струями, но не гасил, а будто наоборот, разжигал. Из окон таверны рвались оранжевые языки, слышались крики. Впрочем, крики слышались отовсюду. Люди метались от дома к дому, из переулка в переулок и орали. Бросались друг на друга с кулаками, тесаками, палками и мечами, в этом месиве я не сразу понял, что послужило причиной бойни. Помешательство? Чары?
А затем причина все же явилась. Первые бездушный выскочил из-за угла прямо под копыта лошади Михаэля. Пронзительно заржав, кобыла встала на дыбы, клирик не удержался в седле — вылетел, упал в окрашенную кровью лужу. Бездушный протянул к нему руки и с тупым мычанием набросился. Михаэль успел дернуть меч из ножен и выставить перед собою, насадив на клинок шипящего горожанина. Бездушный яростно рычал и пытался дотянуться до глотки Михаэля, впиться в свежую плоть. На руках под посеревшей кожей бездушного пульсировали красные светящиеся прожилки вен — Дьяволово Семя давно завладело его телом, внушив жажду человеческого мяса.
Я спешился, и одним резким ударом отсек бездушному голову. Зараженных Семенем можно убить только так.
— Проклятье! Только Семени сейчас не хватало! — выпалил нагнавший нас Витор. Следом за ним появились Гюго и Николас.
— Судя по тому, что бездушные стали рвать людей на куски — Семя в городе давно. Ведь сперва они ведут себя тихо, как обычные люди, да и убивают редко, — заметил Николас. — Неужто местные церковники и инквизиторы не знали?
— Может и не знали. У них тут с чумой и порчами дел по горло, — буркнул Михаэль, скинув с себя обезглавленное тело.
Я помог Михаэлю подняться, благо кости у клирика оказались целы, и на ногах он стоял крепко.
— Езжайте к соборной площади, — сказал я. — Если флорентийский епископ не осёл, то должен собрать паладинов для создания Белого Круга. Езжайте, им сейчас понадобится помощь!
— А ты? — спросил Витор.
— Нагоню позже, у меня есть неотложное дело.
Мой отряд скрылся за завесой дождя, а я прыгнул в седло и рванул вниз по улице. Дважды мне пришлось останавливаться, чтобы расправиться с бездушными, преградившими путь. Дьяволовы марионетки обезумели от вида крови: бросались на людей, и рвали зубами любого, до кого могли дотянуться — чумных, здоровых, без разницы. Кровь текла по вымощенным дорожкам, мешаясь с грязной дождевой водой. С соседней улицы слышались звуки битвы. Только бы успеть!
В дом Селесты я ворвался с мечом в руках. Меня встретили темнота и сырость, а еще запах… Тошнотворно терпкий запах разложения.
— Селеста!
Ответом мне был неистовый стук дождя. Я зажег факел и взбежал вверх по лестнице. В спальне творился беспорядок: сундук перевернут, вещи выпотрошены, кровать разбита, тюфяк разрезан и вывернут. Кто бы это не сделал, он явно что-то искал.
Не теряя времени, я побежал в комнату, где работала Селеста, и застал схожую картину. Все перевернуто, медицинский инструмент валялся на полу рядом с двумя изуродованными мертвецами — это их тела источали трупный смрад. Я подошел к столу и не обнаружил ни одной записи или рабочего дневника, который вела Селеста. На полу я заметил знакомую сережку с изумрудом и красный след, оставленный чьей-то рукой. Кровь? Я растер ее пальцами, понюхал, лизнул.
Нет. Это киноварь.
Проклятый Бруно!
Я выскочил на улицу, растерянно озираясь, пытаясь понять, куда могли увезти Селесту. Дождь хлестал словно бичом, в его шуме послышалось:
— Ты найдеш — ш-ш-шь… Найдеш-ш-шь, Арон. Доверься мне…
Я обернулся, выискивая взглядом человека в черном плаще, но никого не увидел.
— Выходи, тварь! Хватит прятаться! — проорал я.
— Ты найдеш-ш-ш-шь… Церковь Санта-Мария-дель-Фьоре… — прошелестел дождь.
***
Из-под копыт лошади летели грязные брызги. Я с трудом разбирал дорогу: дома, заборы, мостовая — все черно и серо, все едино. Сдернул с себя насквозь промокший плащ и швырнул за спину. Сейчас он только мешал, сковывал движения и надоедливо лип к телу, словно черный саван. Я знал, что уже должен быть возле площади, но не слышал звуков битвы и не видел свечения Белого Круга. Неужто церковников перебили?
В конце улицы, будто призраки из дождливого мрака, появились всадники, преградив узкую дорогу. Четверо. Я натянул поводья, заставив коня перейти на шаг.
— Именем Святой Инквизиции! С дороги! — рыкнул я.
— Арон? — раздался знакомый голос. — Хвала всевышнему! Мы уж подумали, что ты увяз в какой-нибудь заварушке!
— Почему вы не на площади? И где Белый Круг? — спросил я, поравнявшись со своими.
— Там никого нет, — угрюмо бросил Витор. — Ни церковников, ни культистов. Никого. Даже бездушные, будто стороной площадь обходят.
Я кивнул своим мыслям. Действительно, чем ближе я прорывался к площади, тем меньше дьяволовых марионеток встречал на пути. Они словно вылезли из пролома в Бездну, а затем расползлись по городу. Но почему флорентийские церковники ничего не предприняли? Почему епископ не доложил в Рим, да и нашей работе способствовать отказался? И где, черт подери, его носит?
Ответ напрашивался сам собою. Сбежали. Одурманенные сладкими обещаниями Дьявола, предавшие веру и людей, они приложили руку к случившемуся, а потом сбежали. Досада и боль сковали душу, я чувствовал себя беспомощным, брошенным. Судя по угрюмым лицам соратников — они тоже все поняли. В этом прогнившем, наполненным смертью и отчаянием городе, мы остались одни.
— Едем на площадь, к церкви Санта-Мария-дель-Фьоре, — решил я. — Бруно там, и я готов поклясться, что он связан с дьявольщиной, что творится вокруг. Быть может, и епископа там встретим, — ухмыльнулся я.
Никто не стал задавать вопросов. Мы тронулись вверх по безлюдной улице, проехали ряды разоренных торговых лавок, свернули к фонтанам, а оттуда к центру огромной пустой площади, где возвышалась черная громадина Санта-Мария-дель-Фьоре. Сквозь сплошную стену дождя недостроенная церковь казалась выброшенным на берег левиафаном, чьи обглоданные ветром кости-балки торчали в разные стороны. Крыша имелась только над оконченным южным крылом, а остальную часть облепили строительные леса. Любой храм Господень должен стоять на святой земле, но здесь я не ощущал этой силы, от здания веяло могильным холодом.
Не сговариваясь, не проронив ни звука, мы вошли внутрь с оружием наготове. Я шел первым, братья держались поодаль, тихо ступая по скрипучему настилу из досок. Замыкали Николас и Гюго. Монах беззвучно шептал молитву, да все прихлебывал из своего бурдюка, который зажал в левой руке. В правой он держал изогнутый нож.
Кругом пустота и мрак. Ливень оглушающе стучал по мраморным плитам и доскам, стекал кривыми узорами по стенам, размазывая неоконченные фрески грязными извилистыми линиями. В шуме дождя я не сразу смог различить посторонние звуки. Я замер, прислушался, затем двинулся на звук. Из коридора по правую
