница.
