«Ребенка пригласил, а накормить нечем, – сокрушенно подумал я, – отец, блин, хренов…»
Полез в морозилку. Отыскались пачка сосисок и пакетик картошки фри. И, довольный, – к плите, думая, с чего бы начать.
К тому моменту на кухню пришла Бетти.
– Что, опять волосы покрасила? – спросил, не оборачиваясь.
– Яуж думала, не заметишь! – дочка хотела сначала обидеться, но потом передумала: – Позавчера. Тебе нравится?
Оглянулся – те играли на свету, переливались, завораживали.
– Правится, – честно ответил я. Бетти стеснительно улыбнулась, встала в нерешительности возле холодильника. – Тебе очень идет!
Бетти засмущалась, зарумянилась.
– А сходи-ка в гостиную, принцесса… – намекнул я, – глянь там, на диване…
Дочь взглянула с хитринкой и ушла. Следом раздался радостный визг, Бетти прибежала вместе с гитарой. Лицо сияет, глаза счастливые.
– Господи, пап! Спасибо тебе! Спасибо! Ты у меня самый лучший! – задыхаясь от нахлынувших эмоций, благодарила она.
– Не за что, – и высыпал сосиски в кастрюлю с водой, включил конфорку. – Я просто слышал, что вы там группу создаете… вот и решил…
– Откуда ты узнал? – оборвала Бетти, насторожившись.
– А в школу тайком наведался. Ты давай пока подарок отложи да за стол садись…
– И все-таки… как? – не унималась дочь.
– Да у ребят каких-то подслушал у раздевалки. У них это главная тема была, – и, вскрывая пакет с картошкой: – Про тебя много говорили… парням, смотрю, нравишься очень…
Бетти некоторое время молчала, словно это интересовало меньше всего, а потом задала очень болезненный и неприятный вопрос:
– Пап, а ты маму до сих пор любишь?
Я застыл. Услышать такое от дочери – честно сказать, полная неожиданност ь.
– Вопрос, конечно, ты мне… – и, потемнев внутренне, попробовал ответить: – Не знаю, Бетти… Правда не знаю…
Та погрустнела, рассматривая гитарный гриф.
– И зачем вы расходились?.. – спросила Бетти печальным голосом. – Все могло быть нормально, как у всех… Совместные завтраки, ужины, походы куда-нибудь… Зачем, пап? Скажи?..
Задумался, вздохнул.
– Так бывает… – ответил и глянул на нее. Бетти с какой-то грустью и непониманием посмотрела на меня, ожидая, что скажу дальше: – Некоторые характерами не сходятся, другие – не уживаются, не умеют уступать, слушать… Много тому причин, сама знаешь, немаленькая уже. Оттуда и ссоры, и обиды, и скандалы и… расставания…
– А кто из вас не умел уступать?
Чуть помолчал и признался:
– Мама твоя. Я всегда шел ей навстречу, а она… Она не хотела этого. Но ты ее не вини: в разрыве никогда не бывает одного виноватого – всегда оба. Так уж жизнь устроена человеческая. Все непросто…
Бетти опустила глаза и, удрученно вздохнув, отвернулась.
Однако мы оказались далеко не единственными, кто хотел умчаться на вертолете из Горизонта-26 в самый разгар боя с бесноватыми морфами. Главными конкурентами оказались ренегаты – те самые люди в серебристо-черных доспехах, повстречавшиеся нам с Айсом у ворот научного комплекса. Их маленькая группа численностью около десяти человек, прячась от вертких захватчиков за растерзанными дымящимися БТРами и кучами обломков, утайкой, словно ночные грабители, перетаскивала пожитки внутрь вертолета, даже и не подозревая о нашем присутствии. Погрузив пожитки, два ренегата что-то сообщили друг другу жестами, подняли четыре канистры и под прикрытием остальных принялись впопыхах заправлять вертолет, проливая нещадное количество бесценного топлива. И делали это настолько быстро и неаккуратно, что чуть не привлекли внимание морфа неподалеку, увлеченно раскапывающего завалы в поисках что-нибудь съестного. Тот, или почуяв резкий запах авиационного бензина, или услышав негромкий плеск, вытянул морду, отвлекаясь от раскопок, и медленно-медленно, как пантера, пополз к людям, шумящим где-то за обгорелой техникой. Но взрыв, грянувший из пылающего ангара позади, все-таки вынудил повернуть, и морф, грозно прохрипев, с разбега прыгнул в пекло, тотчас забывая про потенциальную добычу. И лишь тогда, когда он не показался ни через минуту, ни через пять, группа продолжила подготовку к отлету.
Пару мгновений проследив за действиями ренегатов, Айс бесшумно спрыгнул с бетонной перекладины с торчащими арматурами, завалившейся на башню сильно помятого и ободранного бронетранспортера, и незамедлительно отчитался:
– Двоих-то сниму по-тихому без проблем, – повернулся и сверкнул ледяными глазами, – но остальные уже внутри – никак не достану, а времени в обрез – скоро будут взлетать. Что будем делать, господа?
– И незаметно к ним не подойдешь, – подметил я и, задумчиво вздохнув, выглянул из-за пробитого толстого колеса: впереди дорога, усеянная огненными обломками, стеклами, слева – горящие здания, набитые морфами, справа – и вовсе открытая перепаханная местность с поваленными столбами. – Постреляют всех к чертовой матери.
Бетти занервничала, плотнее закрылась накидкой, опустила глаза, как-то обреченно вздохнула, будто произнесенное мной звучало для всех нас как приговор.
– А я предлагаю их выкурить на хрен парочкой взрывов! – выступил со смелым заявлением Марк, поднимая трофейный лук, раздобытый по пути.
Я и Айс как-то косо посмотрели на него, хмыкнули, не особо принимая в расчет эту идею, показавшуюся абсурдной и чрезмерно опасной.
– А че? – возмутился тот, так и не заручившись поддержкой. – По-моему, выйдет отлично. Ну не напролом же к ним рваться-то, в самом деле? А? Ребят?..
– Может, все-таки попробуем, отец? Айс?.. – уточнила Бетти, набросив капюшон. – Они ведь улетят сейчас…
Мы помолчали, размышляя.
– Выкурить, говоришь… – после нескольких секунд тишины промолвил я, поглядывая на вертолет, а потом стряхнул пепел с головы и продолжил: – Это, конечно, хорошо, только можем морфов привлечь…
– А это нам как раз и нужно! – вдруг всполошился Марк, потом порывисто вскочил, вытянул из найденного колчана разрывную стрелу. Глаза жутко горели, нос жадно втягивал воздух. И озвучил план: – Поступим вот как: Айс, ты дуй наверх и жди команды – будешь сейчас снайперские навыки демонстрировать, Сид, Бетти, – вы рядом со мной стойте, ну а я буду наводить шумиху. Очень надеюсь, что все получится…
