– Это Знак Бога, – спокойно кивнул Богдан. – Новый, чистый и неиспользованный.
– Тогда мне хотелось бы знать, как его можно использовать.
– Я уже говорил. Его необходимо запомнить до такой степени, чтобы можно было перенести на бумагу по памяти. Этот образ произведет в мозгу все необходимые изменения, и дальше человек сам поймет, что нужно делать. Это в общих чертах.
– Что значит – в общих? – Хильгер вынул руку из кармана, оставив там пистолет, которым секунду назад хотел воспользоваться.
– Если говорить о частностях, то необходимо во время запоминания произносить мантру, то есть создавать акустические колебания определенного перепада тонов.
– И что это за мантра?
– Разве я обещал вам ее сказать? – улыбнулся Богдан. – В меня уже, извините, стреляли. Я уже умный, хитрый, расчетливый. Знак будет срисован не кем-то, а мной. У нас с самого начала был такой уговор. Разве нет? Еще был уговор о том, что часть полученной энергии я использую на исполнение того желания, которое вы мне скажете.
– Черт! – выругался советник. – Вы всегда так просчитываете ходы?
– А что, по-вашему, позволило мне прожить пять тысяч лет?
– Резонно, – вздохнул Густав. – Какие условия вам нужны для запоминания Знака?
– Погодите, господин Хильгер, – сказал Богдан. – У меня есть для вас еще более выгодное предложение. Я могу вам назвать мантру в обмен на адрес штаба Дроздова. Тогда никому ни с кем не придется делиться энергией. Вы сможете использовать всю энергию этого Знака, а я, убив реципиента Дроздова, использую Знак, нарисованный им.
– И вы ради журавля в небе упустите синицу в руках? – спросил Хильгер по-русски, давая Богдану понять, что те, кто могут их подслушать, говорят по-немецки.
– Никакого журавля и никакой синицы, – по-русски же ответил Богдан. – Все дело в том, что, поделившись с вами энергией, я получу ее меньше. А учитывая, что у меня есть еще с кем ею поделиться, то мне предпочтительней использовать Знак целиком.
– А что вам мешает запомнить этот Знак и использовать всю энергию?
– Маленькая глупость, которую придумали боги. Проблема в том, что свойства фигуры таковы, что она безупречно ложится только в мозг того человека, который сдержал данные по ней обещания. Если я попробую вас обмануть, то не смогу использовать Знак. До обидного просто. Поэтому я готов отдать вам этот рисунок и мантру в обмен на адрес. Кстати, адрес также привязан к Знаку, так что не пытайтесь выдать мне липовый. Согласны? Синица-то остается у вас в руках.
– Согласен.
– Тогда выведите меня отсюда. В месте, которое покажется мне безопасным, я передам вам мантру, а вы мне адрес. Годится?
– Вполне, – кивнул Хильгер. – Подождите, сейчас вам принесут одежду. Ганс! Доставьте одежду, приготовленную для господина Громова.
Через десять минут Богдан облачился в роскошные шерстяные брюки, обул обитые изнутри мехом ботинки, надел сорочку, шерстяную жилетку и пиджак с начесом, а поверх накинул шарф и длинное шерстяное пальто. Дополнила наряд меховая шапка.
– Годится, – повел плечами Богдан. – Можно отправляться в путь.
В сопровождении Хильгера он спустился по лестнице и покинул резиденцию посла Шуленбурга. Советник открыл заднюю дверь «Мерседеса» и предложил Богдану садиться первым, затем устроился сам и захлопнул дверцу.
– Куда?
– Это зависит от того, где находится штаб Дроздова.
31 декабря 1938 года, суббота.
Москва. Сокольники
Павел сидел за столом и неотрывно глядел на керосиновую лампу, прикрученную к стене. Предчувствие неотвратимой беды было настолько отчетливым, что трудно было усидеть на месте – хотелось вскочить, бегать кругами по комнате и предпринимать другие, пусть и бесполезные действия. Но больше всего хотелось узнать, сколько керосина залито в лампу и есть ли спички в коробке.
«А чего я боюсь? – подумал он наконец. – Что мне мешает закрыть трюмо? Боюсь, что явится товарищ Дроздов и отшлепает за то, что я трогаю его мебель? Бред. У меня жизнь висит на волоске, а я думаю черт знает о чем. Заодно узнаю, подглядывают за мной в данный момент или нет».
Стаднюк решительно поднялся со стула и закрыл трюмо, повернув боковые зеркала внутрь. Прислушался. Ни торопливых шагов, ни поворота ключа в замке.
«Значит, они не круглыми сутками за мной наблюдают», – с облегчением подумал он, подбираясь к керосиновой лампе.
Снять ее с шурупа удалось без труда, да и коробок оказался полон, а вот керосина – кот наплакал. Это сводило на нет весь план Стаднюка. Если собираешься швырнуть в человека зажженной керосинкой с заранее отвинченным горлышком, то в ней должно быть достаточно горючей жидкости для того, чтобы он полыхнул с головы до ног. Иначе затея бессмысленна.
«Вот черт! – Павел повесил лампу на место и взобрался на кровать. – Чем же я буду драться с Дроздовым? Подушкой?»
Он схватил подушку и в сердцах запустил ее в угол комнаты. Что-то стукнуло об пол, и Стаднюк вспомнил, что в подушке был спрятан найденный в ящике стола патрон. Павел рухнул на четвереньки и, увидев патрон под стулом, торопливо подобрал его.
Поднявшись на ноги, Стаднюк обежал лихорадочным взглядом всю комнату.
«Было бы куда его сунуть! – вздохнул он. – Хотя бы какая-нибудь трубка… Хотя нет. Капсюль-то все равно нечем пробить…»
Он вновь глянул на лампу.
– Говорят, что под Новый год должны происходить чудеса, – прошептал он. – Надеяться на чудо глупо, но не воспользоваться им – еще глупее.
«В принципе, имея патрон и лампу с малым количеством керосина, можно устроить выстрел, – подумал Павел. – Надо только плотно зажать патрон в каком-нибудь станке, направить в нужную сторону и поднести под капсюль зажженную лампу».
Оставалось неизвестным лишь то, сколько времени потребуется на нагрев патрона до критической температуры воспламенения пороха. Идея древних фитильных ружей, которые стреляли в момент поднесения огня к запальному отверстию, не подходила ввиду отсутствия такового. Сделать же пропил в гильзе было нечем.
«Если выкрутить пламя на полную, – прикинул Павел, – то до выстрела пройдет секунд десять. Может, пятнадцать. Значит, услышав шаги Дроздова по лестнице, я успею зажечь лампу и поставить ее под патрон, направленный пулей на дверь. Около десяти секунд Дроздов идет от лестницы до двери и около пяти секунд уходит на отпирание замка. Только бы патрон не выстрелил раньше!»
Оставалось придумать, в чем закрепить патрон. Стальная трубка, через которую проходили провода в ночнике на трюмо, была изогнутой, и выровнять ее не представлялось возможным. Павел внимательно осмотрел кровать, стол и стул. В принципе, если хватит времени, можно попытаться самим патроном, используя острые кромки гильзы, провертеть в спинке стула дыру по калибру. Закрепить же патрон в отверстии можно тем же шурупом, на котором держится лампа.
